Gachev_G_Natsionalnye_obrazy_mira_Kavkaz

*|[ нил юноша свою мать, детство, товарищей (Дружба!— Г.Г.) и загрустил. Решил он съесть яблоко, съел его, и вмиг выросла у него длинная седая борода. Съел другое яблоко — подкосились

^у него колени, согнулась поясница и без сил упал он на землю. Лежит, не может двинуть ни рукой, ни ногой. Позвал он прохо­ жего мальчика: «Подойди ко мне, мальчик, достань из моего кар­ мана яблоко, подай мне ». Достал мальчик яблоко, подал ему, надкусил он его и тут же умер. Похоронила его деревня всем миром»32. И это — как примирение его, мятежной личности пе- реселенца-подвижника,— с местным статуарным космосом.

Чудная сказка, дивный текст — так бы и переписал ее всю! Не хочется торопиться уходить от нее.

Что же здесь? Тут — самоубийство! Грех великий, по хрис- тианству-то: своеволие, не упование на милость-прощение... Но тут не от грешности чувства, не от ужасания себе самоубивается человек (как Свидригайлов или Ставрогин, например), но про­ сто исполняет волю Космоса к самозавершенности. Потому так много самоубийств в грузинской истории и культуре, и они не осуждаются, напротив: в христианстве грузинском словно нет на этот акт запрета. И самоубиваются тут эффектно, артисти­ чески — как вон Паоло Яшвили (мне рассказывали) прямо вдоме литераторов, над проходившим тогда, в 1937 году, очередным собранием, единодушным растерзанием...

На Руси же, во космосе принципиально не завершенного бы­ тия, самоубийство = ересь и самоуправство, гордыня: ведь чело­ век тут — открыт, и суть его — не при нем, так что он, не имея о себе полного ведения, не может и распоряжаться собой...

Вэтой сказке еще и любезный сердцу моей жены — Федо­ ровский мотив.33 Человек получил бессмертие: живет, как олим­ пиец, сам, но это его не устраивает: срабатывает реле тоски, а через него — та высокая истина, что мое, наше бессмертие без

32Грузинские народные сказки. Тбилиси. С. 154.

33См. Светлана Семенова. «В усилии к будущему времени...» (Филосо­ фия Андрея Платонова).— Литературная Грузия, 1979, № 11. Что мать Н.Ф. Федорова, философа воскрешения,— грузинка,— сказано в воспоми­ наниях Г.П. Георгиевского, ученика Федорова. Последующие исследова­ ния С. Семеновой выяснили, что его мать — Елизавета Иванова.— 6.VII.86.

ISO

воскрешения всех умерших — невыносимо, ибо это эгоизм и грех человеку Любви. И вот «Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам», по слову Пушкина (правда, у грузин — к материнским: это на Руси «отечество », и отец важнее), переси­ ливает на ценностных весах даже и личное бессмертие.

И вот так видны мне возможные слагаемые Федорова, его учения о воскрешении отцов. Отцы — это из России идея и сло­ во. Но там странно звучит самочинное воскрешение: как некое завершение своевольное — при том, что Космос здесь открыто­ го Бытия, и нет чувства ни начал, ни концов, ни сводов каких и итогов... Вгрузинской же Психее, в ее настрое,— по этой нашей сказке даже видно, что альтернатива самоубийству лично бес­ смертного, совершаемому ради встречи с любимыми,— это все­ общее воскрешение умерших, присоединение их к бессмертию ныне живущих. Тогда терпимо, выносимо станет и мое бессмер­ тие, не будет оно безнравственным: на костях и трупах отцов, как на перегное.

.. .Тут о национальных болезнях промелькнуло соображение. Значит, у русских — болезнь души: тоска, тихое помешатель­ ство, алкоголизм, чахотка — в Петербурге: тоже она душу сре­ ди сырости огнем сжигает, как и водка тоску заливает: огневода — воду черную, черную холеру меланхолии.

Втропиках Аравии и Персии — помешательство: миджнуризм, страстное безумие, «бхактия» в Индии.

ВГрузии — болезни желудка и сердца; душа — здорова. Тут пьют — а не пьяницы.

.. .Еще — о зависти: анекдот припомнился, что Георгий Очиа­ ури рассказал: «Армянское радио спрашивает: почему не запус­ кают в космос армянина? Отвечаем: если запустить в космос ар­ мянина, все армяне умрут от разрыва сердца в радости, а все грузины — от зависти. Что ж, Кавказ — азербайджанцам оста­ вим? ». Но тут проекция армянам присущего чувства зависти — на грузин: о них по себе судят.

.. .Поют ли женщины в Грузии? Есть ли женские хоры? Иль они без слов и песен мудры тайно — как девы в сказках: ум в мужа влагают? А он — лишь их язык и видимость? И слыши­ мость?..

151

7 ч. веч. Хоть и нет здоровья в теле, в космосе плотяном, да и

внаружном хмарь, уныние,— зато в Психее благодать: любовь

^меж нас с Маммушкой-домушкой свирепствует! Мы относимся

^Друг ко дружке резко — положительно!

Иэто, наверное, закон общий: недаром и в христианстве тре­ буется умерщвлять плоть — тогда вдуше умиление. Да и по себе это знаю: когда я был гиперздоров, как зимою этой,— каким я аспидом был к бедной жене и к Насте! А теперь сам вот кве­ лый — и жалеем друг дружку, и на душе мед и лад. А тогда — лед и хлад был и, значит, в целом толку не было от моего здоро­ вья космического.

...И я жалею: вот ее в Голицыно — от детей отдохнуть да поработать посылаю.

—Как же мне рубить сук,— говорю ей, балуясь,— или, точ­ нее, суку, на которой сижу а, точнее,— и лежу?

Кобель — кобылы я.

Давно вот не озоровал словами: засупонил себя шибко уж объективное промышлять — с этой Грузией!..

Что-то к американству у меня отвращение: лица их реклам- но-улыбчатые на журналах, что Боб (американский студент, к нам тогда в гости ходивший.— 6.VII.86) принес; краски эти вы­ зывающие и улыбки дежурные — веселье обязательное!..

Сколь душевнее наши лица на улицах — серые, геморрои­ дальные, унылые, кислые... Но — искренние, не притворные, родные, метафизические...

Иду по дорожке асфальтовой, на выбоины гляжу и ду­ маю: владелец машины должен, вперясь в низ, в ямы, полжиз­ ни проводить: кошмар покрытия дорог в глазах и снится, на­ верное... А я, слава Богу, могу вверх смотреть, по сторонам глазеть.

«^устз&ели»

8.IV.80. Заклинаю себя звуками: «Пшавела!» (как «чавелла!» цыганское), чтоб возвратить ум в Грузию — из шастаний москов- ско-житейских. «Руставели!» — вслушался: а тут ведь основной абрис грузинского космоса в наборе гласных имени этого явлен:

152

У—А—Е—И34.Из ущелья-теснины глубокой «У»внезапный про­ рыв водопадом и каскадом, обвал в ослепительную вертикаль «А» — как из гор вдруг с перевала вид на простор неба и земли, на долину новую: «А» — звук высокого и открытого пространства. (Недаром «аканье »в русско-московском говоре...). И затем уже голос и Логос плавно осваивает простор «А» более мирными и милыми, долинными звуками: «Е» — ширь долины являет в пере­ воде на звук и слух. А «И » — уже и даль уводящая: к морю ли, к странам иным... — но и подъем некий плавный вверх; по сравне­ нию с ровной ширью «Е », «И »выше: подъем долины снова вверх, вползает по склону — еще не на горы, но уже «на холмы Грузии ». Даже графически это имя изобразить можно:

У

АЕ

Да и согласные тут симптоматично и символично располага­ ются: «Р » — звук «я », личности, мужской, звук деятеля в кос­ мосе, звук Бога-Творца. «С»и «Т » — уже звуки Природы: «С » — это свист сквозь теснины и препоны, стихию ВОЗ-ДУХа и ветер представляет; а «Т» — глухой смычный переднего ряда = звук сухой ЗЕМЛИ, теснины, гор, камня. И вот уже у нас три из че­ тырех стихий налицо: «Р »= стихия ОГНЯ, язык пламени, дро- жит-трепещет во рту: «бьется в тесной печурке огонь...»; «С »= ВОЗ-ДУХ; «Т » = ЗЕМЛЯ. И словно в продолжение этому ряду следующим согласным выступает звонкий «В», фрикативный и тоже слегка свистящий; но воздух тут явно увлажняется, оседа­ ет, переходит в туман как бы: тут путь к стихии ВОДЫ явно намечен. И вот уж она в полном своем адеквате выступает в «Л » = звуке сонорном, мокром, что влажно трепещет на кончике язы­ ка и представляет женское начало в мире звуков и среди сонор-

34 Здесь я пользуюсь методом анализа звукосмыслов языка, разрабо­ танным в моем исследовании 1966 года, которое удалось частично опубли­ ковать под названием «Фонетика стихий. (Платонизм в языкознании)» в материалах конференции «Балканы в контексте Средиземноморья», про­ водившейся в Институте славяноведения и балканистики Академии наук

СССР.— М., Наука, 1986. С. 182-186. А целиком— в моей книге «Наци­ ональные образы мира». М., 1988, глава «Язык как голос национальной природы— и звукопись в слове».— 17.XII.92.

153

*§ ных, в частности, тогда как «Р» знаменует тут начало мужское. Так что имя «РУСТАВЕЛИ», начавшись с мужского сонорного «Р », приходит-склоняется рыцарски перед женским «Л» — ему

^передает бразды существования... Да, воистину универсально слово-имя. это: весь космос Грузии как универсум представляет божественное Слово это, что «было в начале у Бога » — творца Грузии: как ей Глагол-Логос-прообраз.

Тот же силуэт Космоса послышался мне в мелодии романса Римского-Корсакова на стихи Пушкина:

На хол-м ах Гру-зи-и ле-ж ит но-чна-я мгла.

Мелодия начинается с «вершины-источника» и ниспадает каскадом (= от «У» — к «А», если по схеме имени «Руставели»), а затем плавно расширяется на этом раскрытом уровне и слегка восходит (от «Е » — к «И » как бы).

Кстати: «И » — звук того же уровня, что и «У», так что космос тут симметрии и завершенности, исполненности, присебейности: весь динамизм и драматизм поглощен и освоен внутри себя, не исходит во вне,— как это я уже по грузинским танцам почувство­ вал и по истории Грузии. Это, так сказать, «щадящий »драматизм и динамизм: ибо свое же ест — и нельзя до конца: надо и на «раз­ вод » оставить, подобно тому, как и войны междоусобные в Гру­ зии шли —яростные, но не на истребление, не на экстерминацию.

Горная социология

Нцип Грузии (в отличие от России) послышалась мне в том, что я прочитал вчера у Акакия Церетели о его детстве: он, княекая ВОЗОБРАЗОВАННОСТЬ, обратная связь как прин­

жич, не просто кормилице крестьянской на грудь положен был, но и в семью ее отдан — до 6 лет расти там и воспитываться. И вот что он сам по этому поводу рассуждает-соображает: «Обы­ чай отдавать детей на воспитание в семью крестьянки-кормили­ цы издавна повелся в Грузии: царские дети и дети владетельных князей росли и воспитывались в семьях эриставов, эриставы и князья отдавали своих детей дворянам, дворяне — крестьянам (= такой каскад тут — как потока жизни с гор вдолину.— Г.Г.),

154

впрочем, даже княжеские дети чаще всего росли в крестьянских семьях... Связи, возникавшие между питомцем и семьей его кор­ милицы, объединяли, сближали разные сословия... Даже кров­ ное родство не всегда связывало людей так крепко, как связыва­ ли «молочные» узы. (Вот тоже путь к тому, чтобы принцип: «друг» стал выше, чем «род», «кровь» и «любовь» в Грузии — Г.Г.). Не только молочные братья и сестры, и ближайшая род­ ня и даже дальние родственники и свойственники кормилицы готовы были в случае надобности сложить головы за своего питомца, последний в свою очередь являлся их неизменным за­ щитником»35.

Молоко — не семя и не кровь. Связь молоком — более лег­ кая, небесная, белая, не страстная, чем связь генитальной бе­ лизной семени и, тем более, темной красной кровью. Хотя они, по Логосу Природы, образуют более мощные низовые узы меж­ ду существами, но вот в Грузии они превосходятся узами уровня более воздуховного: связями по небу и духу, по Психо-Логосу, а не по Психо-Космосу тела и натуры.

Если семя — семью образует, кровь — род, то молоко — на­ род сплачивает и в смысл приводит: концентрическое тут расши­ рение. Недаром молочному братству поступает на службу и род­ ство кровное как более узкое: родственники кормилицы и молочного брата причитаются ко мне, побратиму: молоком кру­ ги крови склеиваются, а кровью — круги семени. Так и образу­ ется мощно склеенное народно-национальное Целое. «Вот поче­ му у нас,— продолжает Церетели,— в отношениях между высшими и низшими сословиями вплоть до последнего времени сохранялись известная простота и мягкость».

Тут мне видится именно закон-Логос обратной связи: гора (князь) добровольно идет вниз на поклон в долину: склоняется на смирение и отождествление, поравнение с ней, с народом про­ стым — тем, что самое дорогое: наследника доверяет долиненароду, женщине-кормилице = матери-земле: на наполнение со­ ками и смыслами вещими. Потом воздымается вверх княжич и властителем становится, но он уже никогда не будет жесток к

35 Грузинская проза. Т. II. М., ГИХЛ, 1955. С. 176.

Кавказ

155

§ народу, ибо там его молочные братья и сестры, побратимы, дру- Д ги, а узы эти сильнее и родственных в Грузии. И плюс к тому:

gтам, внизу, в долине — самые сладкие воспоминания золотого

^детства пребывают, вся Психея князя и царя ими пропитана, вся душевность его и сердечность — да как же ему после этого про­ тив крестьян своих идти, мучить их? Ведь до того, как он узнал, что они ему — «крестьяне »= работники и слуги, что такова их внешняя функция в социуме,— он знал их же как братьев и то­ варищей игр, равных себе и любимых; и эта память залегает глуб­ же и основательнее, как «память»именно «сердца»,что «силь­ ней рассудка памяти печальной», есть сокровенное ведание в человеке и субстанцию его образует, есть именно вкорененное тождество бытия и мышления, что опять к идее о гармонии су­ ществования в Грузии приводит нас.

ВРоссии же и на Западе все усилия социума и истории имен­ но к ужесточению границ-барьеров непереходимых между со­ словиями направлены были; чтобы не было перепускных клапа­ нов вниз, обратной связи; чтобы не слышали вверху жизни и стонов и слов-Логоса низового, народа, а чтобы лишь в своем кругу, в «свете » и салоне, общались бы и умнели аристократы, а чиновники — среди своих, службистов; интеллигенты же в свою чопорность людей «образованных» замыкались в крепь — не хуже крепостного права, добровольного, правда, как казалось, руководясь снобизмом и тягой к обособлению и тем — прида­ нию себе дополнительного веса в социуме, что, именно разде­ ляя, устроен властвовать...

ВГрузии же, в ее «феодализме », видим как раз спасительное для народа, который уж самими естественными условиями хреб­ тов и долин партикуляризован,— противовесное Космосу дви­ жение на склеивание сословий в общей жизни, в Психее и Лого­ се общем: в любви и обычае, в преданиях, в языке. (Русские же аристократы, например, даже добровольно чужеземное иго французского языка приняли для разговоров в свете — лишь бы от народа своего отсоединиться!)

Да, в России, при естественной тяге ее космоса равнины к поравнению, нивелировке, к смесительному упрощению,— для творчества культуры, цивилизации и истории как раз нужно

156

было искусственным усилием воздвигать барьеры и каскады, горы социально-духовные, чтоб разность потенциалов образо­ валась и энергия и перепад и движение творческое, надо было искусственно динамизм вызвать — страстей, яростей, что утеп­ ляет космос сыроземный, животворит его, иначе энтропийный. И роль государства и его аппарата была именно такова: уста­ навливать везде клапана, заставы богатырские — ив простран­ стве, и во времени, и в иерархии социально-культурной... Н а­ капливалось это, нарастала многоэтажность державы, гнет структуры — и вот высвобождающий разлив половодья рево­ люции разровнял почву, на которой новый мир новым зданием

иструктурой стал воздвигаться, одолевая тягу местного кос­ моса к аморфности. У физика-атомщика Ферми есть теория об уровнях энергетических состояний. Так их истории на Руси пришлось искусственно воздвигать, чтоб цивилизация тут за­ теялась — на равнине-то, где «ровнем-гладнем» страна протянулася...

ВГрузии же, где сам космос гор перегородок настроил от природы, еще и обществу этим заниматься?— совсем противоантропосно было б это тут задание. Вот почему забота нацио­ нального Космо-Психо-Логоса — об удержании первичного «патриархального »демократизма между разных сословий по происхождению людьми и между разной образованности (на­ учения внешнего) индивидами: все встречаются и сливаются друг

сдругом в застолье и соблюдении народных обычаев и в возвра­ те в село и края-горы родные: в Имеретию, Хевсуретию, Картли

ит. д.— важно очень, каковым по хребту-долине (как по родукрови) чувствует себя и памятует грузин.

Однако важный закон всеобщей истории мы тут нащупали: вектор Социума, его строительства и склада,— направлен до­ полнительно к строю и складу Природы местной, к складу Кос­ моса. А Психея уж и Логос образуются в поле этом: меж Космо­ сом и Социумом, как между Пространством и Временем. Ибо Космос живет вне времени, в Пространстве, а Социум живет в Истории = в обители Времени.

Итак, чего не дано стране от природы, народ призван за исто­ рию трудом создать-восполнить Культурою.

157

Отступление о методе

ивот тут о методе моего исследования национальных обра­

езов мира отступление учиним. Сейчас только я пришел к важнейшему различению, которое бы положить надо в основу всех этих исследований-описаний, и оно бы многие противоре­ чия в моих утверждениях разрешить могло. А я прихожу к нему — на 17-м году работы над этой проблемой, в конце уж, почитай, ее. Да и пришел — не через анализ и дедукцию понятий и категорий своих строительных ирабочих, а случайно: наткнулся при частном описании одной загвоздки в грузинском космосе, что образует его особенность в сравнении с русским... Стыд ка­ кой и позор — для мыслителя!..

Для мыслителя — да. А вот для умозрителя — нет. Тут опять разность меж Кантом и Платоном просвечивает как разными принципами и способами понимания мира. Аналитик («Кант » некий условный) через логическое исследование понятий, роясь в них буром закона противоречия, априорно все возможные меж­ ду своими понятиями отношения и перипетии выясняет-нала- живает — и, собственно, дальше уж и не двигается, ибо вся ра­ бота и интенсивность ума на это пошла, как Кант так и не вышел к строительству здания «Метафизики», а все на уровне «Пролегомен», «Критик», в преддвериях так и остался, хотя туда он своим методом перенес и передумал заранее все возможное со­ держание: что может быть промыслено-исследовано в будущих, когда примутся их строить,— метафизиках: нравов (это уж по­ пробовал сделать), природы и проч...

Адругой путь — наполеонов-платонов: on s’engage et puis on vois = «сначала надо ввязаться в дело, а там видно будет » — вот именно: по ходу дела непредполагаемые горизонты и ситуации уму откроются и разные видения возникнут. Надо только, сло­ мя голову, не боясь, в духовном Эросе любознания и угадыва­ ния, ринуться навстречу жизни и бытию, в их трагедии и коме­ дии,— и там, в схватках геракловых с неожидаемыми чудищами,

иумнеть будешь и прозревать и видения добывать — в том числе

ивысшего света — идей и первопонятий: они в пути и в итоге станут прозреваться-открываться, а не в начале, как бы это хо­

158

телось философу (особенно кенигсбергскому): не сходя с места, все понять, без риска опытов-экспериментов погубительных жизни. А Платон — из тех философов, что не манкировал жиз­ нью и ее трагическими опытами (особенно его философский ге­ рой — Сократ): ввязывался — ив аферу с Дионисием (устано­ вить идеальную республику в Сицилии) и проч.

Так вот: не «возмущенный» = критический «разум», как у Канта, но «восхищенный разум », как у Платона, любящий, ра­ зум-любовь, Логос-Эрос — такой мне присущ, и им я работаю. И тут уж дети (= уразумения разные и понятия-понимания, ка­ тегории) рождаются не сразу все в начале, а по ходу вникания и опытов с предметностью разной, в путешествиях в проблемы и страны разные, не априори, а апостериори.

Важно сохранять свободу — и к предпосылкам своим, к «на­ чалам »-принципам: быть не принципиальным, а целесообразным, телеологическим, скорее: Истину я в конце увижу, а не в начале она мне дастся — с таким верованием трудиться умом. Да и то: не я ее увижу сам, а прочитавший всю сумму писаний моих, в итоге их движения. Я ж в каждый данный момент тружусь-строю по частям и обозрения всего здания со стороны не имею (хотя и ношу его образ и память о промысленном внутри: как метод и вектор дальнейшей стройки).

Предзнание, дедуктивно-аналитическое: когда логикой все выводится,— знание безлюбовное, брезгливое, самолюбивое, гордынное, мужское, германское; для него не имеют смысла и толка все существа и образы, натворенные и нарожденные: из них я смысла и подсказа себе на ум не извлеку, но все — во мне изначала. Тут, конечно,— величайшее усилие внимания-вника­ ния в себя и в то, что во мне содержится: бездна, универсум, микрокосм — ВСЁ Бытия...

Послезнание, после акта Любви-соития со встреченным пред­ метом и образом, пытаясь понять его, из него себе урок и смысл всеобщий извлечь,— ценит не себя и свой ум и его брезгливо­ брюзгливую непротиворечивость, верность себе и раз принятым предпосылкам, но ожидает от каждой вещи — наущения, от­ кровения божественного смысла, ибо недаром она Бытием со­ творена: значит, светится его сиянием; только я должен настро-

159