Малашевская М.Н. Дипломатия Японии в отношении России люди и идеи в эпоху перемен. 2022

философии»28. Отмечается, что «природа человека — ключ к приданию человеческого образа истории»29, но более важная стратегия познания истории через призму человеческого измерения — это концепция «родовой целостности человека»30. Авторы сборника «Человеческое измерение истории и культуры» обращаются именно к человеку в истории, воспринимая его в качестве «родового существа», а свойство этого рода — духовная и интеллектуальная деятельность, присущая исключительно homo sapiens31. Концептуальный нюанс состоит в изучении человеческого измерения, как измерения духовной деятельности, развития культуры — литературы, философии, памяти и т.п. «История — это и история идей, которые выстрадало человечество, это нелегкий путь самопознания человека, как родового существа, когда преемственность поколений, взаимосвязь времен и культур осмысливаются как духовная связь и родство братьев по разуму на небольшой планете Земля и в бесконечной Вселенной»32. Интеллектуальная деятельность, наследованная мыслящими поколениями людей — один из основополагающих элементов антропологического взгляда на историю в рамках данного подхода.

Военная история трансформируется, смещая фокус внимания с полководца на солдата, что привело к появлению так называемой военной антропологии. Ментальность человека на войне в экстремальных для жизни условиях, его повседневность, фольклор, быт, межличностные и межгрупповые связи, идеология и психология военных конфликтов, поведение комбатантов (людей на войне), социально-демографические и гендерные параметры психологии военнослужащих и т. д. — это многочисленные аспекты исследовательских практик в рамках указанной области33. Конфликты, в том числе военные, на межэтнической почве, регуляция международных отношений в рамках взаимодействия групп этнических общностей становятся объектом пристального изучения отечественных политологов, историков, антропологов34, а под человеческим измерени-

28Кондратова Г. А. Человеческое измерение истории. Архангельск, 2007. С. 85.

29Там же. С. 3.

30Там же. С. 203

31Человеческое измерение истории и культуры / под общ. ред. В. Я. Рушанина. Челябинск, 2001. С. 4–5.

32Там же. С. 3.

33Сенявская Е. С. Военная антропология: опыт становления и развития новой научной отрасли // Вестник Минского университета. 2016. № 1–2. URL: https:// vestnik.mininuniver.ru/jour/article/view/168/169 (дата обращения: 19.12.2020).

34Ахиезер А. С. Культурные основы этнических конфликтов. // Обществен-

ные науки и современность. 1994. № 4. С. 115–126; Бунак В. В. Происхождение и этническая история русского народа по антропологическим данным М., 1965;

20

ем в данном случае понимается участие отдельных представителей

игрупп населения в политическом процессе и процессе внутригосударственной и межгосударственной коммуникации. Межэтнические конфликты стали предметом изучения на заре зарождения антропологического подхода на фоне несостоятельности в этих случаях государствоцентричного анализа международных отношений.

Политолог и международник Э. Я. Баталов продвигает такое направление, как антропология международных отношений, перенося акцент с институтов, как действующих акторов мировой политики, на конкретных участников и созидателей этих процессов. Центральная идея его подхода: «обратившись к человеку в его целостности, посмотреть на него как на творца международных отношений и мировой политики, архитектора и строителя политического мироздания. Речь шла, таким образом, о необходимости дополнения традиционного рассмотрения международных отношений с обезличенных позиций “государства”, “международного сообщества” (“мирового общества”), “мировой системы”, отчужденных от конкретного живого человека, рассмотрением этих отношений через человека, который, собственно, и скрывается за всеми этими им же созданными “государствами”, “системами” и другими структурами»35. Автор ставит вопрос о природе человека, выражающейся в международных отношениях в виде реализации его потребностей (потребность в общении с другими народами, международном признании, обеспечении безопасности, самореализации и международном признании

ит. д.)36. Анализ роли индивида производится через призму его созидательной творческой функции в процессе межгосударственного

имеждународного общения, которое глубоко диалогично; именно способный принимать решения индивид непосредственно вовлечен в процесс их принятия и создания институтов международного общения. Э. Я. Баталов предлагает «персонологическую пирамиду»,

Ванханен Т. Этнические конфликты. Их биологические корни в этническом фаворитизме. М., 2014; Гаджиев К. С. К вопросу о цивилизационной идентичности Кавказа // Вопросы национальных и федеративных отношений. 2016. № 3. С.98– 105; Здравомыслов А. Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1999; Карабаш И. В. Межэтническая напряженность и конфликты

всовременной России: основные теоретико-методологические концепции // Теория и практика общественного развития. 2013. № 12. С.153–156; Киреев Х. С. Межэтнические конфликты в России: истоки и решения // Власть. 2007. № 10. С. 84–88; Цибенко В. В. Северо-Западный Кавказ в политическом фокусе Турции

вконтексте парламентских выборов 2015 г. // Гуманитарные и социально-эконо- мические науки. 2015. № 5. С. 56–63.

35 Баталов Э. Я. Антропология международных отношений. С. 7.

36 Там же. С. 120–122.

21

разделенную на уровни: рядовые граждане, политические активисты, VIP-персоны, международные чиновники, руководители внешнеполитического ведомства, руководитель государства37. Каждый из уровней вносит свой вклад в созидание международных отношений, и каждый из них может быть подвержен научному анализу. Особенно выделяется национальный характер народа в качестве инструмента адаптации национальной общности к внешней среде. Многогранность подхода позволяет использовать разные стратегии исследования, изучать отдельные личности разных масштабов, их группы, затем народы, поведение, ментальность, традиции в процессе создания системы международных отношений.

Книга «Человеческое измерение мировой экономики и политики»38 трактует человеческое измерение достаточно широко, затрагивая человеческую активность во всем ее многообразии (индивидуальную и коллективную включенности в общественные, в том числе

вмеждународные, процессы). Религиозная, образовательная, гуманитарная деятельность групп формирует новые контуры современного переживающего процесс глобализации мира, место человека в котором продолжает переосмысляться. В указанном издании сделана попытка собрать всевозможные стратегии изучения участия человека

вмеждународной деятельности — от «фактора У.Чавеса» и концепций премьер-министров Японии в формировании внешней политики, участия религиозных и экспертных сообществ в политической деятельности до гуманитарного, демографического и социально-эко- номического фактора развития международных отношений и экономики стран мира. Ближе всего к нашему исследованию стоит работа, подготовленная для этой книги К.Р.Вода. Автор последовательно излагает аспекты внешнеполитических концепций премьер-мини- стров от Либерально-демократической партии Японии Коидзуми Дзюнъитиро, Абэ Синдзо, Асо Таро, Фукуда Ясуо, а после 2009 г. от Демократической партии Японии — Хатояма Юкио, Кан Наото, Нода Ёсихико (при этом охватывается восьмилетний период)39. К.Р.Вода показывает влияние идей отдельных премьер-министров на процесс конструирования политических связей с КНР в XXI в., анализирует их высказывания с точки зрения изменения настроений в политическом истеблишменте Токио.

37Баталов Э. Я. Антропология международных отношений. С. 146–148.

38Человеческое измерение мировой экономики и политики. М., 2013. (Мировое развитие. Вып. 9).

39Вода К. Р. Влияние внешнеполитических концепций японских премьер-ми- нистров на развитие отношений КНР и Японии // Там же. С. 91–95.

22

ГлубжечеловеческийфакторполитикипроанализированТ. Ю. Русаковой на материале деятельности венесуэльского лидера Уго Чавеса в рамках трех дискурсивных стратегий — идеологической, семантической и поведенческой. Нам близка мысль автора о первичности анализа базовых конструктивных идей, семантических кодов, лингвистических практик, нацеленных на победу в борьбе за власть в текущем политическом процессе. Автор отдельно отмечает, что «для языка Чавеса была характерна персонализация политики»40. Как будет показано ниже, избранная нами для анализа группа японских дипломатов и политиков также прибегала к такому приему.

Яркий образ в политической риторике становится универсальным явлением современной мировой практики. Разнонаправленность материалов упомянутого выше издания говорит о той вариативности, которую допускает человеческое измерение в сегодняшних гуманитарных и социальных исследованиях. В трудах по международным отношениям под человеческим измерением может пониматься участие локальных, нередко приграничных элит и заинтересованных групп населения в формировании международного диалога. Диалог на уровне региональных элит (например, муниципальный, губернаторский или префектуральный уровень в случае России и Японии), региональное сотрудничество, народная дипломатия, побратимское движение становятся важнейшими элементами международной коммуникации и показывают глубокую вовлеченность и незаменимость местного сообщества в развитии сотрудничества между странами за пределами их политических центров41. В области российско-японских отношений это весьма благодатная почва, требующая творческого подхода к методам изучения источников, поиску новых источников и внедрению разнообразных инструментов исследования.

Выше показано, что интерпретации человеческого измерения в отечественных социологических, философских и исторических исследованиях весьма разнородны, их объединяет центральная мысль — роль человека или группы людей в социально-политиче-

40Русакова Т. Ю. Фактор У. Чавеса: поляризация политических позиций // Там же. С. 98.

41См.: Бестужева К. Г. «Человеческое измерение» международных отношений на Севере Европы: к 20-летию Баренцева региона // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2014. № 4. С. 181–183; Итиока М. Региональная дипломатия в Японии: Международный опыт Ниигаты — от дружественных связей к оказанию помощи

/пер. с яп. А. Ф. Прасола. Владивосток, 2004; Säre M. Non-state Actors and Local Interest Groups in the Estonian-Russian Border Region, Transboundary Lake Peipsi Area // Eurasia Border Review. 2013. Vol. 4, no. 1. Р. 95–106.

23

ском и экономическом развитии общества на момент исследования или в исторической ретроспективе. Понятие «человеческое измерение», или «human dimension» в англоязычной политологической и исторической литературе, трактуется следующим образом:

1) личностный, персонифицированный подход к анализу событий международной политики, переговорного процесса и процесса принятия решений;

2) психологический аспект дипломатической деятельности

и международного общения;

3)антропологический угол зрения на развитие международной коммуникации и низового уровня дипломатической деятельности.

Первая проекция — наиболее традиционная и устоявшаяся в гуманитарных исследованиях. В исторической науке это взгляд на политические, экономические, культурные события через призму роли личности в истории и анализ исторического развития в зеркале одной или многих личностей, выражающих в идеях и делах свое конкретно-историческое время или исторический контекст. Личность представляет собой идейно-историческую целостность, как впитывающую контекстные явления, так и проецирующую новые смыслы эпохи через свои действия и высказывания42. Данный подход весьма распространен в отечественных и зарубежных исследованиях, большой массив разнообразной литературы по этому поводу формировался очень долгое время, поскольку великие личности и их деяния на всем протяжении письменной мировой истории оставляли глубокий след как в практической сфере деятельности, так и в умах современников и потомков. Еще Геродот и Сыма Цянь структурировали свое историописание, уделяя большое внимание конкретно-историческим великим личностям, творчески созидающим исторический процесс и позволяющих его осмыслить.

Мы отметим одну из современных работ — «История через личность: Историческая биография сегодня»43, в которой обозначены основные имеющиеся к началу второго десятилетия XXI в. тенденции изучения персональной истории, подразделяющейся на профессиональную, личную, духовную, психологическую, интеллек-

42Известные ученые в области интеллектуальной истории предлагают трактовать высказывания личности в качестве исторического акта. См., например: Кембриджская школа: теория и практика интеллектуальной истории / cост. Т. Атнашев, М. Велижев. М., 2018.

43История через личность: историческая биография сегодня / под ред.

Л.П. Репиной. М., 2010.

24

туальную и др. Биографический метод для анализа персональной истории является базовым методом в данном случае. Он позволяет предметно проследить исторические события на источниках личного происхождения (мемуары, письма, выступления, интервью, художественные произведения), проводящих исследователя в мир конкретного человека и его эпохи44. Дипломатическая история, увиденная через призму конкретных биографий, наполняется более широкими смыслами и эмоциональностью, выходя далеко за рамки формальной рациональности. Она приобретает конкретно-исто- рическое лицо, сопряженное с поисками решений и совершением ошибок, мотивациями и интересами отдельных дипломатов и политиков.

Большая роль эмоциональной составляющей уделяется в рамках психологического подхода к изучению корневых структур дипломатической деятельности. Она в немалой степени отталкивается от бихевиористского подхода, положения которого сформулированы психологами Д. Сингером, Б. Скиннером, Дж. Уотсоном, оценивавшими закономерности в поведении людей в зависимости от их целей. Сингер предлагал изучать весь спектр возможных участников таких отношений вне зависимости от их приоритета, начиная с индивидов и кончая глобальным сообществом45. Изучение переговорных тактик — благодатная почва для анализа поведенческих стратегий, основанных на прагматически ориентированном поведении участников. Канадский психолог О. Клайнберг в работе 1964 г. под названием «Человеческое измерение в международных отношениях» поднимает пласт психологических установок в международной коммуникации46. На тот момент введение психологического инструментария в политологические исследования становилось все более и более популярным. В основном фокус его размышлений обращен к мотивациям индивидов в процессе международной коммуникации. 1960-е гг. — период активного переосмысления и анализа нацистской политики Германии, Второй мировой войны и преодоления трагического прошлого. Именно поэтому в книге Клайнберга детально рассматриваются мотивы, побуждающие личность к агрессии, неправомерность разделения способностей людей в зависимости от их расовой принадлежности, автор отдельно останавливается на эмпатии и антипатии участников международного общения, их

44Там же. С. 10–14.

45Singer J. D., Alger Ch. F. Quantitative International Politics: Insights and Evidence. New York, 1968.

46Klineberg O. The Human Dimension in International Relations. New York; Chicago; San Francisco; Toronto; London, 1966.

25

стереотипах и представлениях друг относительно друга, особое внимание уделяется формированию новой структуры международной коммуникации, в том числе приграничного обмена, в связи с вовлечением более широких масс населения. Исследователь отмечает, что в связи с усложнением глобальной системы международных отношений и формированием новых акторов этого общения — международных организаций — психологический инструментарий доказывает свою прагматическую ценность и эффективность в процессе ведения внешней политики47. Вовлеченность в переговорный процесс и международные дела отдельных личностей и групп индивидов, которые по логике своего времени нацелены на формирование сотрудничества между сторонами, позволяет успешно применять те методы психологического анализа, которые были разработаны

ктретьей четверти ХХ в. На сегодняшний день такие подходы уже считаются нормой формирования политики и международного общения, и представленная вниманию читателей книга продемонстрирует, что странами Востока (на примере Японии) активно применяется подобный инструментарий.

Упомянутый антропологический аспект в анализе дипломатии широко инкорпорируется в исследования в области социальных наук с конца ХХ столетия и в настоящее время получил распространение в западной и отечественной специализированной литературе. Внимание к человеку, вовлеченному в международное общение,

кпростому человеку, его интересам и правам, а также к потенциалу включения отдельных лиц и групп населения в международное общение на региональном или пограничном уровне, показало свою эффективность и вполне соответствует концепции глобального сотрудничества как метода преодоления локальных конфликтов. Этим обстоятельством и обусловлен интерес к данному аспекту в рамках современных междисциплинарных исследований в области дипломатии. Немецкая исследовательница Александра Фридэ отмечает, что интерес к подобной проблематике возрос в связи с развитием публичного измерения дипломатии, в данном контексте именно «отдельные личности становятся… инициаторами и адресатами изменений, происходящих в дипломатии»48. Вовлечение в дипломатическую деятельность практически всех представителей на-

циональных и многонациональных государств, превращающее

47Klineberg O. The Human Dimension in International Relations. P. 120.

48Friede А. The human dimension of 21st century diplomacy: Individual perceptions of change and continuity within the German Federal Foreign Office. URL: https:// www.swp-berlin.org/fileadmin/contents/products/arbeitspapiere/WP_Diplomacy21_ No6_Alexandra_Friede.pdf (дата обращения: 19.12.2020).

26

межгосударственные отношения в транснациональные, приоритет мирных методов ведения внешней политики (ведущая роль «дипломата» и «туриста»), ориентация на сотрудничество стран и индивидов повысили роль дипломатии в современной международной политике и роль конкретной личности дипломата в ее реализации. Сегодня практически все слои общества участвуют в международном общении, тем не менее в достижении национальных интересов приоритет отдается дипломатам и политикам на уровне центрального правительства. Тем не менее антропологические исследования дипломатии в настоящее время продолжают находиться в состоянии динамичного развития и поиска собственной программы, они многоаспектны, их объединяет внимание к человеку и анализ общечеловеческих общественных структур (вопрос власти, участие

вполитических процессах и пр.). Формируется понятие не только публичной дипломатии, но и «повседневной дипломатии», рассматриваемой в антропологических и культурологических измерениях

врамках развития «новой дипломатии»49.

Подчеркивая творческий характер дипломатической деятельности, Э. Я. Баталов писал: «Международное сообщество испытывает потребность не только в порядке, но и инициативной, самостоятельной, творческой личности, владеющей информацией и поли- тико-управленческими навыками, наделенной социологическим воображением, способной проявить волю, не поддаваясь волюнтаристскому соблазну, обладающей ценностными ориентациями, окрашенными в гуманистические тона»50. В качестве ведущего игрока он видит масштабную творческую личность, активную в процессе международного общения, личность, способную действовать на благо мирового сообщества. Советский и российский дипломат В. И. Попов, известный среди студенческой и читающей аудитории благодаря книге «Современная дипломатия: теория и практика», высоко оценивает вклад профессионального дипломата, умеющего

49См.: Marsden M., Ibañez-Tirado D., Henig D. Everyday Diplomacy // The Cambridge Journal of Anthropology. 2016. Special Issue. Vol. 34 (2). P. 2–22; The SAGE Handbook of Diplomacy / ed. by C. M. Constantinou, P. Kerr, P. Sharp. Los Angeles, London, New Delhi, Singapore, Washington, Melbourne, 2016; Hocking B., Melissen J., Riordan Sh., Sharp P. Futures for diplomacy: Integrative Diplomacy in the 21st Century. Netherlands Institute of International Relations ‘Clingendael’, 2012. URL: https://www. clingendael.org/sites/default/files/pdfs/20121030_research_melissen.pdf (дата обращения: 19.12.2020).

50Баталов Э. Я. Антропология международных отношений // Международные процессы. 2005. Т. 3, № 2 (8). С. 4–16 (цит. по: Баталов Э. Я. Человек, мир, политика. М., 2008. С. 203).

27

мыслить независимо и предвосхищать события в области межгосударственных переговоров51. Соответственно, в рамках как исторического, так и антропологического подхода трактовка и анализ дипломатической работы через призму деятельности конкретных личностей становится более многоаспектным, прагматическим

иперспективным. Из представленного обзора трех основных теоретических подходов, относящихся к человеческому измерению в международных делах, видно богатство и разнообразие исследовательского инструментария современных работ по дипломатической истории и ее теории, в области которой проведено представленное исследование.

Название книги, представленной вниманию читателей, — «Человеческое измерение политики Японии в России в эпоху перемен (1985–2001 гг.): Идеи, деятельность и борьба Нагататё, “русской школы” МИД и “группы Судзуки”» — очерчивает основной круг дипломатов и политиков, на идеях, высказываниях и деятельности которых построено исследование. Нагататё — один из кварталов в центре Токио, где расположены резиденция премьер-министра, его кабинет

издание парламента Японии, это средоточие политической власти страны. Под «русской школой»52 Министерства иностранных дел Японии, как правило, подразумевают региональный отдел профессиональных советологов и русистов в стенах министерства, отвечающих за анализ внутриполитической ситуации в России и разработку политической стратегии на российском направлении. «Группа Судзуки» — небольшая коалиция японских дипломатов, в основном представителей «русской школы» МИД, объединивших свои усилия с амбициозным политиком, депутатом нижней палаты парламента Судзуки Мунэо в конце 1990-х гг. Они демонстрировали своим примером то, как в действительности работают механизмы лоббирования в рамках связки «бюрократия — политики».

Вцентре нашего внимания находятся конкретные исторические личности, непосредственно связанные с формированием политики в отношении СССР и России с середины 1980-х до начала 2000-х гг. Это высокостатусные представители политического мира Японии, изучение которого сопряжено с определенными ограничениями. Первым из них становится проблема доступа к изучаемым персонам для проведения наблюдений и интервью. Как подчерки-

51Попов В. И. Современная дипломатия: теория и практика. Дипломатия — наука и искусство. М., 2017. С. 22–24.

52Аналогично функционируют так называемые американская, немецкая, китайская, французская и прочие школы.

28

вает российский антрополог Т. Б. Щепанская: «Высокостатусные группы стремятся сохранить контроль над информацией о себе и ее интерпретацией»53. Изучение персональной истории политиков и публичных людей всегда сопряжено с подобными трудностями. Существует публичная сторона их деятельности, которой они охотно делятся, осознавая дозволенные границы подачи информации, но есть своего рода «кухня» принятия решений и личных контактов внутри элиты, и эта сфера является сверхзакрытой для исследований. Стремясь преодолеть указанную трудность, основой для нашего анализа мы выбрали источники личного происхождения, увидевшие свет в течение последних тридцати лет.

Человеческое измерение в рамках нашего подхода отталкивается от содержательного анализа источников личного происхождения — мемуаров, выступлений, интервью, научных, публицистических

ихудожественных сочинений дипломатов и некоторых видных интеллектуалов, внесших значительный вклад в формирование японской политики на российском направлении в конкретно-историче- ской реальности пространственно-временного континуума «эпохи перемен» в период «длинных девяностых»54. Мы оцениваем творческую самостоятельную в интеллектуальном плане личность («творческое меньшинство» по А. Тойнби) отдельных дипломатов и политиков, созидательная деятельность которых значительно расширила потенциал российско-японских отношений. Мы будем погружать деятельность наиболее ярких представителей упомянутых кругов в исторический контекст, детально рассматривая обстоятельства со- ветско/российско-японского диалога в изучаемый период, имея своей целью продемонстрировать их неразрывную взаимосвязанность

ивзаимозависимость. Для более детального и глубокого понимания образа мысли, взаимоотношений дипломатов из «русской школы» МИД Японии в декабре 2017 г. в Токио и Киото были проведены два интервью с дипломатами-русистами Того Кадзухико и Кавато Акио.

Дипломаты, выбранные для реконструкции и анализа дипломатической истории российско-японского диалога в «эпоху перемен» 1985–2001 гг. в основном относились к «русской школе» МИД, а в 1990-х гг. их участие и историческая роль в процессе строитель-

53Щепанская Т. Б. Этнография политики как проблема // Антропология власти: хрестоматия по политической антропологии: в 2 т. Т. 1: Власть в антропологическом дискурсе. СПб., 2006. С. 65.

54Под «длинными девяностыми» имеется в виду затяжной период перемен

вСССР, начавшийся еще во время перестройки, продолжившийся затем в Российской Федерации, который закончился только в начале 2000-х гг., выходя за рамки календарного десятилетия.

29