B0P5QZLLxa

опытный в изучении языка. Нужно больше дополнительных материалов, приходится больше повторять, чем это предусмотрено учебником, так как не все легко запоминают. Поэтому я сама пишу тексты, делаю обучающие тесты (таких тестов тоже мало). Тексты мы не только читаем, но и обсуждаем. Обучение говорению – это, наверно, самое сложное, к этому нельзя быть полностью готовым. Поэтому происходит то, что я называю «размножением языковой личности», когда я разговариваю с каждым учеником на понятном для него языке, подбирая знакомые ему слова. Мы обсуждаем любые темы. Если моя ученица купила новую сумку, мы можем поговорить об этом. Если мы ходили с обучающимися на выставку, концерт, гуляли по городу, купили павлопосадский платок, естественно, что на следующем занятии будет что-то, связанное с этим.

Т. А. Рычкова: Вы гуляете вместе со своими учениками по городу?

Л. Ю. Лебедева: Да, не со всеми, конечно, обычно это нужно начинающим, особенно только приехавшим. Мы вместе изучаем Мурманск, смотрим, где хорошие магазины и т.п. Мои ученики обычно общительные люди, которые хотят посещать магазины, ходить в фитнес-клубы, быть полностью адаптированными в нашем городе. Им, конечно, что-то подсказывают коллеги, но и я тоже помогаю, кто же, как не я.

Т. А. Рычкова: Есть ли разница в обучении представителей различных языковых групп?

Л. Ю. Лебедева: Немного есть с точки зрения фонетики. Есть финский ученический анекдот о том, что русский язык – это язык, в котором семь звуков [с’]. Все наши шипящие [ж], [з], [з’], [с], [с’], [ч], [щ] для финнов похожи и воспринимаются как один звук. Хотя и норвежцам непросто их различать. Иногда и они путают [ч], [щ], [ц], хотя в норвежском языке вроде бы есть похожие звуки. А вообще разница в обучении больше зависит от индивидуальных особенностей человека и его возраста, наличия опыта изучения иностранных языков (человек, для которого русский уже, например, пятый или восьмой по счету иностранный язык, быстрее осваивает материал, чем среднестатистический европеец, владеющий только родным и английским языком). Но главное все же индивидуальные особенности и желание учить язык.

Т. А. Рычкова: Любовь Юрьевна, Вы закончили магистратуру Мурманского государственного арктического университета по направлению «Русский язык как иностранный». Исходя из вашего опыта работы, что бы Вы посоветовали изменить в системе образования? На что обратить особенное внимание? Что можно было бы улучшить в системе обучения русскому языку как не родному?

Л. Ю. Лебедева: У нас в Мурманске не так много курсов для иностранцев, желающих изучать русский язык. Одна моя ученица, например,

151

очень хочет пройти курс интенсивного обучения языку, но в Мурманске такого нет. С другой стороны, в нашем городе, в отличие от, скажем, Москвы, не так много и самих иностранцев, и я сомневаюсь, что такие курсы оправдали бы себя.

Мне как педагогу не хватает профессионального общения с коллега- ми-педагогами, возможности обмениваться опытом. Пока получается взаимодействовать и обмениваться материалами только с преподавателем русского как иностранного МАГУ Бурцевой Александрой Вячеславовной, а хотелось бы, конечно, иметь больше подобных контактов.

Приложение 2

Харальд Роалквам, преподаватель норвежского языка Мурманского арктического государственного университета

Т. А. Рычкова: Харальд, из какой страны вы приехали? Х. Роалквам: Я приехал из Норвегии, из Осло.

Т. А. Рычкова: Для чего вы приехали в Россию?

Х. Роалквам: Конечно, для работы. Но надо сказать, что у меня была такая же работа и в Норвегии, там я тоже был преподавателем норвежского языка. Главная причина все же в том, что благодаря переезду у меня появилась возможность изучать русский язык.

Т. А. Рычкова: А почему Вы захотели изучить русский язык?

Х. Роалквам: Я считаю, что русский язык – один из главных литературных языков в мире. Вернее, не я так считаю, это факт. И главная причина приезда сюда – возможность научиться читать русских писателей на русском.

Т. А. Рычкова: А прежде, до приезда в Россию, Вы уже изучали русский язык?

Х. Роалквам: До того, как мне предложили работу преподавателем норвежского языка в Мурманском арктическом государственном университете, нет. После того, как я решил принять это предложение, я поехал в Санкт-Петербург и прошел там шестинедельный курс изучения русского языка.

Т. А. Рычкова: А в Норвегии была возможность изучать русский

язык?

Х. Роалквам: Да, в Осло достаточно возможностей. Но я принял предложение в мае. А раньше я думал, что русский язык – это слишком сложно. Я предполагал, что если я захочу изучать еще какой-то язык, луч-

152

ше выбрать испанский или что-то похожее. Так что предложение было неожиданно. Но я не очень долго думал, решил, почему бы и нет.

Т. А. Рычкова: До приезда сюда вы изучали язык только несколько недель в Санкт-Петербурге. Этого Вам хватило, чтобы научиться говорить?

Х. Роалквам: Я мог говорить в элементарных ситуациях типа общения с продавцом. Но если обсуждалась какая-то сложная тема, у меня не получалось вести интересный разговор на русском. Я мог говорить простые вещи вроде «Здравствуйте, меня зовут Харальд, я работаю преподавателем» и тому подобные. Я не мог читать газеты, говорить с коллегами, у меня получалось поддерживать только неформальный элементарный разговор, например, с продавцом в магазине, и то, если ситуация была очень предсказуемой.

Т. А. Рычкова: Когда Вы приехали в Мурманск, как Вы продолжили изучать русский язык?

Х. Роалквам: Я занимался с репетитором один раз неделю в начале семестра. Потом времени на это уже не хватало, и я стал изучать самостоятельно, кое-как. Вы сами понимаете, что после восьми часов на парах наслаждаться упражнениями вечером очень трудно. Поэтому я выбрал (хотя нельзя сказать, что я выбирал) другой подход, в Норвегии мы называем это «подходом дурака». Это значит, например, что вы читаете статью в газете, и у вас, конечно, возникают проблемы, вы сталкиваетесь с текстом: вы не понимаете, зачем здесь творительный падеж и т. д. Вы начинаете анализировать предложение, пока не поймете. И так я учил русский язык. Я не думаю, что это самый лучший метод, но если не хватает времени, если большую часть дня проводишь на работе, это помогает наслаждаться изучением русского языка.

Т. А. Рычкова: То есть Вы не учили правила, а просто читали очень много статей и пытались их понять?

Х. Роалквам: Да, хотя, конечно, у меня есть книги, пособия по грамматике, и я читаю их, чтобы понять то, с чем я столкнулся в тексте, например, «Грамматику русского языка в иллюстрациях» М. Н. Лебедевой, К. И. Пехливановой.

Т. А. Рычкова: Что для Вас было самым трудным и самым легким в изучении русского языка?

Х. Роалквам: Я пытался найти что-то легкое в русском языке, но мне не удалось. А трудного очень много. Падежи, в целом, не очень трудные. Хотя, когда я разговариваю, бывает нелегко, потому что я не всегда успеваю вспомнить правила, не могу сосредоточиться. Но все же это не очень трудно. Сложно, наверно, с числительными, их склонением. Но я

153

слышу, что и россияне в этом, бывает, ошибаются. Основное правило совершенного и несовершенного вида не очень трудное, но я не всегда могу понять, как его применять правильно в инфинитиве. Иногда мне кажется, что речь идет о повторяющемся действии, но россияне при этом употребляют совершенный вид. Я не могу это понять. Еще трудно бывает определить вид у глаголов типа «класть/ложить» с приставками. Там я всегда путаюсь. Трудны и глаголы движения с приставками, их очень легко перепутать.

Т. А. Рычкова: Сколько времени Вы уже находитесь в России и как на настоящий момент оцениваете свой уровень владения языком?

Х. Роалквам: Я нахожусь в России уже два с половиной года. Если речь идет о понимании, то когда я, например, слушаю радио, я понимаю почти все. Когда студенты говорят между собой, я очень мало понимаю. Я читаю и понимаю газеты и не слишком трудные художественные тексты. Хотя это все же зависит от темы. Мне не сложно общаться в обычных ситуациях: дома, на улице, с друзьями. Там я могу делать ошибки, друзья меня понимают. На работе общаться труднее. У меня хорошие коллеги, но с ними все же не хочется экспериментировать, делать ошибки, это вызывает стеснение, я не хочу, чтобы меня неправильно поняли. Но я все равно стараюсь общаться на русском, настаиваю на этом, даже если коллеги говорят на английском. Мой письменный язык уже, конечно, гораздо лучше, чем разговорный. Когда я пишу, у меня есть время обдумать. А когда я говорю, я замечаю одну свою ошибку, но эта ошибка порождает и другие, а времени не хватает, чтобы их заметить и создать правильное предложение.

Т. А. Рычкова: Сколько времени в день в процентном соотношении Вы примерно говорите на русском?

Х. Роалквам: На занятиях мы примерно 80% говорим на норвежском по понятным причинам – мы там находимся для изучения норвежского языка. В остальное время наоборот, большую часть времени я говорю на русском.

Т. А. Рычкова: А после работы как часто возникает необходимость говорить на русском? Вы ходите в гости, на мероприятия?

Х. Роалквам: Да, часто, хотя я бы не назвал это необходимостью, для меня это возможность. Я часто общаюсь с русскими, которые так же, как и я самостоятельно изучают иностранный язык – норвежский. Мы с ними встречаемся, и это полезно для всех. И у меня есть друзья, с которыми я общаюсь только на русском, я делаю это практически каждый день.

Т. А. Рычкова: Что больше всего помогло вам в изучении русского языка: чтение, занятия с репетитором, живое общение, что-то еще?

154

Х. Роалквам: Конечно, живое общение, а еще чтение газет, стихов, ‒ того, чем можно увлечься, что интересно. Но, надо подчеркнуть, что занятия с репетитором позволяет извлекать большую пользу из чтения и общения.

Т. А. Рычкова: Что можно было бы сделать, чтобы изучение русского языка как иностранного было более эффективным?

Х. Роалквам: В России, как мне кажется, преподаватели слишком много времени убивают на парах вместо того, чтобы дать ученикам возможность учиться самостоятельно, найти свой собственный подход. Конечно, это зависит и от студентов. Я думаю, что надо много общаться, много читать, много заниматься самостоятельно и сразу начинать использовать язык – это важно. Обратить больше внимания на понимание живого разговорного языка. В Норвегии больше живого общения и меньше уроков. Мы, например, требуем от студентов, чтобы они выучили к определенному времени склонение существительных, но как они это сделают, не так важно, они должны найти свой подход. Хотя, конечно, есть и базовые вещи, которыми занимаемся вместе. А вот чтением газет лучше заниматься самостоятельно. Это «подход дурака», который эффективен только при индивидуальном обучении, на парах он не подойдет. Это хороший подход, но он требует бесконечного терпения. Если такого терпения нет, ищите свой способ.

Приложение 3

Сами Рантамяки, координатор по вопросам культуры и СМИ Генерального консульства Финляндии

Т. А. Рычкова: Сами, из какой страны Вы приехали? С. Рантамяки: Я приехал из Финляндии.

Т. А. Рычкова: С какой целью Вы приехали в Россию?

С. Рантамяки: Первый раз я приехал в Россию 10 лет назад в г. Ижевск Удмуртской республики, а во второй раз в 2011 году и работаю сейчас координатором по вопросам культуры и СМИ в Мурманском отделении генерального консульства Финляндии в Санкт-Петербурге. В Мурманске я с января месяца.

Т. А. Рычкова: Почему вы решили поехать работать в Россию?

С. Рантамяки: Потому что Россия – сосед Финляндии. Я родился в том регионе Финляндии, где шведский язык является главным языком (шведский у нас второй государственный язык), поэтому шведская культура всегда была близка мне. И в какой-то момент я понял, что про Швецию

155

знаю много, а про второго соседа, Россию, почти ничего. И мне стало интересно.

Т. А. Рычкова: А русские в Финляндии рядом с Вами жили? Ктонибудь говорил на русском?

С. Рантамяки: Нет, в моем регионе 96% населения говорило на шведском, русских не было совсем. И у меня нет русских корней, мне просто стало интересно.

Т. А. Рычкова: Когда вы приехали в Ижевск, Вы уже знали русский

язык?

С. Рантамяки: Я знал алфавит, у меня был базовый уровень: я мог рассказать, кто я, откуда и т. п.

Т. А. Рычкова: Вы освоили этот базовый уровень самостоятельно?

С. Рантамяки: Нет, в университете Хельсинки. Изучение русского языка, прохождение определенных курсов было обязательным условием для того, чтобы уехать работать в Россию. Я уже плохо помню, но, кажется, надо было пройти 3 или 4 курса по изучению русского языка. Это были общие курсы для всех, кто хотел изучать русский. В конце курса мы сдавали экзамен.

Т. А. Рычкова: Занятия вел носитель русского языка?

С. Рантамяки: Нет, финка.

Т. А. Рычкова: В Ижевске вы продолжили изучение русского язы-

ка?

С. Рантамяки: Когда я приехал в Ижевск, я думал, что могу говорить на русском языке. Но оказалось, что я никого не понимаю, и меня никто не понимает. Я мог читать текст, но улавливать ритм разговорной речи было трудно, тем более что там есть местный акцент. А я учил русский язык среди финнов. Я продолжил обучение в местном университете, там были уроки русского для иностранцев.

Т. А. Рычкова: И сколько Вы там учились?

С. Рантамяки: Не очень долго. Мне, честно говоря, было скучно. Там у всех был разный уровень, и для меня это было слишком просто, казалось просто потерей времени. И тогда я стал просто больше говорить с русскими, изучать язык в общении. Я, конечно, ходил на уроки (это тоже было обязательно), но больше мне помогло именно общение, это для меня самый лучший способ. Грамматику я стал изучать уже потом. В Ижевске я жил учебный год, 8‒ 9 месяцев. Когда я уезжал оттуда, у меня был уже достаточно хороший уровень: я мог общаться на работе, в магазине и т. п. Сложнее было с письменной речью.

156

Т. А. Рычкова: Сколько времени после этого вы не были в России? В этот период вы поддерживали свой уровень владения языком?

С. Рантамяки: Я не был в России примерно 2‒ 3 года. Уровень, конечно, поддерживал: много общался с друзьями из России (Москвы, Ижевска, Санкт-Петербурга), читал интернет-газеты, смотрел сериалы.

Т. А. Рычкова: А в Хельсинки есть курсы по изучению русского языка?

С. Рантамяки: Да, и я ходил на них. Я, например, ходил в Русский клуб. Туда приходили люди, связанные с Россией, в том числе русские первого, второго, третьего поколения, и мы обсуждали всякие вопросы, актуальные для России, например, русские СМИ. Этот клуб был организован при университете, там не было распланированных занятий, это были просто встречи для всех желающих, не только для студентов. Там же в университете я прошел еще несколько курсов по письменному русскому языку, потому что мне нужен был документ, подтверждающий, что я говорю на русском языке. Занятия вел не носитель русского языка, финка, но ее уровень не очень отличался от уровня носителей, она еще в Советском Союзе переводчиком работала.

Т. А. Рычкова: Когда вы вернулись в Россию, в Санкт-Петербург, вы могли свободно говорить на русском?

С. Рантамяки: Ну за два года, конечно, многое теряется. В СанктПетербурге довольно большое финское общество, и я там больше общался со своими, с коллегами-финнами. Русским языком я занимался где-то два раза в месяц – ходил на индивидуальные занятия с преподавателем. Сейчас в Мурманске у меня снова начался такой период, когда я занялся изучением русского языка. До этого я долгое время не учил язык, только говорил на нем. Теперь есть необходимость возобновить мое обучение, я делаю много ошибок, особенно когда пишу.

Т. А. Рычкова: Вы хорошо говорите. Вам приходится много писать?

С. Рантамяки: Но говорить это одно, а писать – это другое. Одно дело, когда пишешь в социальных сетях или в мессенджарах типа WhatsApp и Viber, в которых ошибки автоматически исправляются. Но когда я пишу текст на компьютере или даже от руки (иногда приходится так делать), мозг по-другому это воспринимает, и мне надо подумать, как написать даже такие банальные простые слова, как «Пожалуйста».

Т. А. Рычкова: Что больше всего Вам помогает в изучении русского языка?

С. Рантамяки: На этом уровне – индивидуальные занятия с преподавателем (тогда в Санкт-Петербурге, и здесь, в Мурманске), это единственное, что мне помогает. У меня бывают периоды, когда мне больше

157

нужно общение или, наоборот, больше читать. Какая-то тема для меня очень простая, а другая, предназначенная для начинающих, для может оказаться сложной.

Т. А. Рычкова: Вам, наверно, приходится много говорить порусски?

С. Рантамяки: Действительно, каждый день: с коллегами, партнерами (особенно по культурным проектам). Если считать в процентном соотношении, то примерно 60% времени я говорю по-русски, 30% по-фински (с коллегами) и 10% по-шведски (шведский ‒ мой родной язык, я разговариваю на нем с мамой и сестрой).

Т. А. Рычкова: Вы лучше воспринимаете информацию на слух? С. Рантамяки: Скорее всего, да.

Т. А. Рычкова: Что для вас было самым простым и самым сложным в изучении русского языка?

С. Рантамяки: Я пока не нашел такого в русском языке, про что можно было бы сказать, что это легко. Такого нет. Наверно, самое трудное для меня до сих пор – это падежи. Когда я начал изучать язык, я не понял до конца, что самое важное – это грамматика, что нужно понимать в голове, как все устроено. Я, конечно, изучал грамматику, знаю, какие падежи бывают, но у меня информация осталась кусками от разных преподавателей.

Т. А. Рычкова: Вы свободно используете падежи, не делаете оши-

бок.

С. Рантамяки: Да, я могу сказать, но не могу объяснить, почему это так, какой это падеж и почему именно он используется. Я услышал, как кто-то так говорит, и поэтому понимаю, что это правильно. Но это не значит, что в другом контексте я тоже буду говорить, как надо. И еще для меня трудные звуки, такие как [ж], [щ] и т.п. В шведском и финском это звуки немного другие, и у нас нет звука [ж], такого, как, например, в слове «живот».

Т. А. Рычкова: Ваш родной язык – шведский, финский вы изучали позже. А финский тоже непростой язык. Для вас сложнее в изучении был финский или русский?

С. Рантамяки: Русский был сложнее. Финский язык тоже сложный, и он совсем не похож на шведский. В нем больше падежей, но в нем всегда пишешь, как говоришь. Он тоже сложный, но по-другому. Но финский я изучал в школе, действительно изучал, поэтому в меня все это глубоко встроено, все эти падежи, как их использовать. И финский ‒ мой рабочий язык, я работаю на финском. Русский для меня сложнее.

158

Т. А. Рычкова: Сейчас вы свободно говорите на русском в различных ситуациях общения?

С. Рантамяки: Да, проблем нет. Может, проблемы есть у других, если они не понимают, что я говорю [смеется]. Но обычно люди сразу понимают, что я иностранец, и переспрашивают или говорят, что надо использовать не такое слово, а другое.

Т. А. Рычкова: Как можно было бы улучшить процесс обучения русскому языку?

С. Рантамяки: Мне кажется, каждому нужен индивидуальный подход. Когда я учился в Ижевске, я просто ходил в караоке-бар и пел там, а потом приходил домой и в интернете искал текст песни, которую пел вчера (например, ДДТ) и пытался понять, что это значит. И по этим текстам я учил новые слова. А просто грамматику учить мне было не интересно. И когда я сказал про это своей преподавательнице, она сразу поняла – это мой подход, и сказала принести эти тексты. А потом эта учительница стала объяснять мне, откуда эти слова, подключила еще литературу. У нее был очень правильный подход, она поняла, что мне интересно. И это самое главное – всегда смотреть, что человеку интересно, как он может изучать язык. Не каждый хочет читать литературу, и не каждый хочет петь караоке.

Т. А. Рычкова: В Финляндии достаточно курсов по изучению русского языка?

С. Рантамяки: Да, достаточно, и не только в Хельсинки. В Финляндии живет довольно много русских, в том числе не в первом поколении. Возможность изучать русский есть практически везде. Я вырос в деревне, и даже там есть курсы базового уровня. Мои родители ходили на эти курсы, так как они часто приезжали ко мне в гости в Санкт-Петербург и хотели иметь возможность ходить самостоятельно. Они изучали алфавит и простые фразы, чтобы можно было, например, заказать себе кофе, попросить помощь и т.д. Не знаю, насколько хорошо они выучили язык, но они справились вдвоем, и с ними ничего не случилось.

159

Иванищева Ольга Николаевна, Коренева Анастасия Вячеславовна, Бурцева Александра Вячеславовна, Рычкова Татьяна Александровна

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ РУССКОГО ЯЗЫКА В ТРАНСГРАНИЧНОМ ПРОСТРАНСТВЕ АРКТИКИ

Коллективная монография

Науч. ред. О. Н. Иванищева

Подписано в печать 04.04.2019. Формат 60×90/16. Усл. печ. л. 9,9. Тираж 500 экз.

Отпечатано в редакционно-издательском отделе (РИО) МАГУ.

Мурманский арктический государственный университет. 183038, г. Мурманск, ул. Капитана Егорова, 15.

160