из электронной библиотеки / 283724254462868.pdf

31

процессы, с актуализацией и мобилизацией этнического фактора, с существенным расширением исследовательского поля по этносоциальной проблематике. Сибирские историки Д.Резун и М.Шиловский считают, что постсоветский подход характеризуется стремлением к созданию национальных историй, в которых выборочно трактуются исторические события в угоду политическим амбициям. Такие исследования утрачивают видение целостности и всеобщности культурно-исторических процессов в рамках российского государства.

Как автохтонные народы сами воспринимали свое подчинение Русскому государству? Каково было их отношение к установлению русской власти? В ответе на эти вопросы важна точка зрения, высказанная не современными исследователями историками или политологами, а мнение самих современников тех процессов, которые происходили в период активного освоения территорий Сибири в XVII-XIX вв. В решении этого вопроса может помочь, например фольклорный материал, который может быть существенным дополнением к собственно историческим источникам (акты и соглашения) для исследования этой проблемы. В параграфе делается вывод о необходимости проведения сибирскими историками и культурологами тщательной работы по восстановлению реальной картины русского продвижения на восток, необходимости определиться с терминологией и методологией вопроса.

Интересной для культурологического анализа является часто обсуждаемая современная концепция «Фронтира в истории Сибири» (Д.Резун, М.Шиловский). Сегодня в подходе к этой теме различаются сами понятия фронтира, от понимания его как враждебных контактов, которые сопровождаются военными конфликтами, до мирных, почти идиллических взаимоотношений разных групп и культур. «Фронтир» - место или момент встречи двух культур разного уровня развития – «подвижная граница». Такая «подвижная граница» не возможна без переселений, которые и устанавливают границу, либо положение «ничейной земли» между подданными российской империи и аборигенным населением, которые в результате взаимодействия становятся её представителями. Этот процесс зависел, прежде всего, от позиции и участия государства.

Концепция отражает цивилизационную позицию, с точки зрения преобладающей геополитической роли государства в народной колонизации Сибири. Только государство в массовом масштабе переселяло все категории населения: служилых, посадских, крестьян и даже нищих в этот обширный и суровый по климатическим условиям регион. В России того времени не было другой силы, кроме государства, способной организовать колонизацию и изыскать такие финансовые средства, какие помогли достичь результатов, с которыми подошла Сибирь к концу XVII века.

Как уже отмечалось «Фронтир» - это не просто «раздвигающаяся граница», но и «отступающая граница свободных земель». Причем, «граница» -

32

это постоянно изменяющаяся величина, а не жесткая государственная линия, установленная массой застав и жестко контролируемая государством. Если сравнить колонизацию Америки и Восточной Сибири, то можно заметить, что на территории Америки «белые» колонисты и индейская цивилизация существовали параллельно, почти не соприкасаясь друг с другом. В процессе движения европейцы шли вглубь континента, а индейцы были вынуждены отступить. Такое положение стало началом индейских резерваций и привело к самой минимальной связанности этих двух культур в хозяйственном, культурном и поселенческом аспекте. Культуры были связаны только политически. Они находились друг от друга на расстоянии и в пространстве, и в содержании. И как пишет исследователь, это позволяло «белой» культуре «не опускаться» до культуры традиционного общества.

В Сибири для завоевания земли не всегда было необходимо прибегать к вооруженным столкновениям, поскольку земли было достаточно. Продвижение русских колонистов почти не отодвинуло коренных жителей с их обитаемого пространства, поэтому поселения, а вместе с ними культурный ландшафт Восточной Сибири был смешанным. Кроме того, коренное население практически сразу включалось в жизнь и пространство городов Восточной Сибири. Существовало три основных показателя государственности, социальноадминистративной и аборигенной политики: присяга-шерть9, аманатство10 и ясак11.

Понимание колонизации и освоения Сибири и Восточной Сибири тесно связано с формированием и развитием культурного ландшафта. Представление о культурном ландшафте региона дает возможность и основания понять, «прочесть» это пространство. Оно не бесформенно и не так уж хаотично. Пространство культурного ландшафта - это нечто вполне определённое и закономерное, по-своему функциональное и целесообразное. Оно организовано жесткой мощной структурой, сращенной с государством и пронизывающей буквально все, включая и обыденность, и само «государство» (В.Каганский).

Обращаясь к рассмотрению динамики культурного ландшафта Восточной Сибири необходимо учитывать факт его постепенного формирования. Создание культурного ландшафта осуществлялось волнообразно и импульсами (XVII-XX вв.). Изучение этого горизонтального ландшафта предполагает выделение в нем определенной системы базовых структурных элементов. Таким первым базовым элементом являются общности людей, деятельность которых направлена на изменение культурного ландшафта региона. Коммуникативные артерии Восточной Сибири, какими были сухопутные и водные пути, которые подобно Великому шелковому пути, представляли собой сеть дорог, которые

9 Присяга-шерть – «приведение по высокую руку государеву» и принесение клятвы верности.

10Вхождение в русские города и остроги родственников местной правящей верхушки в качестве заложниковаманатов.

11Экономическая основа включения сибирских аборигенов в структуру государства – несение тягла, т.е. выплата ясака.

33

формировали специфические черты культурного ландшафта восточносибирского региона. Город как главная скрепа культурного пространства Восточной Сибири. И сибирская деревня как явление выполняющее роль «консервирования» русской традиционной культуры крестьянства.

Город есть образ жизни и способ существования культуры, которая и определяется в качестве городской культуры. Суть городской культуры - постоянное усиление светских элементов во всех сферах человеческого бытия. Основание опорно-административных пунктов, в дальнейшем превращавшихся в хозяйственно-экономические центры города, происходило, как правило, одновременно с хозяйственным освоением Сибири. В районах, по климатическим условиям благоприятных для ведения сельского хозяйства, остроги становились центрами сельскохозяйственных оазисов и довольно быстро обрастали сельскими поселениями, деревнями и слободами.

Остроги, поселения, а затем и города появляются не около деревни, и не как крестьянский двор, а как острожек, прообраз города – «начальная клеточка» славянского, русского населения региона. К особенности сибирского города можно отнести и то, что разделение труда между сельским хозяйством, ремеслом и торговлей практически не играло той роли, которая характерна для постепенно развивающихся городов в европейской части России. Эта неразделенность повлияла на то, что сибирские города являлись рассадниками земледелия в регионе.

Известно, что все крупные города Восточной Сибири строились возле рек, однако землепроходцы к местам основания этих городов чаще всего не спускались вниз по реке, а поднимались вверх по течению. Так появились Красноярск, Иркутск, Верхнеудинск и другие крупные и малые города региона. Причем такие города как Енисейск, Красноярск, Иркутск, Якутск, Нерчинск основываются вне всякой связи с какими-либо поселениями аборигенных народов, а иногда и без специальных царских грамот, просто в силу сложившихся обстоятельств.

Колонизация, как и градостроительство городов на новой территории, происходила всплесками. В один год могло строиться по нескольку городов, но были периоды «пауз», «пустоты». В.О.Ключевский писал, что колонизация в России совершалась «перелетами». Типологию городов Восточной Сибири можно рассматривать не только с точки зрения их административного и территориального деления: губернские города, областные центры и уездные города, но и по степени влияния столичных культурных форм, по развитости местных историко-культурных традиций, по социальной и инонациональной окрашенности. Находясь ближе к столичному влиянию, в городе обнаруживались устойчивее связи столицы с провинциальным городом. В таких городах можно больше обнаружить культурных аналогий близких к столичным формам общественной жизни. Если провинциальный город

34

находился дальше от центра, то это способствовало влиянию иных культурных форм жизни, менее заметных повторений культуры столичного города.

Город представляет собой социально-пространственную форму существования общества, вещественно и социально организованную среду жизни, определенную социальную общность. Общество провинциального города XIX века состояло из множества групп несовпадающих культурных ориентаций, что делает культуру провинции еще более сложной. Субкультурная стратификация сибирской провинции достаточно сложна, поскольку в ней не были ярко выражены ни политические, ни экономические, ни профессиональные основания. Так, крестьянин, накопив определенный капитал, становился купцом, купцы в свою очередь старались занять нишу аристократии, сочетая предпринимательство со светским образом жизни. Другими словами, одни сообщества демонстрировали способность к сохранению традиционных ценностей, другие заимствовали ценности из других субкультур, третьи создавали новые идеи и ценности. Отметим, что сибирская провинция в рассматриваемый период, это еще и оплот бюрократии и аппарата власти на местах, что вполне естественно делает его частью официальной культуры. С другой стороны это и важнейшее средство модернизации, европеизации общества и культуры.

Важнейшими социокультурными пластами, в которых существовала и функционировала культура, пульсировала та или иная струя многоликого, противоречивого культурного потока, были – город, деревня, усадьба, составлявшие во взаимодействии культурное пространство. Однако однозначно и четко определить границы разных видов пространств (городского, сельского) в условиях сибирской провинции очень сложно. Эта черта значительно отличает регион Восточной Сибири от центральной России, где урбанизация и развитие промышленности очень четко разделила два образа жизни, две культуры – городскую и сельскую. Город в центральной России это, как правило, урбанизированный промышленный центр. Восточно-Сибирские города были в основном административными центрами и носили пограничный характер, в смысле размытости городского и сельского образа жизни.

Немаловажным фактором для развития отдаленной провинции, какой была Восточная Сибирь, стали дороги как железные, так и трактовые. Они были единственным связующим звеном с центром России, которое способствовало притоку нового населения как по культурному и социальному показателю, так и по роду профессиональной деятельности, что сразу отразилось на социальной структуре провинциального сибирского города. Однако дореволюционные сибирские города даже после проведения железной дороги не стали промышленными центрами. В процессе формирования городов в XIX веке большую роль, чем промышленность, играла торговля, особенно оптовая. В организации культурной и общественной жизни города, создании материальной базы учреждений образования, благоустройства, открытии библиотек, издании

35

газет, проведении вечеров, спектаклей, концертов, бал-маскарадов (часто благотворительных) ведущую роль играли чиновники и купцы.

Сибирская деревня и отдельные населенные пункты, также как и город, образуют специфику культурного ландшафта Восточной Сибири. Она возникает, развивается, преобразуется, сливается, стагнирует, ликвидируется, умирает и возрождается на протяжении всего рассматриваемого периода.

В Восточной Сибири постоянно происходило усложнение поселенной структуры деревни. На развитие сибирской деревни влияли такие факторы, как интенсивность заселения и освоения той или иной территории, уровень её социально-экономического и культурного развития, образ жизни местного населения. В параграфе отмечается, что, несмотря на это, черты русской культуры в сибирской деревне были настолько обычны, что попадали в сферу интересов исследователей реже, чем культура городов и других народов Восточной Сибири.

Культурные начинания в сибирской провинции XIX века невелики. Они, прежде всего, связаны с развитием административно-управленческой инфраструктуры, традицией и организацией религиозной жизни восточносибирских городов, а также с процессом распространения книгопечатания и началом формирования сети духовных и светских учебных заведений. Состояние культурной среды и культурного ландшафта сибирских городов определяет как распространение культурных новаций, так и сохранение, бережное отношение к традиционной культуре. Важным системообразующим фактором этой культурной среды является механизм функционирования культуры, к которому относится система образования, книга, периодика, культурно-информационная система как средство распространения знаний.

Во втором параграфе «Этноментальные образы народов Восточной Сибири» представлен сравнительный анализ двух противоположных, но не противостоящих дуг другу типов культур – кочевой и оседлой. Исследования проблем этничности последних лет выявили, что регионализм может существовать в пассивной форме. Он может проявляться в привычках, обычаях, типах менталитета, культурных особенностях и т.п. Этот вид регионализма определяется общей идентичностью, менталитетом, культурой, историей, географией.

Историческое развитие России неразрывно связано с формированием на её огромном пространстве не только этнических, но и территориальных общностей, которые выделяются своей индивидуальностью, социокультурной спецификой, определяемой как «региональная идентичность». Региональная идентичность – отношения социальных субъектов с широкими социальнокультурными институтами в конкретном ареале обитания человека (А.Бороноев). В типологии ментальных образований особое место занимают территориально-географические формы, которые являются характеристикой

36

населения определенных регионов. Территориальная или региональная идентичность является одной из главных в идентификационной матрице человека (А.Бороноев, Э.Смит).

В параграфе показана связь ментальной структуры этносов, проживающих на территории Восточной Сибири и образа, который возникает у историков и этнографов в результате контактов с жителями региона. В исследованиях фиксируется регионализация поведения и восприятия окружающего мира.

Образ есть синтетическое отображение всего окружающего мироздания, сфокусированный космос, внутреннее пространство. Менталитет как особое мировидение состоит из представлений и установок. Это определенная совокупность типов мышления, коллективные представления, которые включают в себя архетипы социокультурной памяти, символы, ценности, традиции, сформировавшиеся в определенных условиях. В параграфе отмечается, что «сибиряк» существует и в образном представлении о русских жителях региона, и в виде региональной идентичности самих сибиряков, в то время как кочевник – это скорее образ, отразившийся в ментальности автохтонных народов Восточной Сибири, нежели признак идентичности.

Особенности характера население Сибири впервые были замечены и описаны в записках и исследованиях путешественников, участников сибирских экспедиций уже в XVIII веке. Возникший образ и миф о сибиряке в XIX веке стал рефлексией самих жителей Сибири, что и закрепило понятие «сибиряк». Современное понимание «сибиряка» включает в себя два момента - сибиряк как носитель региональной русской культуры и сибиряк как обобщенное название всех народов, проживающих в этом регионе. Однако, в параграфе отмечается, что «сибиряк» как региональная идентичность, существует только у славян и русских, в то время как коренные народы Сибири таковыми себя не считают. Например, как уже отмечалось, буряты идентифицируют себя, в большей степени, с Цетрально-Азиатским регионом, нежели с регионом Восточной Сибири (М.Гомбоева).

Менталитет и образы сибиряка и кочевника в параграфе рассматриваются как особенности архитектоники культурного пространства Восточной Сибири. В параграфе выделены сущностные характеристики кочевника и сибиряка. Ментальный образ кочевника характеризуется консервативностью, сакрализацией кочевого сообщества, которое основано на генеалогическом родстве, хозяйственных, военных, религиозных, языковых и общекультурных связях. Кочевник по-восточному медлителен, сосредоточен на себе, немногословен, всегда находится в движении. Кроме того, сам кочевник формирует образ пространства – степь, тундра, конь или олень, юрта или чум. Родина в понимании кочевника – это кочующий род. В системе ценностей ведущее место занимает свобода перемещения по пространству, свобода,

37

ассоциированная с волей, со статусом полноправного члена сообщества. Её дополняют стремление к лидерству, богатству и воинству (богатырству).

Подвижности кочевника противостоит стабильность и укорененность земледельца – сибиряка, образ которого является неотъемлемой частью общенациональной культуры России. Выделение особого типа русского характера, сформировавшегося под воздействием региональных особенностей началось еще с А.И.Герцена, который называл первых покорителей Сибири «рыцарями из чистой стали».

В параграфе отмечается, что «сибиряк» есть результат процесса осознания региональной идентификации русской культуры. О сибиряках как субэтносе (народно-областном типе), родившемся в результате синтеза русских переселенцев с коренным населением Восточной Сибири, писали исследователи краеведы, этнографы и историки XIX века. Они приводили факты и описывали антропологические характеристики сибиряка, особенности его характера, поступков и душевных качеств.

Исследователи отмечают, что к характеристикам сибиряка можно отнести восприимчивость и терпимость ко всему новому, «чужому», «другому», настойчивость, рассудительность, предприимчивость, расчетливость, склонность к реалистическому взгляду на вещи, вера в сои силы, достаточно быстрая адаптация к постоянно меняющимся новым условиям, индивидуализм и развитое чувство собственного достоинства, смелость и находчивость, склонность к авантюризму, гостеприимство и внимательность к гостю, чистоплотность в быту и одежде. Существенная отдаленность от Европейской части России позволила сформироваться более свободному, демократичному образу жизни сибиряков.

Как и кочевнику, сибиряку соответствует его пространство – это пространство заповедности, дикости, неприхотливости и одновременно суровости, холодности края. Сибиряк – это вечный покоритель природных стихий, это человек, живущий в экстримальных условиях. Труд для него равнозначен самой жизни. В целом образ сибиряка вобрал в себя идеал свободной, сытой жизни, свободного труда «на себя» с конкретными, реальными результатами. Особенностью сибиряка является его постоянное нахождение в состоянии выбора – между православием, буддизмом и шаманством, сохранить «свое» или принять «чужое». Таким образом, образы кочевника и сибиряка, как характеристики двух культур и образов жизни, не конфликтуя, уравновешивают и дополняют культурное пространство Восточной Сибири, как две части единого целого.

В параграфе «Религиозная гетерогенность культурного пространства региона» рассматривается проблема сложности и неоднородности религиозного мировоззрения народов Восточной Сибири и то как разные религиозные системы могут выступать в роли проводников культуры. Религиозное пространство Восточной Сибири начало формироваться не на

38

пустом месте. Основным источником формирования традиционной культуры являлась мифология, которая служила первоначальной формой духовной культуры, особой формой мироощущения и миропонимания. На протяжении тысячелетий в народной культуре складывались представления человека о мире, система образов и языка, верований, обычаи и нравы, формы обрядовопраздничной жизни и фольклор.

Религия является социокультурным явлением, тесно переплетающимися с традициями, национальным менталитетом и психологией. Поэтому религия тесно связана с этническим составом населения того или иного региона. Являясь атрибутным элементом этнической культуры, она существует как неотъемлемый компонент общественной жизни, пронизывает на протяжении веков все стороны жизни общества. Наиболее крупными, этнически обусловленными религиями, получившими распространение и развитие в Восточной Сибири, являются православие и буддизм. Православие представлено в первую очередь, русской православной церковью и старообрядчеством, которое в свою очередь распространено в пределах данного ареала не повсеместно. Буддизм в данном регионе, в отличие от европейской части, не был столь изолированным в географическом отношении от центра буддизма, хотя и развивался автономно. Судьбы этих вероисповеданий переплелись с историей страны и региональными традициями.

Историческими типами бурятского мировоззрения считаются дошаманистические (анимизм, тотемизм), собственно шаманское, синкретическое мировоззрение, вбирающее в себя как шаманское, так и буддийское миропонимание, собственно буддийское мировосприятие, философское мировоззрение буддизма (М.И.Гомбоева). Такая логика развития объясняется тем, что над каждой существующей в определенный период истории моделью мировоззрения формируется новая, более сложная.

Образ мироустроения кочевника конструируется из культа предков, культа Неба, Земли, трансцендентной природы человека и мировоззренческого принципа взаимообусловленности всего со всем – тэнгризма. Почитая отца Неба и мать Землю, кочевник верит в то, что он находится в центре вселенной, а духи природы и предков защищают его. Шаманы – это связующее звено, обеспечивающее баланс существования кочевника. Шаман в представлениях автохтонных народов Восточной Сибири, имеет способность путешествовать в пределах трехмерного пространства (верхний мир – небесный мир, средний – земной, нижний - подземный). Например, архаичность представлений о культах предков, Неба и Земли отражена в Гэсэриаде.

Буддизм, распространившись из Тибета на север, пришел в Восточную Сибирь в форме школы Гелуг. Сегодня буддизм и шаманизм рассматриваются как две взаимодействующие системы, которые нашли отражение в традиционном мировоззрении бурят. Обе традиции существовали и существуют в живом опыте и образе мироустройства бурятской традиционной культуры.

39

Интересным является сопоставление двух региональных факторов, формирующих мировоззрение – центрально-азиатский холизм бурят (М.И.Гомбоева) и русский сибирский менталитет. Их сравнение делает понятным, некоторую отстраненность и в некотором смысле даже не аутентичность в восприятии Восточной Сибири как родины, месторазвития для кочевой и полукочевой культуры бурят. Его родина Центрально-азиатский региона, в то время как сибирский менталитет и культура рождались и формировались в рамках сибирского региона и русской культуры.

Если религию можно рассматривать в качестве универсальной модели познания мира (как и другие формы культуры, – науку, философию, искусство), а набор ее обязательных элементов как культурный текст, то любое конфессиональное пространство, в том числе и православное, являясь функционально многозначным феноменом, может само по себе выступать в качестве своеобразного «культурного кода» и отражать определенную модель мира, сложившуюся в той или иной культурной системе.

На протяжении XVII столетия русские колонисты осваивали огромную территорию Сибири. Основной целью продвижения на Восток было обживание обширного пространства. Кроме того, расширялись пределы государства. Обжитая территория автоматически становилась частью российского государства и включалась в православный мир. Тем самым, некогда единое географическое пространство начинало изнутри раздваиваться на христианский мир и мир «нехристей». Христианское пространство точно так же как и географическое расширялось за счет морально-религиозной трансформации территорий аборигенного населения, что в целом является отражением средневековой концепции пространства.

Монастыри и церковные приходы являлись своего рода метрополиями, от которых отпочковывались новые церкви, миссионерские станы, часовни, молельные дома, расширяя конфессиональное пространство. Русский человек был погружен в окружающий мир православной общины, монастырские и церковные правила, дисциплина, покаяние способствовали «кодированию» его жизнедеятельности, формированию своего культурного пространства.

Проявление и развитие русскости в Восточной Сибири также выразилось в распространении православия, не только среди славян, но и среди коренных народов региона. Православие в Сибири играло значительную социальнополитическую и культурную роль. Оно содействовало закреплению российской государственности и имело большое значение в условиях отсутствия государственных институтов власти и управления. Кроме того, к особенностям восточносибирского региона можно отнести проживание на его территории большой этноконфессиональной группы старообрядцев-семейских.

Основы православного мироустройства воплощались в жизни и деятельности крестьян и горожан восточносибирского региона. При сохранении религиозных и культурных традиций на протяжении XVIII-XIX вв. все заметнее

40

становится взаимовлияние духовной жизни русского крестьянства на духовную жизнь автохтонных народов различных территорий огромного края. Этому способствуют не только миграционные процессы, налаживание систематической торговли, но и сближение традиционной народной культуры с духовной жизнью городской части сибирского общества. Однако нормы, связанные с православием, глубоко укорененные политические и социальные традиции оберегались и сохранялись, что и позволяло сохранить общие черты русской традиционной культуры у сибиряков.

Староверы по праву считаются пионерами освоения новых земель. Их считают вечными странниками, ищущими свое Беловодье, которое существовало в представлениях старообрядцев о чудесной стране, с богатыми землями и природой, где процветает справедливость и благоденствие, и материальное воплощение которого искали в далеких странах, за великими озерами, за высокими горами. Об этой стране старообрядцы песни пели и легенды слагали. Неизвестное местонахождение давало возможность предположения о ее нахождении в разных географических пространствах. На Урале, в Сибири она, за Сибирью ли или еще где-то. Согласно славяноарийским ведам, Беловодье (остров Буян) находилось на Восточном море, на месте современной Восточной Сибири (С.Буланцев). Староверы верили в красивую легенду о свободной земле, куда могут войти только избранные и обладающие даром тонкого проникновения в духовный мир, те, кто может воспринять и ступить в это Сокровенное Беловодье.

Легенда православных старообрядцев о Беловодье близка тибетской легенде о Шамбале. О земле обетованной, земле счастья, где царят всеобщие гармония и благоденствие. Именно туда отправлялись буддисты на поиски священных мест. Проявляется удивительная близость буддистского и православного заповедного пространства в религиозных мировоззрениях народов Восточной Сибири. Идеи близости этих двух легенд можно найти в путевых дневниках Н.К.Рериха, В.А.Обручева. Существуют и буддийские тексты указывающие на возможность достичь Шамбалы (И.Шевалева).

Близость православного мира к религиозному мировоззрению автохтонных народов нашла отражение в образе Николая Угодника. Подтверждение этому можно найти в названиях большого числа храмов на территории Восточной Сибири и Забайкалья. Наличие большого числа храмов, освящённых в честь святителя Николая, свидетельствует об особом почитании этого святого. «Никола на море спасает, Никола мужику воз подымает», «Попроси Николу, и он скажет Спасу», - говорили народные пословицы. Ему поклонялись не только христиане Запада и Востока, но и особенно чтили коренные народы восточносибирского региона. Буряты, живущие близ русских селений, приходили к празднику и, купив свечу, ставили перед образом Николая Угодника. Значительный удельный вес церквей с его именем