Учебный год 2023 / 7 вопрос
.docx7. Деликтные и договорные требования. Преддоговорная ответственность. Позитивное нарушение договора
(лекция К.А. Усачевой)
Наше разграничение обязательств по основаниям возникновения не должно давать поводов к размышлению: а где же граница между этими требованиями? Кажется, что строгое деление обязательств из контракта и из причинения вреда (всё остальное мы выносим за скобки) даёт чёткий ответ: эти сферы не могут пересекаться. Мы можем рассуждать, например, так: один из этих видов обязательств вытекает из обмана доверия лица к данному ему слову, а другое – все прочие ситуации, где вред причиняется иначе. То есть, можно сказать, что договорные требования покоятся на принципе автономии воли, а деликтные являются следствием недобровольных событий, лежащих вне сферы действий лица.
Сразу же возникает вопрос, а можем ли мы сказать, что и нарушение договора контрагентом вызывает причинение вреда. Почему мы не можем отнести эту ситуацию в сферу деликтного права? Это был бы один из видов деликтов, где вред бы причинялся посредством нарушения договора одной из сторон. Чем не причинение вреда?
Хочется сказать, что если мы будем так рассуждать, то мы поломаем всю систематику, а компенсационная функция присуща не только деликтному праву.
Давайте сформулируем так, если мы согласимся, что нарушение договора является деликтом, то и сама система частного права будет не нужна. Но в то же время существуют и пограничные ситуации, где мы не можем до конца определить причинён ли вред по воле пострадавшего или помимо его воли. Классические примеры – преддоговорная ответственность, позитивное нарушение договора и некоторые другие ситуации.
Вот пример, который часто приводится. Служащий фирмы забывает повесить табличку о только что вымытом паркете. Клиент фирмы поскальзывается на этом паркете и причиняется вред его здоровью. Можем ли мы говорить в этом случае, что вред причинён по воле клиента или помимо его воли? И должен компенсироваться по правилам договорной или внедоговорной ответственности?
Студент: Ответ связан с исполнением. Если вред причинён вне исполнения, то деликт.
Усачёва: Так бы ответили французские юристы.
Немецкие юристы ответили бы на этот вопрос по-другому. Они бы сказали, что это требование договорное, для этого они бы безмерно расширяли обязанности продавца или вводили бы фикцию договорных отношений. Тут секрета нет. А вот разница между решениями правопорядков заключается в аспекте выстраивания модели генерального или специального деликтов (Нильс Йенсен).
В немецком праве этот случай попадает в сферу договорной ответственности, потому что там не в полной мере проработано деликтное право. Не по каким-то там особым причинам, в таких случаях мы должны считать, что вред причинён в связи с волей пострадавшего, и в некотором смысле воля действительно была. Он пришёл в демонстрационный зал, намеревался заключить договор, но, наверное, для возмещения договорного вреда нам нужна другая воля. Договорное требование должно охватывать возмещение только того результата, на наступление которого и был направлен договор, а все остальное, наверное, должно относиться к сфере деликтного права. Таким образом, компаративистика даёт на это разный ответ, и так получилось в результате случайных причин.
Вторая возможная ситуация, где возникает проблема разграничения – преддоговорная ответственность. Здесь мы тоже говорим, что это относится, скорее, к сфере деликтного права, и мы рассуждаем в России таким образом, потому что нашей системе близка сфера генерального деликта, немецкая система скорее далека от этой модели, и ответ, следовательно, будет другим.
Ещё одна группа ситуаций – позитивное нарушение договора. Случай, который уже получил развитие в российской практике1. Здесь описывается ситуация, когда вследствие поставки зараженного животного заражаются другие животные, и все стадо уничтожается по предписанию публичной власти. В некотором смысле мы тоже можем говорить, что события, послужившие основанием причинения вреда, наступили по воле, так как поставка больного животного была осуществлена в связи с нарушением договора. Но в то же время произошедшие события не охватывались волей потерпевшего.
На мой взгляд, и в ситуации преддоговорной ответственности, и в случае позитивного нарушения договора работает тот же принцип – договорным требованием может охватываться лишь не наступление того результата, на который истец должен был рассчитывать в связи с заключением договора. Все остальное – издержки в связи со срывом переговоров; ущерб, который истец понёс из-за уничтожения стада – это все сфера деликтного права. Хотя этот вопрос тоже не имеет универсального решения. Например, так не могут рассуждать французские юристы, у которых для решения этого вопроса используется другая логика. Французские юристы при подобной проблеме разграничения внедоговорных и договорных требований будут отдавать приоритет договорным требованиям. Эта позиция также долгое время преобладала в советской доктрине (например, об этом писала Флейшиц).
Выдержки из семинара Lextorium «Убытки: порядок исчисления и особенности взыскания»
Конкуренция деликтных и договорных требований — актуальная проблема российского права. В судебной практике, равно как и в доктрине, не выработано четкого подхода к ее решению. Представим ситуацию: хранитель товара своими действиями уничтожает хранимое имущество. Какое требование выбрать истцу: договорное или деликтное? И есть ли у него выбор? К решению этой проблемы есть два возможных подхода. Первый предполагает предоставление истцу полной свободы выбора основания, из которого возникает его требование. Второй заключается в поиске специальной нормы, устанавливающей способ защиты. Деликтные нормы во всех правопорядках характеризуются широкими семантическими рамками и высоким уровнем неопределенности. При договорном регулировании эти семантические рамки сужаются. Так, есть общее правило: лицо должно проявлять должную заботливость и осмотрительность, которая требуется от него в определенных обстоятельствах. На уровне договора раскрываются конкретные меры, которые требуются от должника. Таким образом, договор «выигрывает» в сравнении с общими деликтными нормами.
Правовая природа обязательств из договора и из деликта различна. Если вред возник в результате неисполнения или ненадлежащего исполнения договорного обязательства, нормы об ответственности за деликт не применяются, а вред возмещается в соответствии с правилами об ответственности за неисполнение договорного обязательства или согласно условиям договора, заключенного между сторонами.
В различных странах по‑разному подходят к решению проблемы конкуренции исков. Например, в Германии истцу предоставляется свобода в выборе способа защиты. В России же стараются ограничить конкуренцию исков. Если субъект продал вещь по недействительной сделке и хочет ее виндицировать, то это сделать нельзя, — в такой ситуации возможна только реституция. Покупатель приобретает автомобиль, после чего выясняет, что двигатель неисправен и был таким на момент заключения сделки. Какое требование ему в таком случае заявить? Ему нужно предъявить предусмотренные ст. 475 ГК РФ требования о последствиях передачи товара ненадлежащего качества. Как констатировал Президиум ВАС РФ в п. 6 информационного письма от 10.12.2013 № 162 «Обзор практики применения арбитражными судами ст. 178 и 179 ГК РФ», наличие каких‑либо иных возможностей защиты нарушенного права истца не исключает признание сделки недействительной при наличии оснований, предусмотренных ст. 178 и 179 ГК РФ. Иными словами, Президиум ВАС РФ признал за истцом право выбора способа защиты: признания сделки недействительной или заявления требований из ст. 475 ГК РФ. Под вопросом остается и основание иска. Как правовая квалификация заявленного истцом требования влияет на возможность его удовлетворения судом? У истца указано требование виндицировать вещь. Суд между тем считает нужным применить ст. 167 ГК РФ — реституцию. Исходя из представленных по делу доказательств, это является возможным. Решение суда – в мотивировочной части суд указывает, что истец «не угадал» с предъявленным требованием. После чего делает вывод о том, что тех обстоятельств, который доказал истец, достаточно для того, чтобы применить реституцию.
Вопрос о преддоговорной ответственности
Концепция регулирования переговрного процесса и преддоговорной ответственности (culpa in contrahendo) была предложена ещё во второй половине XIX в. Рудольфом Фон Иерингом. В своей работе 1861 года “Culpa in contrahendo или возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров” он впервые поставил вопрос о возможности ответственности участников переговорного процесса.
Стало возможным возложение ответственности на участников переговоров в отсутствии договора, было положение, утверждающее, что недействительный или незаконченный договор, тем не менее, имеет частичное действие в отношении ответственности одной из сторон переговоров. В основе этой конструкции лежит допущение, о том, что участники переговоров, вступая друг с другом в отношения, условно (молчаливым согласием) заключают между собой соглашение о том, что они будут вести эти переговоры добросовестно. Проявление же недобросовестности образует нарушение этого подразумеваемого договора и таким образом влечёт меры ответственности, носящие договорный характер. В дальнейшем преддоговорная ответственность получила разработку в работах германских пандектистов, была поддержана правоприменительной практикой и в итоге получила нормативное закрепление в Германском Гражданском Уложении и охватила собой очень широкий круг общественных отношений. Связывают это обычно отсутствием принципа генерального деликта, который есть во многих европейских правопорядках, в том числе и в России (п. 1 ст. 1064 ГК РФ); в нем нет права на возмещение ущерба при угрозе имуществу, отсутствует ответственность за вину помощника и т.д.
Французский правовед М. Саллейль в своей работе «О преддоговорной ответственности» расширил концепцию Р. фон Иеринга, сконцентрировав своё внимание на всем процессе ведения переговоров (французы преддоговорную ответственность рассматривали в качестве разновидности деликтной ввиду наличия во Франции принципа генерального деликта)
Английское common law и придерживается алеоторной теории переговорного процесса, и не знает общего принципа добросовестности и единой концепции преддоговорной ответственности. Многие виды недобросовестного поведения во время переговорного процесса покрыты иными механизмами (иском о введении в заблуждение (deceit), вступление в переговоры без намерения заключить договор, «злоупотребление доверием» (breach of confidence)). Английские суды также часто используют теорию подразумеваемого (сопутствующего) договора (стороны как бы заключают подразумеваемый договор о порядке ведения переговоров)
Российской доктрине тема преддоговорной ответственности известна достаточно давно (С.И. Вильнянский, И.Б. Новицкий, Ф.И. Гавзе, И.А. Покровский, В.И. Синайский). В целом отечественные цивилисты разделились на два лагеря: первые склоняются к деликтной природе преддоговорной ответственности, вторые считают преддоговорную ответственность самостоятельным (sui generis) видом гражданско-правовой ответственности, сочетающей в себе элементы и деликтной, и договорной ответственности
Есть деление ответственности на договорную и внедоговорную (деликтную), на основе критериев предложенных еще В.П. Грибановым. Квалификации преддоговорной ответственности по данным критериям: 1) Источник ответственности. Деликтная ответственность возникает из закона и ввиду нарушения установленной законом обязанности, а договорная ответственность возникает из соглашения и ввиду нарушения обязательства, установленного таким соглашением. 2) Размер возмещения. В деликтной ответственности возмещается только реальный ущерб (расходы по модели негативного договорного интереса); то есть потерпевший должен быть поставлен в положение, как если бы он не вступал ни в какие отношения с причинителем. В договорной же ответственности возмещаются убытки, как в форме реального ущерба, так и упущенной выгоды, то есть расходы по модели позитивного договорного интереса, т.е. потерпевший должен быть поставлен в положение, как если бы он вступил с нарушителем в соответствующее правоотношение, и оно было бы надлежащим образом исполнено.
Применяя указанные критерии к преддоговорной ответственности, можно заметить, что
ответственность исходит из установленной в законе обязанности вести переговоры добросовестно (п. 3 ст. 1, в п. 2 ст. 6, в п. 5 ст. 10 ГК РФ; п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации"). Представляется, что законодатель прибегнул к прямому закреплению норм о преддоговорной ответственности не с целью указать на ее самостоятельную природу, а с целью побудить суды, которые строго следуя принципу свободы договора, традиционно не хотели применять принцип генерального деликта к стадии переговорного процесса, налагать ответственность на недобросовестных участников переговоров.
1 Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 09.06.2016 по делу N 305-ЭС16-1712, № А41-5917/2015. Подробнее: Белов В.А. Дело об убытках от африканской чумы свиней. // Комментарий к Определению Судебной коллегии по экономическим спора ВС РФ от 09.06.2016 по делу N 305-ЭС16-1712 // Вестник экономического правосудия. 2016. №8. С.16-20.