Современный Израиль

Часть 1 Языки, социальные практики, межкультурные взаимодействия

иврит. В ульпанах это объяснялось практической необходимостью: учеба в ульпане – способ подготовиться к языковой реальности в Израиле. В школах наряду с этим аргументом присутствовал и чисто педагогический: учить живой современный язык детям куда проще, чем древний, вышедший из разговорного употребления.

В российских университетах после 1990 г. преподавался и древнееврейский иврит, и современный, но чаще и больше – современный. Далеко не всегда это различие осознавалось и проговаривалось, мало где существовал отдельный предмет – «библейский иврит», еще реже – «мишнаитский иврит», совсем редко – «средневековый» (МГУ, СПбГУ).

Неочевидность ответа на этот вопрос была вызвана в том числе и метаязыковым дискурсом, принятым в Израиле: упрощая, можно сказать, что сионистский подход предлагал считать библейский и современный иврит одним языком, а ревизионистский, появившийся в израильской гебраистике вслед за работами Х. Розена, – разными.

Как отмечает Л.М. Дрейер, отдельную трудность в данном случае представляла архаизирующая норма израильского литературного иврита и специфика старых учебников, в которых отражен не современный иврит, а нечто среднее между современным и древнееврейским (Дрейер, 2019).

Литературная норма в израильском иврите за последние 50 лет довольно сильно изменилась: кроме естественного изменения языка стоит отметить, что современный литературный иврит гораздо менее склонен к архаизации. Изменился и подход, лежащий в основе составления учебников. По сравнению с классическими учебниками для начинающих «Элеф милим»

60

Глава 2 Преподавание и изучение иврита в СССР и современной России

(А. Розен, 1955), «Мори» (Л. Риклис, 1955 г.), «Ѓабэт у-шма» и «Кра у-хтов» (Ю. Кайс, П. Энох, 1966), а также американским учебником «Ѓа-есод» (Л. Ювилер, Н. Бронзник, 1972), использовавшимся в России в 90-е, более современные учебники – «Шеат иврит» (Э. Лауден, Л. Вайнбах, 1990), «Иврит мин ѓа-ѓатхала» (Ш. Хайят, С. Исраэли, Ѓ. Коблинер, 1990), «Ѓа-коль хадаш» (М. Оуэн, 1990), «Ульпан иврит» (Ц. Бен Ами, 2011), «Алуфим бе-алеф-бэт» (Д. Рот, М. Ром, 2017), а также россий- скиеучебники–«Ивритвприпрыжку»,«20уроковязыкаиврит», «Иврит с удовольствием» (И. Лерер, И. Животовский, 2005, 2009, 2012) и «Иврит. Начальный курс» (Л. Шор, А. Полян, И. Княжицкий, 2014) – используют существенно более современный язык, заметно сильнее приближенный к разговорному.

Статус преподавания иврита

В послевоенном СССР официально иврит преподавался лишь в вузах. В качестве заказчика этого процесса выступало государство: оно определяло как дальнейшее трудоустройство специалистов, так и – с помощью неписаных распоряжений – принципы набора.

Однако, как отмечалось выше, в советское время через вузовские кафедры проходила лишь небольшая часть людей, изучавших иврит. Главным образом иврит изучали в ульпанах – неофициальных частных группах, где фактическими заказчиками становились частные ученики. За обучение взималась плата, хотя и небольшая. В 1970–1980-е гг. в Москве было несколько десятков преподавателей. Один из наиболее востребованных, М.А. Членов, отмечает, что у него в разные годы училось

61

Часть 1 Языки, социальные практики, межкультурные взаимодействия

около 1000 человек, из которых примерно 300 выучивали иврит до уровня, позволяющего поддерживать разговор, и порядка 100 сами становились преподавателями (Членов, 2019).

Преподавание иврита формально не было запрещено, однако и преподаватели, и ученики чувствовали опасность: встречи для изучения языка могли закончиться визитом милиции и дружинников, а активная деятельность по преподаванию или распространению учебных материалов – арестом. При этом формально отправить преподавателей за решетку только за факт обучения кого-либо ивриту было невозможно. Юлий Кошаровский писал об этом: «Им угрожали серьезными карами, однако так и не осмелились судить за преподавание языка. Преподавателей формально судили за «тунеядство», «клевету», «хулиганство», «хранение наркотиков», но не за иврит. Неловкость властей, не позволявшая им открыто бороться с преподаванием языка, давала возможность полулегального существования большогоколичестваульпанов»(Кошаровский,2008:т.2,ч.V,гл.27).

Более того, преподаватели иврита не раз старались легализовать свою деятельность: среди прочего это служило защитой от возможного осуждения по статье «тунеядство». Приведу еще один отрывок из воспоминаний Юлия Кошаровского:

«Отказникам Владимиру Престину (внуку Феликса Шапиро), Сергею Гурвицу, Виктору Польскому и Павлу Абрамовичу удалось получить в 1971 г. официальное разрешение на преподавание иврита и платить государству налоги. Однако уже в феврале 1972 г. Павел Абрамович получил из районного финотдела извещение с требованием прекратить преподавание: «Иврит в Советском Союзе не является признанным языком и не преподается ни в одном из высших учебных заведений».

62

Глава 2 Преподавание и изучение иврита в СССР и современной России

Абрамович обратился с соответствующим запросом в министерство высшего образования, и оказалось, что иврит преподается в Институте народов Азии и Африки (sic) Московского университета, в Московском институте международных отношений, в Ленинградском университете и в Военном институте иностранных языков. Это дало Абрамовичу основание возобновить просьбы о признании частного преподавания. Тогда власти заявили, что у Абрамовича отсутствует специальное лингвистическое образование и соответствующее удостоверение на право преподавания иврита. Абрамович и тут не сдался: он предоставил сертификат на право преподавания, выданный Всемирной ассоциациейиврита.Однаконалоговыеорганыотказывалисьего зарегистрировать. Было ясно, что этот вопрос решают не они,

аКГБ.

В1976 г. Абрамович предпринял попытку дать через Московское справочное бюро официальное объявление о преподавании иврита. После того, как бюро отказалось принять объявление, он подал на них жалобу в суд и выиграл: суд обязал бюро опубликовать объявление. После этого квартира Абрамовича была подвергнута обыску, в ходе которого изымались все материалы на иврите. Сотрудники КГБ потребовали от него полного прекращения преподавания иврита. <…> За легализацию иврита боролись не только с финансовыми органами. Писали письма в советские органы власти, средства массовой информации

и зарубежные организации. В ноябре 1972 г. Бегун пишет в «Правду» очередное, третье по счету письмо, в котором указывает на противоречия между официальной политикой партии по национальному вопросу и запретом на преподавание еврейского языка иврита.

63

Часть 1 Языки, социальные практики, межкультурные взаимодействия

В марте 1972 г. сорок шесть минских евреев обратились в ЦК КПСС и ЦК КП Белоруссии с протестом против отказа финансовых органов регистрировать их в качестве частных преподавателей иврита» (Кошаровский, 2008: т. 2, ч. V, гл. 27).

Формально легализоваться и учредить свою организацию учителям иврита в СССР удалось только в 1988 г. Тогда был создан «Игуд ѓа-морим» («Объединение преподавателей»). Его председателями избрали Л.Р. Городецкого, Зеева Гейзеля и Авигдора Левита (через несколько месяцев З. Гейзель уехал в Израиль, и в дальнейшем «Объединением» руководил Л.Р. Городецкий). «Игуд ѓа-морим» поддерживал начинающих преподавателей, распространял учебники и аудиозаписи для изучения языка, помогал создавать группы изучения иврита впровинции4. При поддержке «Игуда» было создано около 100 групп в разных советских городах: Самаре, Саратове, Ростове-на-Дону, Иркутске, Биробиджане, Харькове, Донецке, Одессе и др.

Деятельность«Игуда»была крайне важна ворганизационном плане, однако она не была новаторской. К моменту его создания ужепримернодесятьлетдействовалт.н.«проектгородов».Многие преподаватели иврита (Ю. Кошаровский, Л. Улановский, Э. и М. Холмянские, Ю. Эдельштейн, Д. Конторер, Г. Ахиэзер, Ф. Кушнир, З. Гейзель, А. Баевский, У. Файнштейн, Б. Лидский, Л. Лубенская, Б. Копелевич и другие) сами отправлялись в города, находили там учеников и место для преподавания, распространяли учебные материалы, вели группы, нередко даже оставались там жить. Так, Г. Ахиэзер, стремясь избежать пре-

4 М.А. Членов считает, что создание «Игуд ѓа-морим» было предпринято Л.Р. Городецким в рамках конкуренции с ним (Членов, 2019), другие деятели «Игуд ѓа-морим» этого мнения не разделяют.

64

Глава 2 Преподавание и изучение иврита в СССР и современной России

следований со стороны московского КГБ, переехала в Тбилиси, а оттуда – в Ереван, где жила и преподавала иврит на дому в семье Заславских. Одной из ее учениц стала Рина Заславски, автор первого в бывшем СССР аудиокурса иврита, ныне – глава отдела иврита и еврейского самосознания в «русском» отделении агентства «Сохнут» (Заславски, 2019).

Работа по подготовке преподавателей иврита из провинции началась в 1979 г., когда Ю. Кошаровский провел первый семинар по ивриту в Коктебеле. В том же году Э. Холмянский инициировал командировки преподавателей иврита по стране. В общей сложности, по оценке Э. Холмянского, «проект городов» охватил около 70 городов, из них, как отмечает Ю. Кошаровский, регулярные группы были примерно в 20 (Кошаровский, 2008: т. 4, ч. VIII, гл. 47).

«Биржей труда» для преподавателей иврита и местом, где любой человек, желающий начать изучение иврита, мог найти себе учителя, в Москве была Хоральная синагога на улице Архипова (сейчас – Спасоглинищевский переулок). Точнее, ее вспомогательные помещения и непосредственные окрестности: вестибюль, крыльцо, пространство вокруг здания синагоги. Каждую субботу (начиная с утра) там собирались отказники – для общения и потенциальные учителя и ученики – как для общения, так и для заключения неофициальных трудовых контрактов

(Лидский, 2019; Гуревич, 1984: 33).

Часть финансирования поступала к неофициальным преподавателям иврита из Израиля. От частных лиц приходили посылки нетолькосучебниками,аудиокассетамиидругимиматериалами, которые могут пригодиться в преподавании языка, но и с предметами, предназначенными для продажи и выручки денег.

65

Часть 1 Языки, социальные практики, межкультурные взаимодействия

Кроме того, «проект городов» получал деньги от Бюро по внешним связям («Лишкат ѓа-кешер»; другое название – «Натив»), подчинявшегося премьер-министру Израиля.

В начале 1990-х гг. множество акторов пополнилось израильскими структурами: кроме Бюро по внешним связям (в 1990-е гг. оно стало контролировать преподавание иврита в светских еврейских школах и создало сеть ульпанов) – это «Сохнут», который создал в России альтернативную сеть ульпанов. Кроме того, появились религиозные школы и религиозные вузы, заказчиками в которых стали создавшие и содержащие их еврейские общины.

Цели и аудитория

В этом отношении преподавание иврита в СССР отчетливо делилось на три сферы.

Первая–вузовская–готовиласпециалистов,длякоторыхзна- ние иврита стало бы профессиональным инструментом: от библиотечных работников и преподавателей до сотрудников КГБ.

Втораяитретьясферынебыливключенывофициальныеструктуры и при всех своих различиях были довольно тесно связаны. В обоих случаях речь идет о преподавании иврита частным обра- зомпоинициативеучеников,преимущественно–взрослыхлюдей.

Итак, вторая сфера – это преподавание иврита в еврейской среде. Мотивация учеников была обыкновенно двух типов: желание уехать в Израиль (обычно такие ученики становились отказниками, ожидая момента, когда им разрешат выехать из СССР) и поиск самоидентификации, попытка получить доступ к еврейской культуре и декларировать таким образом собственное еврейство.

66

Глава 2 Преподавание и изучение иврита в СССР и современной России

Третьюгруппусоставлялихристиане,которыежелалиизучать иврит, чтобы читать в оригинале Библию. В сущности, их мотивация была очень близка мотивации еврейских учеников: изучение иврита воспринималось как обретение ключа к сакральным текстам и целой культуре, а также как способ обозначения своей самоидентификации.

Сотрудничество между преподавателями последних двух сфер установилось с самого начала: Моше Палхан дружил с Павлом Менем, братом покойного священника Александра Меня, они вместе учили и начали преподавать иврит (Кошаровский, 2008: т. 2, ч. V, гл. 27). М. А. Членов рассказывает, что к нему в качестве частных учеников нередко приходили христиане и так называемые иудео-христиане – последователи Д.В. Щедровицкого (Членов, 2019). Другие преподаватели вспоминают отдельных учеников-православных.

Между двумя этими группами порой происходили размолвки, самая крупная из которых случилась в 1976 г. после нелегального симпозиума «Еврейская культура в СССР: состояние и перспективы», организованного П. Абрамовичем, В. Престиным, В. Файном, Л. Вольвовским, Ф. Канделем и М. Членовым. С. Ямпольская упоминает доклад «Христианство как современный путь сиониста», который был подан в оргкомитет симпозиума и стал предметом спора. «Некоторые учителя, действительно, отказались преподавать христианам, зато другие учителя, которые не были с этим согласны, тут же пригласили их к себе» (Ямпольская, 2010: 66). Однако в целом две группы сотрудничали. Их объединению способствовало и сходство: обе они представляли собой преследуемые меньшинства и использовали изучение иврита как инструмент самоидентификации.

67

Часть 1 Языки, социальные практики, межкультурные взаимодействия

Изучение иврита в вузах, напротив, не предполагало никакой особой еврейской самоидентификации учащихся. Более того, вузовская сфера была рассчитана на неевреев: на отделения гебраистики студентов-евреев не принимали. В 70–80-е гг. евреи могли в виде исключения стать только вольнослушателями курсов по семитологии в ЛГУ (Якерсон, 2017: Могилевер, 2014). Таким образом, был налажен выпуск гебраистов, которые не имели никакого отношения и никаких особых сантиментов к еврейству.

Сообществонеофициальныхпреподавателейивритаиихучеников во многом строилось по принципу «от противного».

Во-первых, оно базировалось на принадлежности присутствующих к еврейству. По воспоминаниям многих тогдашних преподавателей иврита и их учеников, первые уроки иврита начинались с проговаривания фраз «Ani yehudi», «Anakhnu yehudim»–«Яеврей»,«Мыевреи».Еврействостановилосьтакже мотивацией для того, чтобы начать изучать иврит, а иврит – маркером принадлежности к закрытой группе. Приведу слова из исследования С. Ямпольской, посвященные интервью с бывшими неофициальными преподавателями иврита: «Начинается рассказ обычно с описания семьи информанта, где делается акцент на ее ассимилированности. Ситуация описывается как благополучная, но присутствует мотив того, что «чего-то недостает» (например, как общее настроение интеллигенции в то время, или же как собственное ощущение информанта). Затем происходит неожиданная встреча с человеком, который снабжает героя необходимым (потом окажется, что именно этого и недоставало): либо он получает учебник по ивриту, либо его знакомят с учителем иврита. Дальнейшие переживания героя описываются в лирических тер-

68

Глава 2 Преподавание и изучение иврита в СССР и современной России

минах «влюбленности» в иврит. Так информант описывает свое попадание в систему преподавания иврита, пока в качестве ученика. За влюбленностью следуют препятствия и опасности, вырастающие на пути героя. Радость от занятий ивритом и его преподавания (внутри «своего» круга друзей) перемежается тяготами бедствий, приходящих извне. Это ставит героя воппозицию «внешнему», что может выражаться в диссидентской деятельности, возрождении национального самосознания, увлечении еврейской культурой, приходе к иудаизму, и – в крайнем случае ухода от внешнего давления – в эмиграции. Причем все эти варианты оппозиции внешнему давлению вращаются вокруг занятий ивритом – вокруг языка, маркирующего эту группу людей (нестолько евреев, сколько людей с общим кругом интересов), недоступного внешнему взгляду (в частности, непроницаемого для властей) и формулирующего круг понятий, отличный отобщего языка, которые описывают их представления и занятия («ехуди» – еврей, «морэ» – учитель, «диббур» и пр.)» (Ямпольская, 2010: 54)5.

Более того, для представителей этой системы важным было чувство принадлежности к одному кругу, почти что к одной большой семье. Несомненно, оно усиливалось оттого, что занятия происходили на частных квартирах и что присутствующие были объединены общей опасностью.

5 Интересно, что нередко в этих рассказах присутствует мотив преодоления немоты: учитель едва ли не магическим способом побуждает учеников на самом первом занятии заговорить на иврите – и у них это получается как будто бы помимо их воли. Это неожиданный рефлекс раннесионистской мифологемы об иврите как о языке еврейской души, который можно пробудить преподаванием (см. выше). Примечательно, что в гендерном отношении раннесионистская ситуация оказалась инвертирована: почти все преподаватели неформальных ульпанов были мужчинами.

69