10945

философским обобщениям, научным моделям. Любопытно также и то, что он в отличие от Канта шел в понимании архитектоники от искусственных пространств архитектуры.

Кант первый из великих мыслителей дает совершенно оригинальную интерпретацию архитектонического принципа, которая не укладывается даже в столь емкий и широкий спектр значений данного понятия, где привлекаются десятки аспектов. Создается впечатление, что Гегель либо не знал, либо не принимал кантовскую трактовку архитектонического принципа, идущего от естества логики духовности мышления человека.

1.2.2. Бахтиноведческий опыт сборки

Бахтин, также не ссылаясь на авторитеты и продолжая собственную логику, отличную от логики Канта или Гегеля в плане осмысления архитектонического (понятия, принципа, критерия, поступка, закономерности), самым кардинальным образом вводит его в свою концепцию понимания сущности и путей случайного освоения действительности.

Раскрывая многоплановость проявления архитектонического в действительности и в мирах его образующих, М. М. Бахтин пишет: «Высший архитектонический принцип (выделено авторами) действительного мира поступка есть конкретное архитектонически значимое противопоставление Я и другого. Два принципиально различных, но соотнесенных между собою ценностных центра знает жизнь: себя и другого, и вокруг этих центров распределяются и размещаются все конкретные моменты бытия» [12, с. 137]. На первый взгляд М. М. Бахтин дает совершенно неожиданную трактовку понятия «архитектоническое», находящегося в центре самого жизнепостроения судьбоносных путей формирования одухотворенной плоти человека. Но это только на первый взгляд. В литературоведении и эстетике архитектонический принцип едва ли не закономерно отражает самые начала реальности и по праву восходит к вершинам философского категориального аппарата.

Постановку проблемы соотношения автора и героя Бахтин начинает следующей фразой: «Архитектонически устойчивое и динамически живое отношение автора к герою должно быть понято как в своей общей принципиальной основе, так и в тех индивидуальных особенностях, которые оно принимает у того или другого автора в том или другом произведении» [10, с. 121]. Раскрывая смысловое целое героя и эстетическую значимость установки героя в бытии, активно отражающее бытие действительное, М. М. Бахтин пишет: «Архитектоника мира художественного видения упорядочивает не только пространственные и временные моменты, но и чисто смысловые; форма бывает не

30

только пространственной и временной, но и смысловой» [10, с. 128]. Архитектоника мира пространства самого человека – вот ключ, который через искусство открывает новые пути в осмыслении реального мира.

Бахтин имел по сравнению с Кантом и Гегелем преимущество: он мог обращаться к их идеям. Делал он это основательно, но не как интерпретатор. Судя по текстам, анализ «архитектонического» по М. М. Бахтину – это прежде всего свой собственный самобытный подход. Совершая литературно изящный путь восхождения от эстетического анализа к философскому, М. М. Бахтин разводит «экспрессивную» и «импрессивную» эстетику, (соотнеся их со структурой самой эстетики, которая в свою очередь определяется из существа эстетической деятельности)» [15]. Бахтин по-своему характеризовал эстетику и Канта, и Гегеля. Некоторые их идеи могут приоткрыть завесу преемственности его архитектонической логики и методологии перетекания коммуникативной чувственности пространства, замыкающего энергетику, эстетического автора и его рационалистического антипода.

Опираясь на положения гегелевской диалектики, М. М. Бахтин писал: «Диалектика родилась из диалога, чтобы снова вернуться к диалогу на высшем уровне (диалогу личностей)». Имея в виду импрессивную теорию эстетики, далее он отмечает: «Если мы превратим диалог в один сплошной текст, то есть сотрем разделы голосов (сменим говорящих объектов), что в пределе возможно (монологическая диалектика Гегеля), то глубинный (бесконечный) смысл исчезнет (мы стукнемся о дно, поставим мертвую точку)» [15, с. 384]. Сам собой возникает вопрос, а не исчезнет ли вместе с тем архитектоническое начало деяния? Кант же, по мнению М. М. Бахтина, «занимает двойственную позицию» в самом структурировании перетеканий идеального и материального, сливающихся в тринитаризме одной личности [15, с. 103].

Напрямую эти фрагменты «круглого стола» классиков, умозрительно организованного М. М. Бахтиным, не затрагивают собственно пространственных модусов архитектонического, но в них ключи к анализу осмысления архитектоники мира, в котором живет и действует человек. Взаимодействие человека с предметным миром не обязательно строится только в практической плоскости локального пространства. Диалектика этого взаимодействия может развертываться в самых разных аспектах и моментах. Материальное и духовное, предметный и человеческий миры архитектонически сопрягаются между собой в многомерном пространстве. В значительной мере это возможно за счет архитектоники поступка человека [11]. В этой же сопряженности, структурной (архитектонической) взаимозависимости сопрягаются и принципы Канта, Гегеля, Бахтина. Все они выделяли архитектоническое начало, которое как система трехмерных и единых в своей целостности координат, состоящая в формальном

31

плане из трех взаимодополняющих осей, образует новое качество – систему всеобщего отсчета в развитии мироздания при условии необратимости времени.

Любопытно заметить ряд общих черт и особенностей, которые при всем различии трактовок понятия «архитектонического» у Канта, Гегеля и Бахтина роднят их позиции. Их объединяет архитектоника динамики разнокачественных хронотопов бытия человека в жизни.

Во-первых, это глобальная всеобщность в понимании категории архитектонического. У Канта она имеет гносеологические корни – способ познания законов мира в учении о методе. У Гегеля – онтологический статус, основанием которого являются исторические результаты вклада человека. И у М. М. Бахтина – деятельностный ракурс – кардинально преобразовательный модус самого поступка человека, исходящего из собственного принципа ценностных приоритетов.

Во-вторых, утверждение универсальности критерия архитектонического. У Канта – в его интерпретации всего человеческого разума, ключа познания человеком методологии мышления. У Гегеля – в отношении формирования человеком второй природа. У Бахтина – в отношении жизни и деятельности человека, однозначно определяемой архитектоникой его поступков.

В-третьих, концептуально новые подходы к анализу архитектоники явлений. У Канта – создание единой науки. У Гегеля – формирование «второй природы». У Бахтина – разрешение противоречия между должным и сущим в деятельности человека, в самой реальной жизни.

В-четвертых, в трактовках архитектонической методологии Канта, Гегеля, Бахтина имеются всеобщие социально-эстетические, культурологические и искусствоведческие аспект и ракурсы.

В-пятых, значение архитектонического принципа у всех троих выходит за рамки эстетики, логики, социологии и т.д. и приобретает общефилософский смысл. Оно несет в себе черты общенаучной категориальности, важной для человеческого жизнестроения, устойчивого жизнеобразования окружения людей.

Сравнивая трактовки трех великих мыслителей, можно сделать вывод, что каждая из них явилась необходимой частью целого в осмыслении полноты и философской универсальности понятия «архитектонического». В дополнение можно заметить, что архитектонический подход Бахтина интегрирует в себе потенциал, заданный Кантом и Гегелем в их глубоко различном понимании истоков архитектоники пространства действительного мира. Исходя из кардинальной лингвофилософской логики М. М. Бахтина, архитектонический принцип как высший в поступках человека, может быть принят как высший и для всей деятельности человека, всего универсума организации пространства.

32

Осмысление архитектонического в системе понятий, принципов, критериев закономерностей деятельности человека сообщества еще предстоит. Из сказанного выше далеко не все непротиворечиво и однозначно, поскольку в самих началах имеются существенные разночтения классиков одного и того же феномена архитектоники пространства. Важно, однако, что традиции, которые сложились в системе культур-философского, научно-технологического, художественно-эстетического знания в самых разных трактовках проблемного поля архитектонического, должны быть продолжены и глубже раскрыты в коммуникативных системах человеческого общежития достойного и счастливого жизнеустроения. Старые и новые трактовки могут быть раскрыты не только в их противоречивой, но и во взаимодополнительной, обусловленной единством мира, архитектонической целостности.

В богатстве своих метатеоретических, фундаментальных и прикладных направлений исследований современная научная картина мира становится необычайно многоплановой. Единым организующим началом в этой многоплановости с умноженными возможностями выступает архитектоника. Так же как физика и химия в качестве взаимопереходных «мостиков» имеют физическую химию и химическую физику, между философией и наукой существуют и продолжают формироваться связующие их архитектонические начала. Конструктивным методологическим началом здесь с полным основанием мог бы служить архитектонический принцип, а далее и закон синархии как универсального целого. Как всеобъемлющий принцип, он несет в себе огромный философско-математический, системный и научно-художественный потенциал. В своем триединстве, берущем истоки в идеях и учениях Канта, Гегеля, М. М. Бахтина, он представляется одним из ключевых в исследовании диалектики взаимодействия человека и предметного мира пространства.

1.2.3. Преодоление границ (не)понимания

Предмет архитектоники трудно или вовсе невозможно однозначно зафиксировать, обозначив какие-либо жесткие границы. Эта задача не менее сложна, чем установление унифицированных границ для таких деятельностей как искусства и науки, проектирования и техники, цивилизации и культуры. Видимо, требуется немало условностей и ограничений, чтобы провести своеобразные демаркационные линии, отделяющие архитектоническое и не архитектоническое, атектоническое и антитектоническое от совсем уж анархического и хаотического (рис. 9, 10). Однако если не будут определены критерии и доминанты, задающие архитектоническое в существенных признаках, то само наше исследование, возможно, теряет смысл.

33

Рис. 9. Принципы, правила и постулаты в системной архитектонике циклов ноуменов и феноменов, действующих в поле «абсолютное – универсальное»

34

Рис. 10. Модулор-модулятор соотносительности материального базиса и духовной надстройки разномасштабных хронотопов и их вибромодуляции перетекания «Я» и «не Я»

в эгрегорах метасфер

35

По-видимому, выход на системность в анализе архитектоники пространства следует искать в степени универсального овладения человеком сферами деятельности. На примере изложения проблемы истины в применении к познанию искусства Х.-Г. Гадамер сумел поднять герменевтику до области философского знания. Он активно ссылался на учение Канта о вкусе и гении и распространял проблематику понимания, за которой стоял еще мифический герой Гермес, бывший посредником между людьми и богами, на вопрос об истине на понимание

внауках о духе.

Всвою очередь возникают вопросы определения аспектов, моментов, критериев для фиксации в предметном мире иерархичности структур, степеней овладения, горизонтов удаления конкретного места пребывания человека. Происходит рефлексия, умножение проблем. В самом деле, как полно в архитектонике пространства человека соотносятся «кантовская архитектоника науки», «гегелевские архитектонические формы», «бахтинская архитектоника поступка»? Архитектоническое оказывается в единородном эпицентре разнородных качеств. В действительности они могут сопрягаться самым причудливым образом, и едва ли все векторы архитектонического могут быть посильны прогнозируемой современной науке и непредсказуемому «прогрессу» искусства. Вполне может оказаться вне возможностей современного научного знания и тот богатый опыт освоения проблемного поля архитектоники, который был накоплен в сферах религии, мифологии, магии, мистерии, обыденного сознания.

Тем не менее говорить о том, что описание это совсем не нужно или невозможно, также явно преждевременно и не обоснованно. Важно вести исследования в контексте всех видов знаний человека о мироосвоении, сферовразумлении. В самой логике идеальных построений у классиков, титанических натур, каждый из которых по-своему интерпретировал интересующее нас понятие, само оно объективно соотносительно в архитектонике жизнеустроения.

Фиксированность архитектонического можно также дополнительно проследить через определенную находимость и вненаходимость. Кропотливая исследовательская работа может быть связана с находимостью фиксированных границ архитектонического, ранее известного в истории человеческого знания. Во всем информационном потоке можно найти точки соприкосновения, которые позволят идентифицировать любые понятия и тем самым обозначить их границы. Правда, это относительное знание, которое не всегда гарантирует истинность точки взаимодействия информации. Подобные методы экстраполяции научного знания в некоторой мере могут помочь выявить определенность и конкретность истинной и ложной абстрактной информации.

36

В качестве примера абсолютности информационной находимости и применимости экстраполяции в научном познании правильности обнаружения «истины» можно сослаться на тексты, в которых пересекаются представления об архитектоническом Иммануила Канта и Михаила Михайловича Бахтина. Анализируя архитектонику в заданном единстве познания как завершенного целого, М. М. Бахтин пишет: «Интересна задача рассмотреть с этой точки зрения архитектонику такого произведения, как «Критика чистого разума», и определить происхождение моментов завершения в ней. Без особого труда можно убедиться, что они имеют эстетический и даже антропономический характер, ибо Кант верил в возможность закрытой системы, закрытой таблицы Категорий» [13]. Это высказывание М. М. Бахтина особенно любопытно, если вспомнить, что именно в этом произведении Кант говорил о единой архитектонике науки. Архитектоника разных планов здесь как бы совпадает и в какой-то мере проявляется в систематизированном снятом виде через творческие результаты двух великих мыслителей.

Если продолжить эту логику, то можно прийти к другой позиции – вненаходимости, опять же пользуясь терминологией М. М. Бахтина. Именно она «... делает впервые возможным обнять всю архитектонику: ценностную, временную, пространственную и смысловую – единой, равно утверждающей активностью» [9]. Активность здесь рассматривается в контексте диалога автора и читателя. В этом контексте мы преимущественно и продолжим исследование, сохраняя в качестве центрального ориентира вопрос «Что же представляет собой архитектоника пространства вездесущего человека?»

1.3.Архитектоника как культура жизнестроения

1.3.1.Путеводные нити в континууме

Прежде всего попытаемся аргументировать необходимость многовекторного введения в категориальную систему знаний о гуманизируемом предметном мире пространства многогранного понятия «архитектоническое». Существуют закономерные иерархически усложняющиеся ряды понятий («красивое – прекрасное – совершенное») и наук («искусствоведение – эстетика – культурология»). Между ними есть разноплановые связи и отграниченности. Есть и то, что в них заключено в виде общего момента, аспекта, т.е. то, что служит для их объединения. Архитектоническое позволяет одновременно фиксировать начало (истоки), взлет (вершину) и их гармонизацию (рис. 11, 12).

Для объединения интеграции чего-либо существуют понятия и категории, как бы лежащие и в иной плоскости.

37

Рис. 11. Пространство социально-интеллектуальных идееповоротов мысли в созидательном разрушении

38

Рис. 12. Авторские позиции и пропозиции в путях, способах и установках реализации идеалов и образцов в замыслах формирования артефактов

39