Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

ross_alek_industrii_budushchego

.pdf
Скачиваний:
6
Добавлен:
17.01.2021
Размер:
1.7 Mб
Скачать

Для прорыва в области наук о жизни необходимы три вещи: великие ученые, масштабное финансирование исследований, а также рынок венчурного капитала, способный превратить научные достижения в коммерческую продукцию.

Основная причина того, почему сегодня Соединенные Штаты возглавляют список, это то, что ведущие ученые мира по-прежнему валом валят в американские университеты. Каждый восьмой наиболее часто цитируемый ученый родился в развивающейся стране, но 80 % из них сегодня живут в развитых государствах. Система американских университетов предлагает иностранным исследователям множество возможностей, которых у них нет дома. Результаты опроса 17 тысяч ученых в 16 странах показали, что зарубежные исследователи мигрируют по двум причинам: чтобы улучшить свои карьерные перспективы и присоединиться к выдающимся исследовательским группам. У Соединенных Штатов хорошо обстоит дело и с тем, и с другим, и это окупается. Научные департаменты США доминируют в любой авторитетной мировой рейтинговой системе. Соединенные Штаты – главное направление для иностранных ученых почти что из каждой страны.

Но несмотря на все это доминирование в сфере культивации мозгов и научных достижений, Соединенные Штаты необязательно навсегда сохранят свое лидерство. Пожалуй, ни один другой исследовательский проект в течение моей жизни не стимулировал больше научных открытий, чем проект «Геном человека», который собрал вместе ученых со всего мира – в команде НИЗ были граждане Австралии, Великобритании и Франции. Это были ученые из известных, авторитетных университетов. Но когда Билл Клинтон объявил о черновике, созданном Проектом, ему также хватило предусмотрительности упомянуть группу, вклад которой составлял лишь примерно 1 % работы над секвенированием: Пекинский геномный институт.

За 15 лет великой геномной гонки Китай стал лидером исследований в этой области. Тот однопроцентный вклад остался в прошлом, и Пекинский геномный институт (теперь называемый ПГИ) является в настоящее время крупнейшим центром геномных исследований в мире, и аппаратов для секвенирования там больше, чем на всей территории Соединенных Штатов. Некоторые из его исследователей начали обсуждать возможность того, чтобы в конечном итоге секвенировать геном почти каждого ребенка в Китае.

С 1998 года объемы финансирования исследований и разработок в стране выросли втрое. В то время как доля США в развитии глобальных исследований уменьшилась с 37 до 30 %, доля Китая за последнее десятилетие увеличилась с примерно 2 до 14,5 %. Учитывая, что почти 2 % колоссального ВВП Китая теперь идет на научные разработки, у него появилось статистическое преимущество над Европой, и Соединенным Штатам придется попотеть, чтобы сохранить ведущую позицию.

Инвестиции Китая растут, а вот вклад США в последние годы фактически опустился ниже уровня 2008 года – это затяжной побочный эффект снижения исследовательских бюджетов после финансового кризиса. В дополнение к невыплаченным кредитам и безработице безответственное поведение в секторе финансовых услуг привело к сокращению финансирования исследований рака.

Соединенные Штаты – второй по величине источник научных и инженерных академических статей (если считать 28 стран Европейского союза единым блоком), и их вклад достигает четверти мирового. Но эти цифры в США в течение всего последнего десятилетия снижались. А вот вклад Китая стремительно вырос – с 3 до 11 %, – и теперь он становится третьим в мире по величине источником научных статей.

Финансирование разработок и научные статьи, представляющие интеллектуальную основу исследований, – это кирпичи, из которых складываются открытия новых лекарств от рака и медицинские достижения, способные коренным образом изменить человеческую жизнь.

Такая стратегия родилась в верхушке китайского правительства. Государственный совет Китая назвал геномные исследования экономическим фундаментом своих промышленных амбиций в ХХI веке. За три года правительство успешно привлекло 80 тысяч

китайцев, получивших научное образование на Западе, обратно в Китай.

Китайские правительственные чиновники и бизнесмены, с которыми я беседовал на эту тему, обрисовывают ситуацию в чисто стратегическом ключе. Они считают, что упустили преимущества, связанные с новаторством в интернете. Один генеральный директор китайской фирмы сказал мне, что, по его мнению, богатство и власть, которые принес с собой статус центра коммерциализации интернета, продлили господство Америки как супердержавы на десять лет. Многие из самых влиятельных китайских лидеров считают, что геномика – это новая промышленность на триллион долларов, и они полны решимости встать у ее руля. Одна из возможностей, которые они пристально изучают, относится к процессу разработки лекарств в Соединенных Штатах. Если FDA не изменит свою процедуру разработки медикаментов, чтобы ускорить появление персонализированных лекарственных средств (которые стали реальностью благодаря генетическому секвенированию, как описали Луис Диас и Лукас Уортман), то пациенты, возможно, начнут уезжать за индивидуализированным лечением за границу (и возможно, в Китай).

Двигателем китайской стратегии стали компании и институты, такие как ПГИ, которые существуют в пограничной зоне между государством и частным сектором. Номинально это частные организации, но они накачаны капиталом и одарены поддержкой со стороны центральных властей Китая, которые решительно настроены способствовать их успеху во имя пользы стране. В 2010 году ПГИ получил кредитную линию в 1,58 миллиарда долларов от Китайского банка развития. Сегодня финансирование ПГИ поступает из самых различных источников, хотя их трудно проверить. Крупная категория доходов – «анонимные пожертвования». Средства добываются и путем предоставления анализа данных фармацевтическим компаниям, и секвенированием геномов для исследователей и частных лиц; кроме того, деньги поступают из муниципальных и федеральных государственных учреждений. ПГИ также извлекает выгоду из низких затрат на рабочую силу тысяч своих сотрудников, которые в среднем зарабатывают всего около полутора тысяч долларов в месяц.

Я думаю, что конкуренция из Китая – это на самом деле хорошо. Проект генома человека продвигался так быстро, потому что один из его отчаянных исследователей, Крейг Вентер, подал в отставку, чтобы создать конкурирующую компанию. Я также думаю, что чем больше капитала вливается в фундаментальные исследования в области геномики, тем быстрее мы увидим результаты, которые принесут пользу людям во всем мире. ПГИ ведет себя очень открыто и дальновидно по сравнению с китайскими интернет-компаниями, с первых же дней позиционирует себя как глобальную организацию. Некоторые из его проектов с некитайскими партнерами приносят лишь пользу, в том числе сотрудничество с американской некоммерческой организацией Autism Speaks – это проект секвенирования ДНК десяти тысяч людей, в семьях которых есть аутисты.

Что касается остального мира, тут история неоднозначна. В научном плане Европа сегодня тоже видна на карте генетических исследований, но ей далеко до Китая или Соединенных Штатов в области коммерциализации. Ведущие ученые из Индии, Латинской Америки и других регионов, как правило, в конечном итоге оказываются в университетах или компаниях США, даже если физически остаются в своих странах.

Лучшим примером того, как не нужно позиционировать страну по отношению к отрасли будущего, служит Россия – по причинам, которые уходят корнями к началу холодной войны. Советские лидеры ценили узкий круг научно-исследовательских областей. Хотя советская система производила огромное количество ученых, их работу определяли политические и военные приоритеты правительства. Большая космическая гонка привела к важнейшим открытиям как в Соединенных Штатах, так и в Советском Союзе, но в то же время научные изыскания СССР были отягощены идеологией режима.

Иллюстрацией может быть Трофим Лысенко – ученый, который поднялся по служебной лестнице в период сталинского режима. Лысенко выступал против генетики, считая ее «буржуазной лженаукой». Он полагал, что характеристики организмов формирует

среда их обитания и эти характеристики передаются потомству. По научному мнению Лысенко, если сорвать все листья с дерева, то следующее поколение деревьев тоже вырастет безлистным – на удивление марксистско-ленинский подход к науке.

Лысенко убедил советскую Академию сельского хозяйства в том, что изучение генетики пагубно для страны и для идеи, поэтому школы изъяли все отсылки к генетике из книг и учебных планов. Советским ученым пришлось потакать ему, публикуя статьи с абсурдными результатами, созвучные теории Лысенко. Те, кто разделял его исследовательские взгляды, получали финансирование и научные награды. Ученые, несогласные с Лысенко, подвергались репрессиям.

Отсутствие какой-либо значимой деятельности в области геномики в сегодняшней России – это эхо лысенковщины. Его позиция была официально закреплена советскими законами в 1948 году, и менделевская генетика снова появилась в советских учебных программах лишь много лет спустя, в 1960-е годы. Первое «этнически русское» секвенирование генома произошло только в 2010 году на оборудовании, приобретенном у Соединенных Штатов и ПГИ.

Инновации для каждого

Значительная часть инноваций в области наук о жизни, которая приходит из Китая, Европы и США, изначально приносит пользу наиболее состоятельным семьям и обществам. Технологии вроде генетического секвенирования предлагают захватывающие новые возможности таким людям, как Лукас Уортман, но во всем мире миллионы погибают из-за недугов, развитие которых можно было бы предотвратить, лишь потому, что не имеют доступа к самым обычным медицинским знаниям или способам лечения.

Пока крейги вентеры мира гонятся за кардинальными прорывами, другие ищут возможность использовать расцветающую в развивающихся странах телекоммуникационную инфраструктуру для более качественного обеспечения повседневной врачебной помощи. Доступность медицинских услуг никогда не будет равной для всех, но новаторские инициативы по распространению медицинского обслуживания за рамки социально-экономических границ начинают пускать корни и значительно улучшать качество человеческой жизни.

Это сделала возможным мобильная связь. Мобильные телефоны есть у шести миллиардов из семи живущих на Земле – это больше, чем количество людей, у которых есть туалет. Во время своих путешествий по Африке и малообеспеченным регионам Юго-Восточной Азии я видел программы для мобильных телефонов, которые доказали свою эффективность в ряде вопросов, связанных со здравоохранением: диагностике, мониторинге заболеваний и соблюдении режима лечения, профессиональной помощи общественным медицинским работникам, – а также программы содействия образованию и распространению информации. Мобильники хорошо подходят для этих функций, так как люди берут телефоны с собой повсюду и на них легко настроить приложения специального назначения. Такие приложения могут дать доступ к разным опциям телефона (например камере) и стандартным приложениям (электронной почте, календарю и списку контактов). Телефоны смогут устанавливать беспроводную связь с такими устройствами, как приборы для наблюдения за кровяным давлением, электрокардиографы и другие средства мониторинга. Мобильный телефон пока еще не может секвенировать геном, но его можно использовать, чтобы взять пробу крови и передать данные в лабораторию на другом конце мира.

Один из наиболее интересных способов использования мобильной связи для решения проблем со здоровьем в развивающихся странах предложила компания Medic Mobile . Я познакомился с ее 27-летним генеральным директором Джошем Несбитом, когда мы были в джунглях Колумбии, последнем оплоте боевиков ФАРК. Джоша мы привезли с собой в рамках программы сотрудничества Государственного департамента с колумбийскими военными, он обучал заинтересованные стороны тому, как мобильные устройства можно

использовать для составления карты мин, тем самым уменьшая количество ранений и смертей.

Будучи студентом Стэнфордского университета, Джош работал в больнице святого Гавриила в сельской глубинке Малави, одной из беднейших стран мира. Там его поразило то, сколь многим из пациентов приходилось преодолевать огромные расстояния ради простых процедур. Поездка к врачу часто означала стомильный крюк в больницу. Общественные работники здравоохранения проходили десятки миль, чтобы сдать рукописные отчеты. Он также заметил, что качество мобильной связи в бедной сельской местности Малави было лучше, чем в Калифорнии. В этом нет ничего удивительного. Всемирная организация здравоохранения утверждает, что в 57 развивающихся странах (36 из них в Африке) не хватает 4,3 миллиона медицинских работников. В то же время мобильные телекоммуникации охватили большую часть континента. Джош мысленно провел параллель и решил, что использование этой мобильной инфраструктуры станет главной целью Medic Mobile .

Джош вернулся в больницу святого Гавриила и создал программу оснащения 75 медицинских работников больницы мобильными телефонами и обучения тому, как использовать телефоны, чтобы собирать ответы пациентов о ходе болезни и контролировать, насколько хорошо пациенты придерживались предписанного курса лечения. Пилотная программа сэкономила более двух тысяч часов времени медицинских работников и удвоила возможности больничной программы лечения туберкулеза.

Сегодня главным проектом Джоша и Medic Mobile стали попытки разработать инструмент, который бы использовал свет и камеру на мобильном телефоне для диагностики малярии и туберкулеза и стоил меньше 15 долларов. Через десять лет, по утверждению Джоша, «появится много новых типов медицинских работников, и все они будут опираться на мобильные технологии. Системы здравоохранения станут децентрализованными, местными и будут сосредоточены на профилактике». Он добавляет: «Равноправия в отношении здоровья станет больше, и самую ощутимую пользу принесет предоставление базовых услуг наиболее труднодоступным общинам. Первичная медико-санитарная информация будет бесплатной для каждой семьи, процентов с нее не будут получать ни правительства, ни операторы мобильной связи. Появятся вакцины от малярии и других смертельных заболеваний, и мобильные технологии сыграют решающую роль в их доступности для всех».

Десятки программ мобильного здравоохранения, подобных детищу Джоша, прошли пилотную стадию за последние пять лет – с тех пор как мобильные сети начали покрывать Африканский континент и распространенность телефонов резко подскочила. Кенийская компания Shimba Technologies разработала мобильный медицинский справочник и «приложение знаний» «МедАфрика» для решения проблем со здоровьем в своей родной стране, где на 40 миллионов человек приходится всего семь тысяч сертифицированных врачей. По данным Всемирного банка, соотношение врачей на 1000 человек в Кении держится на уровне 0,2; показатель Соединенных Штатов превосходит эту отметку более чем в десять раз – 2,4 по состоянию на 2010 год.

Для решения проблемы дефицита врачей в Shimba тоже решили задействовать сотовые телефоны, поскольку 93 % кенийцев пользуются мобильниками. В приложении есть функция проверки симптомов, информация об оказании первой помощи, реестры докторов, локатор больниц и система оповещения. В стране с обширной сельской площадью и ограниченным доступом к врачебной помощи «МедАфрика» предлагает любому кенийцу, у которого есть мобильный телефон, новый способ получить хоть какой-то уход, принося деревенским жителям по всей стране медицинские знания.

Что касается более узконаправленных усилий: аспирант МТИ основал EyeNetra – компанию, которая поможет обеспечить оптометрией более чем два миллиарда человек в развивающихся странах, не имеющих возможности пройти офтальмологический тест. В EyeNetra придумали, как установить на смартфон пластиковую линзу, которая называется

«окуляр». Пациент смотрит через окуляр, который подключается к приложению, способному диагностировать близорукость, дальнозоркость и астигматизм и по мере необходимости прописать корректирующие линзы. Это позволяет обойтись без поездки к врачу и использования машины-авторефрактора стоимостью в 45 тысяч долларов. Вскоре после открытия компания успешно провела более 30 тысяч тестов и получила семь миллионов долларов венчурного капитала от легендарного финансиста Винода Хослы, что позволило ей расширить масштабы работы.

Вот оно, будущее здравоохранения в сельской местности. Для почти любой части тела или какой-либо болезни есть свой предприниматель, который думает о том, как можно применить мобильные технологии, чтобы сократить разрыв в доступе к медицинским услугам. Компании, которые добьются успеха в науках о жизни в течение ближайших 20 лет, будут использовать технологию расширения спектра мобильных технологий и принесут более качественную и полную медицинскую помощь во все уголки Земли.

Более обширное использование связи в мире также приведет к появлению новых возможностей для медицинской специализации и глобализует цепочку определения диагнозов. Д-р Дебора Шрэг, руководитель Отделения наук в области народонаселения и медицинской онкологии в институте Дана-Фарбер – Гарвардском онкологическом центре, считает, что реальной экономии и продуктивности можно добиться, если привлечь к делу таланты сельских жителей таких мест, как Бангладеш, многим из которых не удалось завершить среднее образование, а о четырехлетнем обучении на врача и мечтать не приходилось.

Наши тела – это сложные механизмы. У нас 78 органов, 206 костей и 640 мышц, не говоря уже о примерно 25 000 генов. Для того чтобы всесторонне понимать человеческое тело, медицинское образование просто необходимо. В то время как мы традиционно обучаем наших врачей быть специалистами по всему телу, Шрэг задает простой вопрос: нельзя ли разделить эти знания и сделать целую деревню на другом конце света мировыми экспертами по одной части тела или одной конкретной болезни?

Шрэг предлагает в качестве иллюстрации рассмотреть рак молочной железы. Женщины проходят обследование с помощью маммографии, и врачи ставят диагноз. Но маммографию на самом деле легко интерпретировать, и вполне вероятно, что этому можно обучить более низкооплачиваемых сотрудников где-то в мире. Они могли бы просмотреть десятки снимков груди и научиться классифицировать результаты в соответствии с Базой данных и отчетов о снимках груди от отрицательного до определенной злокачественной опухоли, подтвержденной биопсией. Или они могли бы научиться распознавать отклонения от нормы, помечать для дальнейшего рассмотрения и передавать дело белым халатам.

Агрегирование информации и создание плана лечения по-прежнему будут требовать знаний, полученных во время учебы в медицинском вузе, ординатуры и интернатуры. Специалисты продолжат существовать, но их время можно было бы использовать с большей пользой. Они бы сосредоточивались на особых случаях, требующих лечения, а не копались в груде обычных результатов. Конечно, есть также вероятность того, что в процессе наступающего бума автоматизации эту самую работу по идентификации поручат роботам, а не людям.

Так что же это означает для женщины, которая придет в клинику пройти ежегодную маммографию? Это означает более быстрое и более дешевое обслуживание. Ей все равно придется записаться на прием, заполнить страховочную и медицинскую справочную документацию, пройти обследование и дождаться рассмотрения его результатов. Но время ожидания будет короче, а счет – меньше. Большинство медицинских страховых компаний платят за маммографию около 170 долларов, а незастрахованные женщины отдают в среднем по 102 доллара. Привлекая к отфильтровыванию снимков без патологий недорогих экспертов по конкретному вопросу, мы могли бы добиться снижения этих цен.

Это еще один аспект инноваций: хотя в общем и целом именно богачи получают наибольшую выгоду в краткосрочной перспективе, инновации обычно дешевеют с течением

времени и распространяются на более широкие слои населения. Если значительно уменьшить стоимость маммографии, это обследование станет доступным для большего числа женщин. По крайней мере, на это можно надеяться.

Хотя подобные идеи могли бы в итоге сэкономить медицинским работникам и пациентам деньги, их трудно реализовать. Мало того что это сложно и дорого – выбрать и обучить нетрадиционную рабочую силу; к тому же еще медицинские учреждения и пациенты должны согласиться с такими порядками и верить в них. Представьте, что однажды утром вы, ваша жена или мать находите шишку в груди. Вы спешите к врачу, чтобы провериться. Через 15 минут после теста медсестра выходит и говорит вам, что эксперты по раку молочной железы – не врачи, заметьте, – сказали, что все в порядке. Можете идти. Многие люди, обоснованно или нет, захотят услышать второе мнение. Я точно захотел бы.

До тех пор пока практика удаленной фильтрации снимков не войдет в колею, больницам придется научиться поддерживать доверие пациентов и членов их семей, а это непросто. У этой инновации есть не только преимущества. Есть и отчетливые недостатки. Тем не менее американское общество уже принимало аналогичные изменения в прошлом. Подумайте о том, как медперсонал стал выполнять многие процедуры, такие как прививки, которые в прошлом делали только врачи.

Принятие новой технологии возникает тогда, когда простота в использовании, финансовая экономия и доверие объединяются, чтобы способствовать движению в сторону перемен.

Все, что мы знаем о науках о жизни, скоро изменится

Доктор Дэвис был прав. Сегодняшняя ситуация с геномикой очень похожа на то, что началось в 1994 году с появлением коммерческого интернета. Геномика окажет большее влияние на наше здоровье, чем любая другая инновация ХХ века. Мы будем жить дольше, но наша жизнь станет более сложной, поскольку у нас на руках окажется больше информации и больше вариантов выбора. Мы узнаем о биологии того, кто мы и что мы такое, столько, сколько сегодня даже представить себе не можем.

Сопровождать и поддерживать развитие геномики будут коммуникационные технологии – те, что соединяют нас с информацией и друг с другом. Они становятся всё более мощными и всё менее дорогими. Первыми пользу от инноваций получат богатые любители черники, но процесс внедрения этих достижений вглубь и вширь в различных обществах, похоже, займет лишь 20 лет, и большинство людей, читающих эту книгу, скорее всего, застанет это время.

То, насколько огромное количество информации находится от нас на расстоянии вытянутой руки, напоминает мне о словах Марка Твена из «Жизни на Миссисипи»: «Все-таки в науке есть что-то захватывающее. Вложишь какое-то пустяковое количество

фактов, а берешь колоссальный дивиденд в виде умозаключений»1. Науки о жизни – это как раз такая сфера, где мы до сих пор жили с пустяковым количеством фактов относительно того, что будет доступно нам всего через несколько коротких лет. Наблюдение Твена станет историей, когда мы в течение следующих 20 лет узнаем о себе больше, чем все то, что узнали на протяжении веков до этого. Геномика станет отраслью на триллион долларов, она продлит людям жизнь и почти устранит болезни, которые сейчас убивают сотни тысяч в год.

Глава третья Программирование денег, рынков и доверия

1 Пер. Риты Райт-Ковалевой.

Существует ли алгоритм доверия? Новые пути обмена товарами и услугами вносят изменения в договор между корпорациями, гражданином и государством.

Когда я был ребенком, деньгами назывались бумажки и металлические кружочки, которые носили в кошельке. Чтобы что-то купить, надо было пойти в магазин, поговорить с кассиром, вынуть кошелек и отдать банкноты. До сих пор помню потертый коричневый кожаный бумажник отца. Даже будучи ребенком, я понимал его важность. Из этого бумажника отец платил за ужин – или за сладости для меня. Его размером определялось течение каждой недели и каждого дня. Когда мы ехали в отпуск, он разбухал от возможностей. Когда он худел, наставала пора отправляться домой.

Очень долгое время деньги имели в первую очередь физическую природу – их можно было подержать в руке, взвесить. Многие из мировых валют в самих своих названиях отражают понятие о деньгах как о чем-то осязаемом. «Песо», израильский «шекель» и британский «фунт» – все эти слова образованы от терминов, обозначающих массу. «Рубль» происходит от древнерусского «рубити» – рубить, резать, отсекать, – потому что изначально металлическая валюта представляла собой серебряные слитки, от которых отрубался необходимый кусок. Вот более наглядный пример: в фильме «Славные парни» есть сцена, где жена гангстера Генри Хилла, которую играет Лоррейн Бракко, просит у него денег на покупки. Он спрашивает ее, сколько ей нужно, а она поднимает большой и указательный пальцы, разведя их на несколько дюймов, и говорит: «Вот столько», и Генри дает ей стопку наличных.

Но в последние полвека современная финансовая система разработала целый ряд вспомогательных средств, которые позволили нам отойти от физических наличных денег. Как и многие другие взрослые, поступив в колледж, я получил свою первую кредитную карточку. Когда я начал путешествовать, то брал с собой дорожные чеки. Банкоматы – изобретенные в конце 1960-х, но ставшие популярными лишь в 1980-х – подарили нам возможность доступа к деньгам без участия банковского кассира. Все, что требовалось, – это карта и пин-код. С тех пор, точно так же как и в робототехнике, и в науках о жизни, перемены наступали все стремительнее. В середине-конце 1990-х годов начал развиваться онлайн-банкинг. В 1995-м появился eBay – рынок, на котором потребители общаются без посредников. Сервис онлайн-платежей PayPal был создан в 1999 году. Сегодня цифровой банкинг фактически доминирует в развитых странах, равно как и мобильный банкинг, пришедший вместе с повсеместным внедрением сотовых телефонов. Более половины взрослых американцев используют мобильные банки, а на мировом уровне им пользуются более полумиллиарда человек. К 2017 году эта цифра вырастет до миллиарда. Для таких клиентов мобильный телефон устраняет нужду в банкоматах так же, как банкоматы устранили нужду в банковских кассирах. Банк теперь – это телефон, и меня даже раздражает, когда приходиться рыться в комоде, чтобы найти чековую книжку и выписать чек, – это прямо какой-то ХХ век!

Во времена моего детства у богачей были стопки наличных денег и толстые кошельки. Сегодня самые богатые люди – и все чаще и чаще остальные тоже – практически не используют кошельки или заводят виртуальные. В течение ближайших 20 лет, пока наши геномы будут декодироваться, наши деньги будут кодироваться – их начнут разбивать на единички и нули и загружать в мощные шифровальные аппараты. Мы все еще только открываем возможности, которые предлагает цифровая валюта. Но кодификация денег, рынков, платежей и доверия – это новая важная точка поворота в истории финансовых услуг. Понимать то, что это значит для вас и вашего бизнеса, будет крайне важно – независимо от того, водопроводчик вы или генеральный директор компании из списка Fortune 500 .

Закодированные деньги в квадрате

Чтобы понять, что принесет кодификация денег, я отправился побеседовать с Джеком

Дорси. 39-летний Джек представляет собой квинтэссенцию предпринимателя. Он был одним из основателей Twitter – компании, которая произвела революцию в сфере связи. И по-прежнему будучи одним из главных лиц сети Twitter , он основал вторую компанию, Square («Квадрат»), цель которой заключается в кардинальном изменении того, как мы используем деньги. Джек, генеральный директор Square и генеральный директор Twitter на момент написания этой главы, – истинный провидец. Он чутко улавливает самые новые тенденции и самые амбициозные идеи мира технологий и все же умудряется оставаться в душе милым, учтивым уроженцем Миссури. Мы встретились в новом офисе Square в Сан-Франциско, в районе Мид-Маркет, и Джек тут же начал говорить об идеях, на которых основана компания, и о своих ожиданиях по поводу будущего коммерции.

Изначально Джек надеялся в рамках проекта Square изобрести способ проводить повседневные платежи с устройства, которое становится еще более ценным, чем наши кошельки: мобильного телефона. Каждое утро, выходя за порог, я хлопаю себя по карманам, проверяя, не забыл ли три самые важные вещи, которые мне нужны, чтобы с пользой провести день. Кошелек отправляется в левый задний карман. Ключи – в правый передний. Левый передний зарезервирован для телефона. Джек хочет сделать так, чтобы бумажник можно было оставить дома.

Square позволяет клиентам платить (а торговцам – поставлять товар) через телефон или планшет. Первая версия представляла собой маленькое белое квадратное устройство, которое можно было вставить в телефон для обработки платежа по кредитной карте – требовалось просто провести карту через считыватель на квадрате. Новые версии Square обходятся даже без одноименного квадратного блока. Все, что от вас требуется, – это дать кассиру просканировать свой телефон; открывать кошелек вовсе не нужно. Многие известные компании, стремясь сократить время ожидания клиентов, ввели у себя эту технологию. Зайдите в любой «Старбакс» и посмотрите, как один за другим любители кофе используют Square , чтобы как можно быстрее забежать и выбежать обратно с новой дозой кофеина.

Square создали благодаря неудачной сделке. Джим Маккелви, соучредитель компании, – предприниматель и стекольщик. Среди прочих проектов – написания учебников по программированию, работы в IBM , цифрового издательства – Маккелви основал нишевую стеклодувную компанию. Компания делала стеклянные смесители мирового класса, но это не спасло Джима от упущенной сделки на две тысячи долларов, потому что у него не оказалось технической возможности принять кредитную карту American Express .

В начале 2009 года Джим поделился этой историей со своим старым другом Джеком. Как раз тогда Джек собирался перестать проводить в Twitter полный рабочий день, поскольку хотел отправиться на поиски новых возможностей. Оба были удивлены тому, насколько сильно технология кредитных карт отставала от прорывов последних лет в сфере мобильных телефонов, и начали обсуждать альтернативную стратегию платежей. В декабре 2009-го Джим и Джек основали Square . Свой первый продукт они выпустили менее чем через год, а в ноябре 2014 года их система провела миллиардную транзакцию. Square включилась в жесткую борьбу за будущее платежей – она конкурирует с платформами Google Wallet и Apple Pay и другими стартапами, например Stripe . Это компания из Сан-Франциско, основанная двумя братьями-ирландцами, которая проводит в год сделок примерно на полтора миллиарда долларов.

С момента своего создания Square сосредоточивалась на проведении именно таких мелких сделок, какая сорвалась у Джима. Ее подход заключается в том, чтобы попытаться вычеркнуть из уравнения стоимость и сложность стандартных операций с кредитными картами. Как правило, торговцам, когда они принимают кредитку, нужно заплатить два вида сборов. Во-первых, они делают ряд выплат поставщикам услуг транзитного счета, которые выступают посредниками между продавцом и банком, управляющим счетом продавца. Эти сборы суммируются: есть плата за ежемесячный отчет (в среднем десять долларов в месяц), ежемесячный минимальный взнос (25 долларов), ежемесячный сервисный платеж (от пяти

до пятнадцати) и операционные издержки (как правило, от 0,5 до 5 % за одну транзакцию плюс фиксированная плата от 20 до 30 центов, поэтому многие магазины устанавливают минимальную сумму на покупку по кредитной карте). Вторая категория включает в себя комиссионные, выплачиваемые непосредственно компаниям-эмитентам кредитных карт. Самый крупный из этих платежей называется межбанковской комиссией – на него приходится большая часть платежей за обработку транзакций по кредиткам.

Звучит запутанно? Так и есть. Тарифы варьируются, среди прочего, в зависимости от того, в какой отрасли бизнеса работает торговец, его рыночной позиции и вознаграждений, предлагаемых компаниями-поставщиками кредитных карт. И эти компании отнюдь не стремятся помочь клиентам разобраться во всем; изложение политики MasterCard по межбанковским комиссиям насчитывает более сотни страниц.

Считыватель кредитных карт Square был разработан для того, чтобы обойти платных посредников. То, как он проводит сделки, позволяет выставлять комиссию в общей сложности в 2,75–3 % от каждого платежа, которую он делит со своими партнерами – в том числе компаниями-поставщиками кредитных карт.

Square и ее конкуренты пытаются уменьшить существующее на рынке трение, упростить процедуру транзакции и сэкономить десятки миллиардов долларов, которые приходятся на кредитные, обменные комиссии и неудавшиеся сделки – как тот случай со стеклянным краном Джима. Square предназначена конкретно для того, чтобы сделать торговлю более гибкой, позволив потребителям совершать операции без привязки к своим кошелькам и освободив торговцев от привязки к традиционным кассовым аппаратам и машинкам для обработки кредитных карт.

По мнению Джека, Square – часть более масштабного явления, переориентации экономики в сторону инноваций, идущих «снизу вверх». Вот как он это объясняет: «Одна из причин того, почему мы создали эту компанию, если смотреть на дело с личной перспективы, это тенденция выбирать местное. Так что я думаю, феномен соседства и то, как Сеть помогает наладить более автономные местные связи, – это очень-очень интересная тенденция. Примеры можно увидеть не только в торговле, но и в таких феноменах, как Foursquare, Twitter , где интернет-движение заканчивается в итоге прямым взаимодействием лицом к лицу. Так что с точки зрения того, что двигает экономику и где искать истинную власть, я думаю, смотреть надо на сети местных продавцов и местных покупателей. Мы наблюдаем переход от транснациональных компаний и корпораций к локальным структурам, и в цифрах это, конечно же, отражается». Эту динамику мы рассмотрим более подробно в данной главе, когда обратимся к теме экономики взаимопомощи, или совместного потребления.

Square делает свой вклад в местную экономику, предлагая новые возможности для торговли на базе уже существующих технологий. «Square демонстрирует силу распределения и распределенных технологий, – объясняет Джек. – Любой человек может взять устройство, которое у него уже и так есть, и вдруг стать мощным двигателем торговли в одной конкретной области, которая затем повлияет на более крупные единицы: на район, город, штат, а затем и нацию».

Джек также стремится с помощью Square бороться с неравенством, которое соседствует с инновациями. Он намеренно организует мероприятия компании в таких городах, как Детройт и Сент-Луис, которые пострадали, когда Соединенные Штаты потеряли множество рабочих мест в сфере производства. Он видит в Square продукт, который может помочь этим неблагополучным регионам создать новые деловые предприятия. «Я думаю, роль Square заключается в том, чтобы сделать торговлю простым делом, – говорит Джек. – Не платежи, а торговлю, чтобы любой мог начать, с легкостью вести дело и с той же легкостью развиваться». Эта компания – маяк для маленького человека в мире коммерции.

Кодифицированные рынки идут на восток и юг

В ноябре 2012-го, во время долгой череды поездок по Ближнему Востоку, я посетил Западное побережье и своими глазами увидел, где такие инновации, как Square, могут принести наибольшую пользу. Во время посещения Хеврона я наткнулся на совместное шествие ХАМАС и ФАТХ. Сотни мужчин маршировали по главной магистрали города рука об руку, размахивая флагом ФАТХ рядом с вымпелом ХАМАС. Потепление исторически враждебных отношений между ХАМАС и ФАТХ подает тревожный сигнал – оно свидетельствует о новом подъеме милитаризации в палестинской политике. Экономический рост мог бы помочь в борьбе с радикализмом, но палестинской экономике, особенно сектору малого бизнеса, никак не удается подняться, несмотря на огромный потенциал.

Причин, о которых я часто слышал от палестинских предпринимателей, две: отсутствие платежных систем и доступа к 3G (в то время это был стандартный способ беспроводного подключения к интернету). Каждый год 2000 палестинцев оканчивают технические факультеты местных университетов, но только около 30 % из них находят работу по специальности. Одна молодая женщина, студентка Палестинского политехнического университета, сформулировала это так: «Для улучшения качества жизни нам нужна более качественная экономика, а для более качественной экономики нужен 3G ». Ее аргумент заключается в том, что там, где нет подключения к интернету, нет и базовых условий, необходимых для выполнения инженерных работ. Это порождает опасное непреднамеренное последствие: безработных молодых инженеров. Радикализация, безработица и инженерные навыки – это дурное сочетание. Многие смертники и подрывники ХАМАС вышли именно из этих рядов. Лучший способ для Западного побережья избежать участи Газы – экономическая интеграция и повышение уровня благосостояния населения.

Такие инновационные предприятия, как eBay и PayPal, оказали значительное влияние на создание первых закодированных рынков. Несмотря на желание PayPal стать всемирной платежной системой, есть много стран, где этот сервис ограничен или вовсе отсутствует. Появление PayPal вызвало беспокойство из-за потенциальной возможности незаконных махинаций или финансирования терроризма, так как электронные транзакции менее ограничены традиционными системами, над которыми ведется устоявшийся контроль правоохранительных органов и спецслужб. Вот почему этот сервис запрещен в таких местах, как Западный берег реки Иордан, Пакистан, Ливан и Афганистан.

Но в то же время именно в этих регионах беспосреднические онлайн-рынки и финансовые платежи нужны больше всего. У PayPal и eBay есть потенциал для расширения возможностей стран и регионов, которые плохо обслуживаются слабыми финансовыми системами.

PayPal и eBay представляют собой характерные американские проявления этой тенденции, но дальше она приобретет гораздо более глобальный характер. Среди первых ласточек – «Алибаба», чья штаб-квартира находится в китайском городе Ханчжоу. В настоящее время эта компания насчитывает более 26 тысяч сотрудников по всему миру и осуществляет деятельность в 48 странах по всей Азии, Африке, Европе, Северной и Южной Америке, а также на Ближнем Востоке. Ее платежная система Alipay выполняет 2,85 миллиона транзакций в минуту – иными словами, она масштабнее, чем PayPal или Square .

Кодифицированные рынки скоро проникнут в самые изолированные сообщества мира и еще теснее свяжут зарождающиеся рынки с мировой экономикой.

Кодификация экономики африканских стран

С 1998 года Конго втянут в самый смертоносный конфликт на земном шаре со времен Второй мировой войны. Подогреваемый соперничеством за природные ресурсы, этническими противоречиями и тщеславием военачальников конфликт в восточной части Конго унес по меньшей мере 5,4 миллиона жизней.

Хотя в последние годы был объявлен мир и даже проводились выборы, конфликт продолжается. Нынешний кризис привел к почти полному упадку государства Конго, что