книги / Экономическая социология переходной России. Люди и реформы
.pdfчисленности работников крупных государственных строи тельных организаций, уходивших из них по собственному желанию [10]. В этих условиях обследованное нами ПСО “Новосибирскстрой” в 1989—1990 гг. потеряло свои лучшие кадры — экономистов, технологов, прорабов, мастеров. Не смотря на огромные трудности, кооперативное движение в строительстве набирало силу. На базе мелких кооперативов создавались их объединения. Первоначально — под “пятой” государства, но постепенно они “вырывали” самостоятель ность, поскольку объем продукции становился сопостави мым с объемом продукции государственных трестов. Глав ным социальным фактором развития строительных коопера тивов был размер зарплаты, который был почти в 4 раза вы ше, чем в ПСО. Так, в иркутском государственном производ ственном кооперативном объединении дорожных* и строи тельных работ “Агродорспецстрой”, созданном в 1988 г. при тресте “Агропромдорстрой”, среднемесячная заработная плата в 1989 г. составляла 1505 руб., тогда как в ПСО — 416 руб. За 1988—1989 гг. зарплата в кооперативе выросла на 89%, тогда как в ПСО — на 37%, хотя темпы роста произ водительности были одинаковыми [10].
Резкие различия в оплате труда в кооперативах в срав нении с государственными предприятиями в сочетании со значительно большей свободой для работников кооперати вов создали своего рода экспериментальную ситуацию. Впервые после нэпа советские работники получили воз можность выбирать: работать на государство или работать
вкооперативе. В рассматриваемый период неудовлетворен ность трудом на государственных предприятиях достигла максимума. Так, при опросе работников ПСО “Новосибир скстрой” выявилось, что оплатой труда недовольны 82%, условиями труда — 78% [11]. На этом фоне тяга к коопе ративам была вполне естественной.
Таким образом, при всем критическом отношении насе ления к кооперативам их развитие пробило первую брешь
вмонолите огосударствленной экономики СССР.
Однако в целом до конца 1991 г. экономические реформы в СССР проводились по старой схеме — добиться подъема в рамках огосударствленной экономики и административнокомандной системы управления ею. Горбачев, наверное, “вы жал” из административно-командной системы управления максимум тоге* что она могла дать, — он заставил ее дать дорогу кооперативам и индивидуально-трудовой деятельно сти, предпринимательству. В апреле 1991 г. был принят За кон СССР “Об общих началах предпринимательства”, где признавались предприниматели и наемный труд.
Однако все внедрявшиеся Горбачевым “новые формы хо зяйствования” несли на себе родовую печать советского со циализма: они вводились “сверху”, во исполнение соответст вующих постановлений ЦК КПСС и СМ СССР, проводились как единовременная кампания и, главное, не только без ка кого-либо разгосударствления, но и без ослабления экономи ческой власти партийных органов. И хотя Горбачев, введя гласность, снял идейные ограничения, но поднять руку на со ветскую систему управления экономикой он не смог.
Об этом говорил Василий Леонтьев, считавший, что на учить советских хозяйственников обходиться без плано вых заданий “так же сложно, как научить пингвинов ле тать”. Считая, что введение в России свободной капитали стической экономики американского типа невозможно, он делал вывод: “Идеальным результатом успешной пере стройки было бы установление смешанных систем евро пейского типа, при которых состязательный рыночный механизм функционирует под строгим присмотром госу дарства, а всевозможные общественные и социальные службы поглощают большую часть общего национально го дохода” [12]. Но для выполнения этой программы тре бовалось не такое реформирование государственного ап парата СССР, системы министерств и ведомств, которое проводил Горбачев (и которое не шло дальше сокращения численности кадров). Для реализации курса, рекомендо ванного Леонтьевым, нужна была рыночная переориента ция самого государства. Причем переориентация, осно ванная не на групповых, а на гражданских, действитель но общественных мотивах. Нужно было, чтобы бюрокра тизированное и, по существу, антинародное государство вдруг превратилось в собственную противоположность. Это было невозможно. Горбачев это понимал. Поэтому даже после Фороса он говорил о “социалистическом вы боре”. Но процесс пошел дальше.
§ 27• Процесс пошел дальше: люди — за частную собственность
Выход процесса перестройки за рамки традиционных со ветских реформ стал возможным благодаря слому полити ческой системы СССР, включая и руководящую роль КПСС в экономике. Усилиями Б. Н. Ельцина в декабре 1991 г. ры ночная реформа в России стала фактом. Впервые вместо традиционного внедрения “сверху” неких фиктивных “но
вых форм хозяйствования” акцент стал делаться на созда нии реальных рыночных отношений.
Пришедший в правительство Е. Гайдар считал, что ус ловия для этого шага в стране есть. Впрочем, так считала образовавшаяся еще при Горбачеве “рабочая группа” под руководством академика С. Шаталина. В своей программе, опубликованной летом 1990 г., на первое место среди этих условий авторы поставили социальную готовность населе ния. Они писали: “Понимание широкими социальными слоями сущности процессов... экономической жизни дос тигло уровня, позволяющего разработать и осуществить на практике комплекс реформ” [13]. Главная идея про граммы состояла в том, что на смену всевластно правив шему антинародному государственному управлению дол жен прийти “народный капитализм”: “Программа ставит задачу: все, что возможно, взять у государства и отдать людям”. “Есть серьезные основания считать, что возвра щение народу значительной части собственности и ресур сов обеспечит их гораздо более эффективное хозяйствен ное использование и позволит избежать многих негатив ных явлений в процессе перехода к рынку” [13]. Как вид но, и готовность к реформе, и ожидавшееся повышение эффективности экономики идеологи реформы мотивиро вали социальными факторами.
Какова же была реакция населения на намерения власти по реформированию экономики? По данным опроса ВЦИ ОМа (декабрь 1991 г.), реакция была в основном положи тельной (в %):
К рынку надо переходить какможно скорее |
30 |
Переходить надо, но постепенно |
40 |
Переходить не следует |
15 |
Не знаю |
15 |
Как видно, доля противников рынка была тогда не бо лее 15%.
В то же время отношение людей к развитию в стране не государственных форм хозяйствования было неодинаковым (табл. 28). Наибольшей поддержкой пользовались четыре формы: ИТД, фермеры, государственные предприятия, а также предприятия, выкупленные (и взятые в аренду) тру довыми коллективами. Положительные оценки этих форм давали 72—79% опрошенных. Противоположная картина выявлялась в оценке иностранных предприятий и коопера тивов: положительное отношение к ним было у 22—35% оп рошенных. Оценки остальных форм — малых, частных и
МНЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ О РАЗВИТИИ РАЗНЫХ ФОРМ ХОЗЯЙСТВОВАНИЯ ( ДЕКАБРЬ 1991 г.) (в %)
|
Отношение к развитию этой |
|||
Формы хозяйствования |
формы хозяйствования |
|
||
Положитель |
Отрицатель |
Не |
||
|
||||
|
ное |
ное |
знаю |
|
Индивидуально-трудовая деятельность |
79 |
7 |
14 |
|
Фермерские хозяйства |
79 |
6 |
15 |
|
Государственные предприятия |
75 |
10 |
15 |
|
Предприятия, выкупленные трудовыми |
|
6 |
20 |
|
коллективами |
74 |
|||
Предприятия, взятые в аренду трудо |
|
19 |
9 |
|
выми коллективами |
72 |
|||
Малые предприятия |
64 |
11 |
25 |
|
Совместные предприятия с участием |
|
22 |
21 |
|
иностранного капитала |
57 |
|||
Частные предприятия |
50 |
25 |
25 |
|
Акционерные общества |
42 |
18 |
40 |
|
Кооперативы |
35 |
48 |
17 |
|
Иностранные предприятия |
22 |
50 |
28 |
совместных предприятий — были посередине между двумя крайними формами [14].
В феврале 1992 г. ВЦИОМом населению задавался воп рос: “Какая экономическая система кажется вам более при емлемой?” Ответы были следующими (в %):
Система, основанная на госпланировании |
|
и госраспределении |
28 |
Система, основанная на частной собствен |
|
ности и рыночных отношениях |
51 |
Не знаю |
21 |
Как видно, большинство ответов было в пользу частной собственности: доля сторонников последней была почти в 2 раза больше, чем доля сторонников государственной собственности (при 1/5 не имевших определенного мнения
-21).
Надо отметить, что социальные условия в стране для сравнения и выбора государственной и рыночной экономи ки в конце 1991 г. — начале 1992 г. складывались отнюдь не в пользу первой. Люди были в шоке от роста цен и уже не имели иллюзий, что их материальное положение улучшит ся. На задававшийся ВЦИОМом в декабре 1991 г. вопрос “Сможет ли руководство вашей республики в ближайшие месяцы улучшить материальное положение населения?” от-
вет “да” дали лишь 14%; “нет” — 76% (10% затруднились ответить). Причем, по мнению 65% людей, опрошенных в декабре 1991 г., за истекший год экономическая ситуация стала хуже (оценку “лучше” дали лишь 13%) [14].
Однако, несмотря на все это (а может быть, именно по этому), отношение населения России к рыночной реформе было скорее поощряющим.
В марте 1992 г. в обстановке “шоковой терапии” ВЦИОМ задал населению России вопрос: “Как вы считаете, эконо мическую реформу сейчас надо продолжать или ее надо прекратить?” Ответ “нужно продолжать” дали 47%, “следу ет прекратить” — 27, затруднились ответить 26%.
Итак, почти половина опрошенных были за продолже ние реформ. По мере их хода доля тех, кто поддерживал все формы частной собственности, увеличивалась: если в 1990 г. она составляла 43%, в ноябре 1991 г. — 51, то в 1992 г. - 56%.
Вместе с тем аналитики отмечали, что отношение к ма лым формам частной собственности (небольшие предпри ятия, магазины, кафе) и к крупным частным предприятиям и (или) земельным участкам различалось: “капитализацию” малых форм в 1992 г. поддерживали 68—85%, тогда как крупных — 27—33% [15].
Если учесть предысторию, т. е. отношение к капитализму, которое было сформировано в СССР, то эти различия не столь существенны. На фоне очевидного (по крайней мере, вербального) принятия рынка более чем половиной населе ния страны разное отношение к тем или иным конкретным рыночным формам было менее важным. Это относится и к другим аспектам развития рыночных отношений — к внедре нию в российскую экономику иностранного капитала, к раз витию предпринимательства и др. Главное состояло в том, что чаша весов склонилась в сторону частной собственности.
Процесс “капитализации” экономического сознания за трагивал отношение людей не только к разным формам собственности, но и к разным формам распределения. Здесь тоже происходила серьезная переориентация: число сторонников государственного регулирования цен и норма тивного распределения продуктов по талонам и карточкам
втечение 1990—1992 гг. уменьшилось с 60% в 1990 г. до 44%
в1992 г. [16].
Итак, в 1991—1992 гг. российское общество, освободив шись от мифов и иллюзий социализма, оказавшись в ситу ации свободного выбора, выразило предпочтение не огосу дарствленной, а частной экономике.
ГЛАВА VIII
О характере российских реформ
—капиталистическое обновление или деградация общества?
§28. Почему капитализм в России развивается
втайне от общества?
Когда, говоря о целях развития российской экономики и российского общества, приходится затрагивать возмож ность капиталистического пути, всегда слышишь одно и то же стандартное возражение: понятие “капитализм” устаре ло, “чистого” капитализма в развитых странах давно нет, а есть те или иные виды смешанных экономик. Не пристало России повторять путь, который всеми уже отброшен.
Конечно, экономисты правы. Но применительно к Рос сии что-то здесь не договаривается. А вопрос стоит того, чтобы докопаться до сути.
Пожалуй, первым, кто во всей полноте поставил вопрос, строит ли Россия капитализм, был Рой Медведев. В его книге [17] есть раздел: “Десять препятствий на пути капи талистического развития России”, где он перечислил соци альные, политические, производственно-технические, тер риториально-географические, психологические, экономиче ские, военные, идеологические, внешнеэкономические — словом, все мыслимые факторы, которые исключают ус пешность движения России по капиталистическому пути. Со всеми описанными автором негативными обстоятельст вами движения России к капитализму нельзя не согласить ся. Ситуация описана предельно четко.
Но остался без ответа главный вопрос: строит ли Россия капитализм?
Прежде всего отмечу наблюдение Медведева, которое в моем последующем анализе будет играть ключевую роль. Он пишет: «Наши новые реформаторы из окружения Ель цина опасаются слишком открыто использовать понятие “капитализм”. Сам Президент ни в одном из своих про граммных выступлений не говорил о капитализме как о ко нечной цели проводимых в стране “структурных реформ”». А между тем один из соратников Гайдара экономист Але ксей Улюкаев считает победу Ельцина на выборах решаю щим успехом капиталистической революции. «Президент^ ские выборы 1996 года, — писал Улюкаев, — событие ис торическое и судьбоносное... В том смысле, что, по выра
жению товарища Сталина, вопрос “Кто кого?” окончатель но решен в России в пользу капитализма» [17. С. 4]. Сам Гайдар тоже многократно оценивал трансформацию рос сийской экономики именно как движение в сторону капи тализма, подчеркивал, что деятельность его команды — это строительство капитализма (это не мешало ему позднее се товать на негативные черты этого капитализма). Однако та кие оценки в доступной печати достаточно редки.
Отмеченная осторожность в оценках целей реформ объ ясняется, с одной стороны, неопределенностью целей пост советского развития страны. С другой стороны, описанная ситуация объясняется исторически сложившейся сложно стью взаимоотношений между Россией, ее обществом и го сударством, с одной стороны, и капитализмом как “идеаль ным типом” и как реальной общественно-экономической формацией, с другой стороны. Эти отношения имеют свою длительную историю, которая все еще на памяти у немалой части населения нынешней России.
Главные вехи этой истории: дискуссия Ленина с народ никами в 90-е годы XIX в. по вопросу о развитии капита лизма в России [18]; свержение царизма в России в 1917 г. под лозунгом борьбы с капитализмом и установления дик татуры пролетариата; истребление Сталиным “врагов наро да” как якобы идеологов капитализма внутри партии и со ветского общества (20—50-е годы); борьба КПСС против “пережитков капитализма” в послевоенный период; внешне политический курс на борьбу против “капиталистического окружения” и др.
Более того, вся духовная жизнь эпохи СССР была про низана идеологической борьбой против капитализма во всех его проявлениях и формах — начиная от “капитали стического окружения” и “буржуазной идеологии” и кон чая “буржуазным искусством”, “буржуазной наукой” и др. Поэтому понятия “капитализм”, “капиталистический”, “буржуазный” в эпоху СССР приобрели одиозный смысл. Это были слова, с помощью которых власть как бы “мети ла” людей: подразделяла их на “наших” и “ненаших”, на преданных строю и “чуждых элементов”.
Все это оставило глубокий след в сознании общества: миллионы людей в России ненавидят и (или) боятся капи тализма. Сегодця это ощущается, например, в отношении российского общества к НАТО. Бесспорно, что это отно шение “замешано” на традиционном “образе врага” — “ка питалистического окружения”, “капиталистической опасно сти” и др. Каков генезис всего этого?
Во-первых, понятие “капитализм” напоминает о недавно исповедовавшейся идеологии марксизма-ленинизма, где главным звеном был извращенный образ капиталистическо го мира. Ведь рассказы о капиталистической экономике в советских учебниках и монографиях по политэкономии действительно были грандиозным вымыслом. Поэтому се годня многим (в первую очередь экономистам!) неприятно вспоминать, что еще недавно они верили во все это. А ведь реформу делают экономисты.
Во-вторых, бурная капитализация в постсоветской Рос сии рождает некое коллективное чувство вины: мол, боро- лись-боролись с капитализмом, а теперь сами встали на путь его “строительства”.
В-третьих, наличие коммунистической оппозиции огра ничивает возможность обсуждения перспектив развития капитализма в России, так как чревато обострением поли тических конфликтов.
Совершенно естественно, что страна, которая прошла такую историю, не может иметь спокойного, объективного отношения к капитализму.
В эпоху перестройки и перехода к рынку все это выли лось в особые формы. Прежде всего, как выше отмечалось ссылкой на Роя Медведева, в официальных политических документах, где говорится о реформе, о переходе к рынку, понятие “капитализм” не используется. Это связано с тем, что вопрос о цели трансформации российского общества вообще не ставится. А понятие “капитализм” делается не обходимым лишь в ситуациях, когда обсуждаются цели движения страны.
Аналогична ситуация и с массовыми опросами общест венного мнения. В описанных выше результатах массовых опросов выяснялось отношение жителей страны не к капи тализму как к системе, а Лишь к одному фрагменту такой системы — к частной собственности. Отношение населения страны к капитализму в целом социологи не выясняют. Идеологические ограничения здесь действуют железно: ав торы анкет опасаются употреблять это понятие, опасаются спрашивать об этом жителей страны. Сложилось что-то вроде “заговора молчания”.
Аналогична ситуация и в экономической литературе, включая и учебную. Например, в интереснейшем учебнике по экономике для школьников 9—11-х классов [19] поня тие “капитализм” не используется.
С учетом всего этого ясно, почему, начиная перестрой ку, Горбачев не мыслил ее как переход к капитализму, т. е. как процесс, обратный тому, который был начат Лениным
в 1917 г. Хотя, конечно, глубинные мотивы Горбачева с по мощью рентгеновского аппарата не просвечивались, но по хоже, что таких намерений у него не было. По крайней ме ре, на ближайшую для того времени перспективу, например на 1985-1990 гг.
Сегодня же мы оказались “на грани капитализма”.
Как бы ни относиться к нему, но любому ясно: разли чия между ним и советским социализмом весьма глубоки. Советские марксисты были правы, считая, что СССР и ка питалистические страны — это два разных мира: противо положные экономики, противоположные политические системы, противоположные ценности. Наверное, не слу чайным был и курс коммунистов на создание “железного занавеса”, строго отделявшего СССР от всего остального мира.
Но несмотря на все это, сегодня совершенно очевидно, что Россия строит капитализм. Хотя и делается это по-осо бому: “невербальное поведение” (реальное развитие эконо мики) — прокапиталистическое, а “вербальное поведение” (идеология, мнения, оценки) демонстрирует “фигуру умол чания”.
Действительно, направленность перемен, происходивших в СССР начиная с 1985 г., прямо противоположна тем, ко торые происходили в России с 1917 г. до середины 80-х го дов, когда коммунисты еще строили социализм и комму низм. Поэтому естественно сравнить характер протекания этих двух процессов: перехода от капитализма к социализ му и обратного перехода, от советского социализма к но вому российскому капитализму.
Если отвлечься от некоторых “частностей” (таких, как материальное благосостояние населения в 1917 г. и в сере дине 80-х годов, особенности его менталитета в период ре волюции и к началу горбачевской перестройки и др.), то можно сказать, что главное отличие сравниваемых процес сов, т. е. движения от капитализма к социализму в эпоху революции 1917 г. и обратного движения от социализма к капитализму в 90-е годы XX в., наверное, состоит в том, что первый переход происходил в форме радикальной ре волюции, тогда как второй — в форме эволюционных из менений.
Напомню, понятие “революция” имеет два смысла: обще философский и цолитический. В общефилософском смысле революция — это смена одного социального качества на другое независимо от того, “летели” при этом чьи-то голо вы или нет. Бесспорно, что природа социального строя, введенного Ельциным, качественно иная, чем в горбачев
ский период. В этом смысле Россия пережила то, что фи лософы вслед за Гегелем называют “качественным скач ком”: пережила смену качества системы.
Однако в политическом смысле переход от СССР к пост советской системе не был революцией, а, напротив, произо шел в основном эволюционно. Тогда как установление со ветской власти после 1917 г. происходило в форме полити ческой революции.
Революционный характер развития событий в период и после 1917 г. привел к тому, что капиталистические отно шения были подчистую ликвидированы, причем вместе с их носителями. Все, что грозило помешать воплощению в жизнь идеалов коммунизма, беспощадно уничтожалось. Во имя этого не жалели ничего. В результате облюбованная модель социализма действительно была реализована и главное — была создана социальная система, которая не только не мешала, но, напротив, много десятилетий способ ствовала поддержанию созданной экономической и поли тической модели общественного устройства.
В отличие от этого процессы, начавшиеся в середине 80-х годов, хотя и включали некоторые радикальные перемены (развал СССР и отказ от диктатуры КПСС), хотя и вызыва ли проявления насилия и жертвы (1991 и 1993 гг.), но про исходили без уничтожения каких-либо социальных слоев и классов. Если социалистическая революция 1917 г. уничтожа ла все капиталистические институты дореволюционной Рос сии, то переход к капитализму 80—90-х годов, напротив, осу ществлялся усилиями тех классов и групп, которые в СССР
находились у власти и господствовали в экономике. Не сто ит забывать, что Ельцин — это бывший секретарь Свердлов ского обкома КПСС.
Правда, к середине 1997 г. социальный состав властвую щей элиты изменился: его руководящая верхушка — это уже не переродившаяся номенклатура, а новое поколение прокапиталистических политиков, которые сформирова лись в годы горбачевской перестройки. Гайдару, Б. Федо рову, Чубайсу, Немцову, Коху, Нечаеву, Беляеву, Авену, Сысоеву и другим членам этой команды в начале пере стройки было чуть больше 30 лет. Но инициатор капитали зации вырос все же изнутри аппарата КПСС.
Именно эта особенность российской революции 90-х го дов проявляется в нынешнем противостоянии двух основ ных политических сил:
1) властвующей элиты — пропрезидентской команды, сконцентрированной в аппарате исполнительной власти (в