из электронной библиотеки / 652022990630940.pdf

Духовный уровень — высший уровень, на котором индивидуальность всякого живого существа достигает максимального раскрытия и в то же время снимается перед лицом высших космических сил. Этот уровень по-разному раскрывался различными мыслителями.

Если способность людей различать добро и зло понимать как один из знаков трансцендентного, то нельзя ли трактовать жертвенное и альтруистическое поведение животных как обнаружение духовного и знак трансцендентного? Но в любом случае это поведение животных показывает, что нет пропасти между поведением человека и других живых существ, ибо эта пропасть вырыта биологами, что существует прогрессивное развитие всех форм жизни — вплоть до высшей точки эволюции, «точки омега» в терминологии Тейяра де Шардена. Эмпатия — это отождествление человека с живым существом, видение мира глазами живого существа. Позволяя ученому мысленно встать на точку зрения животного, эмпатия полностью соответствует гуманистическому подходу к живому. Вместо отстраненного отношения к живым существам эмпатия ориентирует исследователя на непосредственные связи с ними и дает более глубокое постижение жизни через отождествление себя с живыми существами.

Социокультурная среда, внутри которой и формируется представление о культурологии, как и вся культура, детерминирована происходящей сменой парадигм, смысл которой в том, что культура уходящего века обратила весь накопленный потенциал к человеку. Проблемы социокультурной среды решаются и будут решаться на основе сложившегося менталитета общества, включающего рефлексию, память, воображение, подсознание. Но и ментальное складывается под влиянием культурного качества той среды, которая окружает человека, влияет на него. П. Флоренский так и писал о культуре как среде, которая растит и питает личность. Неслучайно самоопределение человека происходит в социокультурной среде, основные параметры которой связаны со следующими факторами:

1.Появление гуманистики как нового подхода к познанию живого, поставившего в центр человека, общающегося с миром, с другим, с собой,

сБогом, выявившего кризис разума познающего, обнаружившего «зазор между пониманием и познанием» (B.C. Библер), свойство «непрозрачности» бытия, несводимость истины к тому ее пониманию, которое сложилось в рамках новоевропейской науки.

2.Возникновение синергетической модели мира, которая внесла понятие хаоса и порядка и заставила задуматься о последствиях превращения Натуры в Культуру в затаившемся Хаосе.

3.Методологическая переориентация на различные научные парадигмы, которые сложились в русле немарксистских социально-гуманитарных гомологических традиций, что сопровождается переходом от монистического принципа интерпретации культурного процесса к плюралистическому.

4.Трансформации в идеологии. Если доктрина «конца идеологий» утопична, если утопична мечта о победе естественного сознания над

31

идеологичным (Оруэлл), то идеология, надо признать, коррелирует с культурным космосом общества — здравым смыслом, обиходной речью, языком искусства, национальными традициями, системой ценностей. В новой социокультурной ситуации культурология помогает осмыслить архетипы человечества, направляющие современное сознание, способствует выработке образного, недогматического, нетривиального, парадоксального, диалогического, ответственного сознания, разомкнутого, «другодоминантного», работающего в Большом Времени, сопрягающего локальные культуры своего существования с универсумом Вселенной. Осуществляется этот поворот в сознании на основе изменения системы ценностей в современной культуре. В ценностной ориентации общества на пороге нового тысячелетия формируются другие аксиологические доминанты.

Иными словами, хаотичное саморазвитие, основанное на процессах саморегуляции, будет заменено разумной стратегией, базирующейся на прогнозно-плановых началах регулирования процессов естественного развития» (учение о ноосфере Вернадского В.И.).

Вышесказанное означает, что необходим переход к эпохе, в которой действует закон опережающего развития качества человека, качества общественного интеллекта и качества образовательных систем в обществе. Данный закон — это закон выживания человечества: человек должен научиться управлять социоприродным развитием. Но чтобы произошел скачок в управляемости гармонией социальной истории и природной эволюции, человеческий разум, совокупный интеллект общества должны стать неотъемлемой частью нового социоприродного гомеостазиса, в котором все большее число обратных связей будет реализовываться через человеческий интеллект, его способность к проектированию и прогнозам.

На протяжении нескольких десятилетий человечество ощущает себя в состоянии переходности, которое пронизывает все направления и сферы жизни. Первоначально это рассматривалось как кризис современного состояния общества. Но постепенно от констатации состояния кризиса мы переходим к пониманию сегодняшнего положения как явления более глубокого порядка. Это явление смены существующих парадигм — экзистенциальной, экономической, политической, научной, а также культурной. В принципе весь XX век можно назвать веком, знаменующим это длительное и многостороннее явление. На наш взгляд, мы сейчас находимся в стадии столкновения, противоборства уходящей и рождающейся парадигм. Этой стадии соответствуют определенные характерные черты, принципиально отличающие ее от предыдущих периодов.

К ним относится, в первую очередь, такая черта, как освобождение от единого подхода к реальности. Оно включает, и изменение отношения к времени и пространству. Это выражается в художественной сфере, когда целые направления в искусстве вводят окружающее пространство в канву художественного произведения. Также оно находит отражение в существовании виртуальной реальности, которая может дать полную гамму физических, эмоциональных, пространственных ощущений, от уровня

32

обыденного сознания до выхода за пределы земной атмосферы. Меняющая критерии времени, ощущений реальность раздвинула свои границы.

Следующей важной чертой переходного состояния является множественность форм знания, различных религиозных учений и течений. В настоящее время они могут довольно мирно уживаться в действиях и сознании обыкновенного человека, который способен отправлять различные религиозные обряды, использовать сочетание часто противоположных философских нравственных постулатов, относящихся к разнообразным школам, эпохам и народам, в качестве ориентиров своей деятельности, общения, созидания.

Логически из этого вытекает раздробленное, фрагментное восприятие мира и его явлений; цельная картина господствующей парадигмы с ее жестокими схемами уходит в прошлое. На смену ей последовательно приходит как очередная ступень формирования новой культурной парадигмы эклектика, мозаичное воспроизведение фрагментов различных концепций, видов человеческой деятельности: восприятие как коллаж, мирное сосуществование ранее несоединимых сторон и сфер бытия становится естественным моментом, элементом бытия. Отсутствие жесткой схемы чего бы то ни было приводит к тому, что одним из критериев: оценки и восприятия действительности и явлений культуры становится мягкость, гибкость в любом анализе и видении социального, научного, культурного процесса. Мягкая компьютерная страница, технические возможности позволяют нам безболезненно варьировать информацию, материал, с которым мы работаем. Мягкость в подходах является также следствием отсутствия единого подхода к реальности и в то же время его составной частью.

В результате вышесказанного можно предположить, какие доминанты нам предстоит реализовать, чтобы пройти данную стадию смены культурной парадигмы и благополучно перейти к следующей. Это принятие взаимодействия различных сфер жизни, деятельности и знаний людей. Для многих это может быть иной виртуальный мир, в котором не всегда уютно в силу его размытости и незавершенности. Но в большинстве случаев из коллажа и эклектичного соединения вполне возможно формирование новых формул и выводов.

Стадия противоборства парадигм предполагает поливариантность решений. На некоторый период нам придется, скорее всего, принять это положение как единственную возможность существования, и именно это положение приводит нас к выводу о необходимости утверждения социокультурного принципа принятия решений, оценки любого явления.

Предметно-деятельностному освоению среды предшествует ее моделирование. Человек создает в своем сознании идеальный образ мира, которым оперирует. Естественно, что такой образ не может быть изначально целостным, а складывается постепенно, по мере включения в различные системы связей. Изначально, только что родившийся ребенок не только не владеет образом окружающего мира, но и выделяет себя из него. По мере

33

освоения мир становится для индивида пространством развертывания личности.

Характер представлений о пространстве важен не только потому, что они, как представления о времени, выступают важнейшими детерминантами развития личности, создают основу для нормативной регуляции человеческих взаимодействий. Понимание пространства как категории социального бытия в смысле положенности этого бытия в нем представляет собой перенос в социальное знание все тех же постулатов классической механики. Не социум существует в пространстве, а пространственное бытие есть форма существования социума. Социальное пространство — не просто условие связанности, непрерывности, организованности социального процесса; это форма движения человеческого бытия в виде определенной координации людей, их действий и предметных условий, средств и результатов жизненных процессов. Как показано М. Ландманом, Э. Тотхакером, мир есть истолкованное значимое, имеют ценностное значение окружения человека. Человек неотрывен от своей, созданной им культурной среды именно потому, что она является необходимым условием его существования в мире природы, «раковиной», в которой существует его смыслонаполненное окружение. Мир человека — это мир символических ценностных отношений с действительностью, феноменов, выделенных им из реальности. В силу отсутствия «инстинктивных фильтров» (выражение А. Гелена) мирооткрытость становится для человека как существа, определенного его недостатками, продуктами ретардации, абсолютной необходимостью. Классическая фраза Тиберия Гракха о простолюдинах Италии, лишенных клочка земли, какой имеют даже животные54, содержит не только социальный, но и антропологический контекст: в отличие от животных, человек лишен конкретной экологической ниши, вне мира культуры он обречен на вымирание, и именно поэтому его средой обитания становится тотальная реальность.

Последнее замечание особенно верно в том смысле, что представление о мире как упорядоченной системе, идеальная модель очеловеченного Универсума предшествует создаваемой человеком искусственной среде. Вымышленный мир, в котором существуют герои мифов, кажется излишним, искаженным образом реальности, конгломерацией информационного шума, существование которой оправдано, может быть, только функцией сохранения целостности человеческого сознания, защитой от диссоциации, но именно этот мир выступает предшествующим миру культуры, вторичной природы, техногенной среды, созидаемой человечеством.

Современный человек живет в мире, где духовное и нравственное повсеместно подменяется социальным и рациональным. В свою очередь, это

54 Плутарх так реконструирует эту одну из самых знаменитых в римской истории речь: "дикие звери и живущие в воздухе птицы имеют свои норы и гнезда; но люди, которые сражаются и погибают за Италию, могут наслаждаться лишь светом и воздухом... Вас называют хозяевами всего мира, но у вас нет и пяди земли, которую вы могли бы считать своею» (цит. по:

Дюрант В. История цивилизации. Цезарь и Христос. М., 1995. С.128).

34

не могло не сказаться на типе самого человека. В результате целой цепочки превращений в области фундаментальных констант возник социорациональный тип человеческой личности: вторичное вытеснило первичное и породило лик, который практически не выражает сущность современного человека. Рациональный человек — продукт общества, он весь вовне и следует извне внушаемым правилам поведения. Благодаря искреннему вчувствованию в миф о демиургичности социальной среды, он получил целый ряд преимуществ, прежде всего — несомненное чистое алиби, вытеснение всякой идеи личной ответственности за свои поступки. Поэтому рациональность нынешнего человека приобретает характер видимости. С помощью различных процедур у него выработаны временные, условные рефлексы. Попытки же внедрения образцов поведения в сознание оказываются безуспешными, ибо не затрагивают и не могут затрагивать глубин человеческого сознания, которые напрочь у него отсутствуют. Мнимо рациональный человек социален и не нарушает норм лишь оттого, что боится внешних санкций, возможного невыгодного своего состояния. Разворачивая свою деятельность посредством ориентации на нормы, являющиеся образующим элементом рациональности, он ввиду дефицита нравственного самосознания не перестает совершать полурефлекторные действия и не перестает быть объектом манипулирования. Но, с другой стороны, рациосоциальный человек — субъект, умело адаптирующийся, преследующий и достигающий свои сугубо эгоистические цели. Чувствуя себя как бы погруженным в жесткое игровое поле противоборства с обществом и его институтами, он отвечает на репрессивную угрожаемость социума выработкой теневой контркультуры, в которой рациональность достигает еще большей, если не сказать законченной формы, перерождения. Разум в лице житейского здравого смысла опровергает здесь все нормы, поверхностность которых «вдруг» осознается и признается: они вообще отбрасываются как чуждые и глубоко не укорененные. Нормы приобретают временный характер и используются, когда «надо». Контркультура перерастает в антикультуру, где напрочь отсутствуют нормы, а разум становится слугой низких интересов, потребностей, первобытных аффектов. Рациональный лик отбрасывается, и обнажается зияющая пустота безнравственных, бездуховных небытийственных интенций.

Описываемый вид «человек рациональный» — уже не животное, но еще не в полной мере человек. Ведь и у животных имеются социальные отношения, обеспечивающие выживание и продолжение рода. Главное же отличие человека

– не биологическая природа и социальный фактор, а его разумность, духовность. Социальная сфера, где проявляется социальная рациональность, расположена между духовным и плотским. Если социальная активность исходит от духовных потребностей, то она и ее рациональная форма имеют внешний смысл, возвышают человека. Когда же социальная действительность всего лишь средство достижения материального интереса, она строится по принципам, закрепляющим биологизирование, социальную и духовную прогрессию человека и признающим в качестве доминанты наиболее

35

последовательное выражение рациосоциального человека — зверя, у которого не только полностью вытеснено и атрофировано нравственное и духовное, но и еще гипертрофированы биосоциальные ориентации. Отрицая жизнь, он сеет смерть. Его рациональность — это рациональность уничтожения и тотальных небытийственных тенденций.

Вступление человечества в новое тысячелетие знаменательно тем, что возможности техногенного развития общества, по существу, исчерпаны. Результаты использования разума как средства приспособления человека к условиям своего существования, «покорения» природы со все большей неумолимостью превращаются в свою противоположность, свидетельством чему является постепенное оформление всех экологических проблем в единую глобальную проблему выживания человечества. В опасности оказалась не только природа, но и сам человек: под угрозой — человеческая сущность человека. Спасение нашего мира, как бы высокопарно это ни звучало, зависит сегодня от того, сможет ли человечество осуществить возложенную на него миссию — развития природы на основах разума и коэволюции. Совершенно очевидно, что решение этой колоссальной по своей сложности задачи невозможно без изменения самого человека, без его глубокого внутреннего преобразования. В этом смысле на первый план выступает проблема человеческой духовности. Иными словами, человек должен наконец доказать, что он выше своей животной природы, своей озабоченности «муравья», ибо сохранение жизни на земле, продолжение эволюции природы зависит от того, насколько человек способен реализовать заложенную в нем надприродную сущность, свою духовность.

Утверждение о единстве, взаимополагании духа и человека позволяет по-новому взглянуть на проблему человеческой духовности, которая при таком понимании выступает как форма бытийствования духа, пронизывающая человеческое бытие. Духовность выступает как результат самосознания и сопоставления (даже противопоставления) себя и окружающего мира. Она возникает как осознание недостаточности этого мира

—природного, материального существования с его конечностью и несовершенством. Это неприятие и стимулирует духовную жизнь личности

—попытки преодолеть ограниченность этого мира и, в первую очередь, свою собственную ограниченность, выйти за ее пределы. И хотя человек никогда не достигнет того предощущаемого, чаемого, зовущего идеального совершенства, ностальгия по которому (используя термин ХайдеггераНовалиса) составляет действительную сущность всякой духовной жизни, — все-таки он никогда не смирится со своим действительным положением, со своей ограниченностью, никогда не будет чувствовать себя здесь «как дома», но всегда будет стремиться к своей «духовной родине» (С. Франк).

Кризисное состояние в нашей стране по всем параметрам общественной жизни, хаотичность, непредсказуемость ближайших событий порождают нервозность, психическую неустойчивость, отчужденность между людьми, уход каждого, в одном случае, в узкий круг семьи, в другом — в самого себя и зачастую на позиции эгоцентрических интересов. В сложившейся ситуации

36

актуально, с одной стороны, подтвердить статус самостоятельности человека, его далеко не простой свободы выбора, вручить ему от имени общества самого себя, с другой стороны, для сохранения и обогащения духовного потенциала личности и общества в целом с научных позиций ликвидировать идеологический вакуум, образовавшийся в последние годы.

Одной из существенных идей для обеспечения прогрессирующей в этом направлении духовности человека представляется идея самосозидания его как личности, а также философское обеспечение конкретного процесса самовоспитания как средства совершенствования человека.

Более всего актуализируется названная проблема необходимостью преодоления глубочайшего духовного кризиса российского общества, в котором человек оказался предоставленным самому себе. «Результатом этого в человеке возникает особая «третья природа», для которой характерно действие «человека в человеке»55. Пойдет ли человек из своего одиночества через отчуждение к деградации или сделает восхождение к индивидуальности, во многом будет зависеть от усилий гуманитарных наук, в частности, философии.

Духовность не тождественна духовной жизни общества. Она выступает как способ самостроительства личности и конституируется в виде признака ее носителя. Если мировоззрение предполагает выбор образа жизни, то духовность связана с выбором своего собственного образа, своей судьбы и роли, одним словом, со встречей с самим собой. А это всегда тревожное и полное неожиданностей событие, требующее этической рефлексии. Вот почему столь нередки и в обыденной жизни, и в исследовательской среде попытки откреститься от проблем духовности и ее последствий.

«Наша жизнь, — писал по этому поводу А.И. Герцен, — постоянное бегство от себя, точно угрызения совести преследуют, пугают нас. Как только человек становится на свои ноги, он начинает кричать, чтоб не слыхать речей, раздающихся внутри, налагает на себя чудовищные труды, и они ему все-таки легче кажутся, нежели какая-то угрожающая истина, дремлющая внутри него. В этой боязни исследовать, чтобы не увидать вздор исследуемого, в этом искусственно созданном недосуге... мы проходим по жизни спросонья и умираем в чаду нелепостей и пустяков, не пришедши путем в себя»56.

Тем не менее, именно встречей с самим собой и является ценной проблема духовности в наше время, когда феномен личности выдвигается на авансцену истории. Не идея человека вообще, не его ролевые структуры и человечность сама по себе, но их преломление через индивидуальные качества личности определяют сейчас действенность гуманистического сознания.

Способность репрезентировать свое время, свой народ, национальную культуру, социум присуща всем, хотя и реализуется в меру конституирования личности, и ее духовного развития. Более того, такая способность приобретает все большее социологическое значение. Лозунг соборности, авторитарности

55Розин В.М. Проблема целостного изучения человека // Духовное производство и личность. М., 1991. С.99.

56Герцен А.И. С того берега. Избранные философские произведения:- В 2 т. Т.2. М., 1948. С.17-18.

37

коллективного, партийного фактора общественно-политической жизни начинает тесниться лозунгом личностной репрезентации социума.

Нарушение равновесия между природой и развитием общества, разрыв между социально значимым и социально сущим, трансформация бытия высшего дара в средство, в технический мир инструментальной активности предельно драматизировали проблему места человека в Универсуме, его способности быть причиной изменений в предметном мире. Констатируя эту ситуацию, А. Камю писал: «Лишенные посредников, изгнанные из прекрасного мира природы, мы опять очутились в мире

Ветхого Завета, зажатые между царством жестоких фараонов и неумолимыми небесами»57.

Однако каким бы испытаниям ни подвергалась история, в ней действует своеобразный закон сохранения человечности, в силу которого самые ужасные катаклизмы порождают вместе с тем высокие образцы нравственного мужества, духовного величия, мятежной гармонии, дерзкой и суровой мысли, взыскания высших ценностей. Вот почему «антропологическая катастрофа» XX столетия не снизила потребности в духовности, ее высокого потенциала. Она характеризуется в наше время широким пространством поиска от формул типа 11-й заповеди — «не бойся», рожденной советским обществом и императивом «осмысленного бытия» А. Сахарова, до планетарного оптимизма Тейяра де Шардена и трагической мудрости «бытия — вопреки — смерти» Г. Марселя. Этот поиск не знаменует новую духовность, но является движением к ней.

Духовность всегда выступала как принцип самостроительства человека, как выход к высшим ценностным инстанциям конструирования личности и ее менталитета, как призыв к свершению того, что не свершается естественным путем. Духовность — это способность переводить универсум внешнего бытия во внутреннюю вселенную личности на этической основе, способность создавать тот внутренний мир, благодаря которому реализуется себетождественность человека, его свобода от жесткой зависимости перед постоянно меняющимися ситуациями. Духовность, в конечном счете, приводит к своего рода смысловой космогонии, соединению образа мира с нравственным законом личности.

Духовность не сводится к душе. Душа — субъект духовности, а не ее самость. Вот почему духовность не попадает под оппозицию «субъективное – объективное», а выступает как бытие, нацеленное духом. Такое бытие Н. Бердяев называл «первожизнью», в которой органически сопряжены духовное и материальное начало человека. В этом ракурсе бытие не физическое существование, но Благо, к которому нельзя прийти, а можно только изойти.

Дух — это не объективное явление и не объективная предметность, но трансформация одного в другое. Это состояние активности, характеризующее деятельность по опредмечиванию идей и возвратному распредмечиванию ее

57 Камю А. Бунтующий человек. М., 1990. С.352.

38

результатов, которая определяет семантическое поле культуры. Духовный потенциал культурообразующей жизнедеятельности характеризуется, в свою очередь, ее способностью придавать смысл индивидуальному бытию.

Но потенциальная неограниченность не означает фактической реализации. В конкретно-историческом процессе деятельность, выступающая как феномен духа, не всегда может быть идентифицирована. «Жизнь духа, — пишет де Сент-Экзюпери, — иногда прерывается», в отличие от мышления, которое в качестве аналитико-синтетического процесса информационного освоения предметного мира атрибутивно для человека. «Для духа же важны не сами вещи, а связующий их смысл, подлинное лицо вещей, которое он постигает сквозь внешнюю оболочку. И дух переходит от ясновидения к абсолютной слепоте, когда нарушаются жизненные смыслы событий»58, когда, например угасающая любовь из смысложизненной ценности превращается в хаос мелочных забот и бытовых неурядиц. В социально-историческом плане такой кризис духа был определен в ходе антропологической катастрофы столетия специфическим изменением динамики соотношения добра и зла.

«...Нравственность рождается, — пишет по этому поводу Л.М. Баткин, — в момент выбора под личную ответственность, а не как результат наложения готовой парадигмы»59.

Идея нравственного интеллекта, сочетающего моральный ум и разумную эмоцию, обладающего способностью пренебрегать простотой решений во имя сложности человеческих проблем, и вместе с тем сохранять аполлоническую ясность мысли в самых запутанных лабиринтах жизни, может быть расценена как созвучный нашему времени принцип духовности.

Пo крайней мере, в нашу эпоху, на завершающем рубеже развития индустриальной цивилизации нельзя отвлечься от феномена двузначности безудержного практицизма в общении человека с природой и себе подобными. Духовности нашего времени начинает отвечать потребность осознания не только практической активности, но и творческой стихии созерцания.

Это особое отношение к окружающей среде, целью которой является сохранение предметного мира, а ценой и платой — преобразование внутреннего мира человека.

Каждая личность как часть социального макромира в той или иной степени воплощает и отражает его в себе. Понимание большой системы мира происходит как «примеривание» ее к своему статусу, имеющимся представлениям, пониманию, отношению, интересам, опыту и т.д. Внутреннее совершенство и качественный уровень самоотражения во многом определяют полную адекватность отражательного потенциала человека вовне.

Социальная разбалансированность жизни в нашей стране, кризисное состояние по всем параметрам общественной жизни, заметное обеднение духовности, нравственности, переоценка идеалов значительно

58Сент-Экзпери Л. де. Южный почтовый; Ночной полет; Планета людей. М., 1983. С. 258.

59Баткин Л.М. Макиавелли: опыт и умозрение // Вопросы философии. 1977. № 12 С. 118.

39

актуализировали проблему целостности человека и особенно специфику его формирования.

Самосозидание является основным личностным способом формирования целостного человека, тем более в современных условиях переходного общества, крайне ослабленных воспитательных функций со стороны общественных институтов. Сложившаяся ситуация не исключает, а, наоборот, активизирует обособление человека, дает возможность оптимизации его самостоятельной деятельности. Это тот сущностный элемент свободы личности, когда предоставленность человека самому себе возможно и необходимо максимально использовать, обратить на личную пользу каждому, обществу в целом.

Тема самосовершенствования человека с периода античности представляет собой многоцветную мозаику отдельных, различных по значимости фрагментов из философских обращений к ней тех или иных авторов, не говоря уже о внимании различных религий и отдельных национальных культур. Большинство философско-этических систем прошлого включали в качестве обязательного компонента вопросы самовоспитания личности. Стала достоянием нашего времени, как философия, индийская система йогов, сосредоточившая внимание на овладении скрытыми резервами человеческого «Я». Примером взаимного заимствования западной и восточной культур могут стать значительные выходы в практику, что сейчас происходит с имеющим свои начала в системе йогов, широко пропагандируемым и применяемым аутотренингом. Работы о нем имеются у зарубежных (X. Линдеман, Г. Шульц), а также отечественных авторов (И.В. Динейка, Ю.М. Иванов, В.Л. Леви, Ю.В. Пахомов, Н.В. Цзен и др.)

На Руси в русле христианского благонравия идеи самоусовершенствования (такой термин применяется в богословской традиции) изложены для широкого светского, мирского пользования в одной из первых печатных книг — «Домострое». В ней предписывалось улучшать себя, свои обращения как с господами, начальниками, родителями, так и с детьми, всеми домочадцами и слугами. В конце XIX – начале XX века в печати эпизодически появлялись работы, касающиеся в основном морального самосовершенствования, особенно «своего нрава», собственного характера60. Шире других осветил подходы к этой теме Л.Н. Толстой в своем знаменитом дневнике, который он вел с юности до конца жизни. Эта тенденция продолжилась и в работах известного в начале века автора, книгоиздателя Н.А. Рубакина, обратившегося также к вопросам духовного становления человека в контексте его самообразования.

Еще в начале 70-х годов прошлого столетия И.С. Кон писал: «Чтобы усложнение ролевой структуры личности не вызывало у нее невроза или

60 Ермилов В. Воспитание и самовоспитание в беседах. М., 1915; Может ли перевоспитать себя взрослый человек? Симбирск, 1897; Наставления к самодисциплине и самовоспитанию. Вып.l. М., 1900; Непокойчиикий АЛ. Необходимость самовоспитания. Киев, 1912; Рубакин Н-А. Практика самообразования. M., 1919.

40