2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле
.pdfлюбви к новшествам или чтобы показать свой ум постановили, что Земля движется, что ни восьмая сфера, ни Солнце не вращают ся. <...> Публичное утверждение подобных идей свидетельствует о недостатке скромности и достоинства, и такой пример опасен. Всякий здравый ум должен принять истину, открытую Богом, и подчиниться ей”. Учение Коперника представлялось опасным как протестантам, приверженцам непосредственного контакта верующе го с источником веры, так тем более католикам, которым Священ ное Писание объясняет церковный наставник. Отцы контрреформации не могли допустить, чтобы верующий — пусть даже Галилей — устанавливал герменевтические основы Библии и предлагал интерпретацию того или иного отрывка. В этом корень разногласий между Галилеем и церковью. И в этом причина инстру менталистской интерпретации учения Коперника, предложенной Беллармино и отвергнутой реалистом Галилеем.
6.5. Реализм Галилея против инструментализма Беллармино
Математик и теолог, кармелит Антонио Фоскарини (1565—1616) публикует в 1615 г. в Неаполе, где он преподавал философию и теологию, “Письмо о взглядах пифагорейцев и Коперника, в кото ром согласуются места из Священного Писания и теологические суждения, которые могли бы быть противопоставлены этим взгля дам” Фоскарини посылает свой трактат Беллармино, прося выра зить мнение о нем. Беллармино отвечает Фоскарини коротким письмом: “У Вас сейчас мало времени для чтения, а у меня — для письма”. Это письмо — классический пример инструментализма. Беллармино напоминает Фоскарини о том, что “церковный собор запрещает излагать Писание иначе, нежели отцы Церкви; и если Вы прочтете не только сочинения отцов Церкви, но и современных комментаторов Книги Бытия, Псалтири, Книги Екклесиаста, Книги Иисуса Навина, то обнаружите, что все они сходятся во мнении о необходимости буквального толкования: Солнце находится в небе и вращается вокруг Земли с большой скоростью; Земля, будучи далеко от неба, расположена в центре мира и неподвижна. Теперь пораз мыслите, со всем Вашим благоразумием, может ли Церковь допус тить, чтобы Писанию придавался смысл, отличающийся оттого, что видят в нем отцы Церкви и все толкователи, греческие и латинские”. А с другой стороны, нельзя отрицать, “что это — предмет веры, ибо если не предмет веры со стороны слушающего, то это — предмет веры со стороны говорящего; и был бы еретиком тот, кто сказал бы, что Авраам не имел двух сыновей, а Иаков двенадцати, или кто сказал бы, что Христос рожден не от Девы — ибо и то, и другое
утверждает Святой Дух устами пророков и апостолов”. Но этим дело не кончится, ведь предположив, что Земля вращается вокруг Солнца, “понадобится тщательно обдумать, как объяснить Священное Пи сание, которое окажется противоречащим этому, И легче признагь, что мы его не понимаем, чем сознаться, что доказываемое ложно”. Но затем: “Что касается Солнца и Земли, ни одному благоразумному человеку не придет в голову исправлять ошибку, ведь очевидно, что Земля неподвижна, и глаз не обманывается, когда видит, что Луна и звезды движутся”. Учитывая, что Тридентский собор запрещает интерпретировать Писание иным, нежели отцы церкви, образом, Беллармино наставляет: “Было бы благоразумно, если бы Вы и господин Галилей удовлетворились высказыванием предположений, воздерживаясь от категоричных заявлений, как, по моему мнению, всегда делал Коперник. Ибо в предположении, что Земля движется, а Солнце остается неподвижным, сохраняются приличия более, нежели при разговоре об эксцентриках и эпициклах, — это выска зывание удачно и не несет никакой опасности; и математику этого достаточно; но утверждать, что Солнце действительно находится в центре мира и только вращается вокруг самого себя и не движется с востока на запад и что Земля находится на третьем небе и с быстротой вращается вокруг Солнца, — весьма опасно, и не только потому, что это раздражает всех философов и схоластических тео логов, но и потому, что вредит Святой Вере, представляет ложным Священное Писание”
Галилей, однако, не разделял мнения Беллармино. Для него “чувственный опыт” надежно доказал истинность системы Копер ника. Монсеньор Пьер Дини, который в то время был апостольским референтом при папском престоле, направляет 7 марта 1615 г. Галилею письмо, в котором сообщает, что он имел долгую беседу с кардиналом Беллармино и замечает: “Относительно Коперника Нго Святейшество говорит, что он не думает, что его следует запретить, но самое худшее, как с ним можно поступить, это сделать примеча ние, что его учение не нарушает приличий, как и те, кто ввели эпициклы, которым уже не верят...”. Отвечая Дини из Флоренции 23 марта, Галилей отстаивает истинность системы Коперника. По мнению Галилея, Коперник говорил о строении вселенной, описал
действительно существующее в природе вещей (in rerum natura) “и, по моему мнению, попытка убедить в том, что Коперник не верил в подвижность Земли, может иметь успех разве у того, кто не читал его трудов, потому что все шесть книг Пронизаны идеей подвижнос ти Земли. И если в своем посвящении он признается, что утвержде ние о подвижности Земли выставляет его в глупом свете, с чем трудно что-то поделать, то гораздо глупее он выглядел бы, выступи он с суждением, в которое и сам по-настоящему не верит”. Копер
ник — не “математик”, автор гипотез как инструмента для расчетов, но физик, который стремится узнать, какова на самом деле реаль ность. Следовательно, продолжает Галилей, у Коперника нет ком промиссов: подвижность Земли и стабильность Солнца — главнейшие моменты и всеобщий фундамент его учения. Нужно или полностью осудить его, или оставить так, как есть”. Галилей, подоб но Копернику, реалист. Если, вслед за Беллармино, библейскую космологию трактовать в соответствии с традицией, буквально, тогда, — учитывая реалистическую интерпретацию Галилеем учения Коперника, — становится неизбежным лобовое столкновение Гали лея с церковью. Карл Поппер пишет: “Естественно, для Галилея не было проблемой показать и сделать акцент на превосходстве систе мы Коперника в качестве инструмента для расчетов. Но в то же время он предполагал и всерьез верил, что это учение дает подлинное описание мира, и для него (как и для церкви) этот момент был наиболее важным”. В поединке с церковью Галилею пришлось уступить. Но прежде посмотрим, как Галилей соотносил науку и веру.
6.6. Несоразмерность науки и веры
Галилей формулирует теоретическое различие между суждениями науки и веры. С одной стороны, он отмечает автономию научного знания, оцениваемого по правилам экспериментального метода (“чувственный опыт” и “точные доказательства”). С другой стороны, эта автономия науки от Священного Писания находит свое оправ дание в “намерении Святого Духа научить нас, как попасть на небо, а не как перемещается небо”. Опираясь на высказывания св. Авгус тина (In Genesim ad literam), Галилей говорит, что Бог дал нам чувства, речь и разум, и с их помощью мы можем получить “естест венные заключения”, достижимые “или в чувственном опыте, или путем необходимых доказательств”. Священное Писание — не трак тат по астрономии: “Если бы его авторы намеревались убедить народ в расположении и движении небесных тел и мы должны были получить эти сведения из Священного Писания, мне кажется, они не были бы столь скудными в сравнении с теми удивительными заключениями, которые содержатся в астрономии”. Действительно,
вПисании “даже не упоминаются планеты, за исключением Солнца
иЛуны, и только один или два раза Венера под именем Люцифера”. Короче^ в Священном Писании нет цели “научить нас, движется ли небо или оно неподвижно, имеет форму сферы, диска или оно плоское, а также находится ли Земля в его центре или сбоку”. “Нет никакого намерения привести нас к другим заключениям такого же рода и связанным с ними выводам, что без них нельзя принять ту
или другую сторону, каковыми являются суждения о движении или покое Земли и Солнца”. Поэтому “в спорах о проблемах, связанных с природными явлениями, следует опираться не на авторитет Свя щенного Писания, а на чувственный опыт и необходимые доказа тельства: потому что и Священное Писание, и природа на равных исходят от божественного Слова, первое — как наставление Святого Духа, а вторая — как старательная исполнительница распоряжений Бога. Более того, в Священном Писании в наших интересах иногда говорятся вещи, буквально отличные от абсолютной истины, а природа, напротив, неумолима и неизменна и никогда не выходит за границы своих законов, как бы заботясь о том,, чтобы пружины и способы ее действий были понятны людям; кажется, что природные явления, о которых мы узнаем благодаря ли чувственному опыту или на основании необходимых доказательств и заключений, не должны быть подвергнуты сомнению или осуждены из-за того, что в Писа нии говорится иное, поскольку не каждое высказывание Писания связано столь суровыми законами, как каждое природное явление, и Бог не менее открывается нам в явлениях природы, нежели в речениях Священного Писания”.
Итак, заявлено об автономии науки: сведения на основании “чувственного опыта” или “необходимых доказательств” не зависят от авторитета Священного Писания. Но если Писание не трактат по астрономии, каково же его назначение? О чем оно говорит нам? Каковы те “истины”, которые, в дополнение к наукам, оно может сообщить и утвердить? На подобные вопросы Галилей отвечает: “Я полагаю... что авторитет Священного Писания чудесен, ... нечто за пределами человеческого понимания не может оказаться доступ ным людям никаким иным образом, кроме как через Священное Писание” Суждения веры связаны с нашим спасением (“как пере меститься на небо”), с “установлениями абсолютной и нерушимой истины”. Иными словами, Священное Писание —■это весть о спасе нии, оставляющая в неприкосновенности автономию научного исследо вания.
Галилей высказывает следующие важные суждения:
1). Ошибаются те, кто считает, что следует всегда придерживаться “буквального значения слов”, поскольку тогда в Писании, пишет Галилей в письме дону Бенедетто Кастелли в 1613 г., обнаружились бы не только различные противоречия, но и страшная ересь и даже богохульство; пришлось бы наделить Бога ногами, руками, глазами, телесными и человеческими эмоциями — такими, как гнев, раская ние, ненависть, а также иногда забвением прошлого и незнанием будущего.
2). Из этого следует, что, поскольку Писание “обращено к про стому народу”, его “повествования должны вызывать истинные чувства и размышления, так, чтобы чувства не тонули в словах”.
3). Писание “не только может, но и действительно должно открывать за внешним значением слов нечто более глубокое”. Ведь авторы обращались к “грубым и неорганизованным народам”.
4). “И поскольку очевидно, что две истины никогда не могут противоречить одна другой, задача комментаторов Священного Пи сания найти истинный смысл текстов, согласующийся с естествен ными заключениями, к которым нас привели очевидный смысл или необходимые доказательства”.
5). Таким образом, наука становится одним из инструментов интерпретации Священного Писания. Действительно, “уверившись
внекоторых суждениях, мы должны воспользоваться ими как удоб нейшим средством для истинного истолкования Писания”.
6). С другой стороны, Галилей утверждает в письме к монсеньору Пьеру Дини в 1615 г., что нужно очень осторожно подходить к “естественным заключениям, не связанным с верой, к которым могут привести опыт и необходимые доказательства”. “Было бы опасно приписывать Священному Писанию какое-либо суждение, хотя бы один раз оспоренное опытом”. Действительно, “кто сможет положить предел человеческой мысли? кто посмеет утверждать, что нам уже известно все, что можно узнать о мире?”
7). Писание не могут толковать не сведущие в науке люди. Наука идет вперед и поэтому опасно навязывать Священному Писанию идеи (например, Птолемея), которые впоследствии могут быть оп ровергнуты. Так что “для всего, связанного со спасением и утверж дением веры, как можно с уверенностью сказать, по надежности мы никогда не найдем никакого другого значимого и эффективного учения. И, возможно, было бы лучшим советом не добавлять без необходимости другие; явилось большим беспорядком вводить их по требованию лиц, которые, даже если говорят по наитию свыше, совершенно лишены понимания, необходимого для того, чтобы пусть не опровергнуть, но хотя бы понять доказательства, с помощью которых точные науки выводят некоторые заключения”.
Итак: 1) Писание необходимо для спасения человека; 2) “идеи, связанные со спасением и утверждением веры”, столь надежны, что “нет никакой опасности появления какого-либо другого значимого и эффективного учения”; 3) Писание, судя по его целям не имеет касательства к тому, что может быть установлено в “чувственном опыте с необходимыми доказательствами”; 4) Писание, когда в нем говорится о том, что необходимо для нашего спасения (или о не познаваемом другим способом или наукой), не может быть опро вергнуто; 5) однако Писание часто нуждается в интерпретации, поскольку его авторы обращались к “грубому и неорганизованному народу”; 6) наука может найти средство для правильных интерпре таций; 7) не все интерпретаторы Писания непогрешимы; 8) не
следует искать в Писании ответов на вопросы, которые человек может решить собственным разумом; 9) наука автономна; ее истины устанавливаются чувственным опытом и надежными доказательст вами, а не на основе авторитета Писания; 10) оно. не играет важной роли в решении естественнонаучных проблем.
Наука и вера, по Галилею, несоразмерны. Но, будучи несоразмерными, они совместимы. То есть речь идет не о или—или, а, скорее, о и—и. Научное рассуждение контролируется опытным путем, дает нам понять, как функционирует этот мир; религиозное рассуждение — это рассуждение о спасении, и оно занято не вопросом “что”, но “смыслом” всей нашей жизни. Наука нейтральна к миру ценностей; вера некомпетентна в вопросах факта. Наука и вера занимаются каждая своим делом: и на этом основании они сосуществуют. Они не противоречат друг другу и не могут противоречить, поскольку несоразмерны: наука говорит нам, “как перемещается небо”, а вера — “как попасть на небо”
А когда появляется то, что кажется противоречием, сразу возни кает подозрение, что или ученый превратился в метафизика, или верующий принимает священный текст за трактат по физике или биологии.
6.7.Первый суд
Вдень поминовения усопших в 1612 г. в своей проповеди во Флоренции, в церкви св. Матфея, доминиканец Никколо Лорини обвинил последователей Коперника в ереси. Два года спустя, в 1614 г., другой доминиканец, Томмазо Каччини, в проповеди, про изнесенной в четвертое воскресенье Рождественского поста в церкви Санта Мария Новелла, предпринял следующую атаку на коперниканцев. 7 февраля 1615 г. все тот же Никколо Лорини направил копию письма Галилея дону Бенедетто Кастелли в Священную канцелярию, обратив внимание на опасные суждения, например, “что некоторые высказывания Священного Писания не имеют цен ности; что Писание не играет важной роли в решении проблем природы; что интерпретаторы часто ошибаются; что Писание каса ется только вопросов веры; что в решении проблем природы более значимы математико-философские доказательства. 19 февраля 1616 г. Священная канцелярия передала своим теологам два сужде ния, составлявшие ядро проблемы, для изучения: а) “Солнце явля ется центром мира, и, следовательно, неподвижно”; б) “Земля не находится в центре мира и не стоит на месте, а движется вокруг себя, даже днем”. Пять дней спустя, 24 февраля, все теологи назвали первое суждение глупым и абсурдным в философском смысле, а по форме еретическим, поскольку оно противоречит Священному Пи
санию в буквальном смысле и общепринятому изложению отцов церкви и докторов теологии; что второе суждение заслуживает
такой же оценки с точки зрения философии, а в плане теологии оно по меньшей мере ошибочно в сравнении с верой. Священная канцелярия передала свое мнение конгрегации. 3 марта 1616 г. конгрегация осудила учение Коперника. Тем временем 26 февраля кардинал Беллармино, по распоряжению папы, сделал Галилею внушение оставить идеи Коперника и под угрозой тюремного зато чения “не проповедовать этого учения, не защищать его любым образом — ни устно, ни письменно” Галилей согласился и обещал повиноваться. (Здесь следует заметить, что аутентичность протокола заседания вызывает сомнения — протокола, который будет иметь большое значение для второго суда. Де Сантиллана утверждает, что это фальшивка, внесенная в акты отцом Сегури, особенно враждеб но относившимся к Галилею.)
После внушения Галилей оставался в Риме еще три месяца. И поскольку прошел слух, что он отрекся от своих теорий перед кардиналом Беллармино, Галилей попросил Беллармино сделать заявление в его защиту против обвинений и клеветы, распространя емых недругами. “Мы, Роберто кардинал Беллармино, — читаем в заявлении, — услышав, что господин Галилео Галилей оклеветан и о нем говорят, что он отрекся по моему принуждению, а также что ему отказано в спасении души, восстанавливая истину, заявляем, что вышеупомянутый господин Галилей не отрекался ни по нашему принуждению и ни по чьему другому здесь в Риме, а также ни в каком другом месте, насколько нам это известно, ни от какого своего мнения или учения и не понес наказания в виде отлучения и никакого другого; ему лишь объявлено заключение... в котором утверждается, что учение Коперника, согласно которому Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце остается неподвижным в центре мира и Не перемещается с востока на запад, противоречит Священ ному Писанию и что нельзя ни защищать его, ни следовать ему. Не сомневаясь в изложенном, мы написали и подписали это своей собственной рукой”. С этим заявлением Галилей выехал из Рима во Флоренцию 4 июня 1616 г. Не только Беллармино, но и кардиналы Алессандро Орсини и Франческо Мария Делъ Монте выразили чувства “высшего уважения” по отношению к Галилею. Посол Тосканы в Риме Пьеро Гвиччардини когда узнал, что Галилей приехал в Рим, чтобы защитить себя, заметил в письме министру правителей Медичи, Курцио Пиккена, что Галилей прибыл с новы ми идеями в столицу контрреформации: “...Я хорошо знаю, — пишет среди Прочего посол, — что некоторые братья-доминиканцы, со ставляющие большинство в Священной канцелярии, настроены против него; это не то место, где можно рассуждать о Луне. Какие могут быть в наш век новые доктрины”.
6.8.“Диалог о двух главнейших системах”
ипоражение космологии Аристотеля
Вполемике с иезуитом Горацио Грасси по поводу природы комет Галилей в 1623 г. публикует работу “Пробирных дел м а ст ер к этой работе мы вернемся, когда будем обсуждать вопрос метода, посколь ку в ней даны важнейшие философско-методологические идеи. Все в том же 1623 г., а точнее 6 августа, избирается папой под именем Урбана VIII кардинал Матгео Барберини — друг и искренний почи татель Галилея, что он доказал во время суда 1616 г. Пережив это событие, Галилей отвечает на опровержение системы Коперника, предложенное жителем Равенны Франческо Инголи — секретарем конгрегации “Пропаганда веры”, — в “Диалоге о морских приливах и отливах ”, где речь идет о физической природе и движении Земли. Галилей интерпретировал приливы как результат ежедневного вра щательного движения Земли и ее годового вращения. Его интерпре тация оказалась ошибочной, проблема приливов была разрешена позже Ньютоном с помощью теории гравитации. Как бы то ни было, Галилей обсуждает эти вопросы в четвертой части своего “Диалога Галилео Галилея с Линчео, на конгрессах в течение четырех дней о двух главнейших системах мира — Птолемея и Коперника” в 1632 г. Во введении Галилей пишет, что рассматривает теорию Коперника как “чисто математическую гипотезу” и добавляет, что намерен показать своей работой протестантам и всем остальным, что учение Копер ника в 1616 г. церковью было осуждено обоснованно, по мотивам милосердия, веры, признания Божественного всемогущества и осо знания мизерности человеческого знания. Прием легко можно было распознать: “За желанием показать еретикам серьезность католичес кой культуры видно чистое притворство: что на самом деле интере сует автора, так это возобновить дискуссию и познакомить католи ков с новыми доказательствами истинности учения Коперника” (Geymonat).
В“Диалоге” три собеседника: Симплиций, Салъвиати и Сагредо. Симплиций представляет философа аристотелевской школы, защит ника традиционного знания; Салъвиати — последователь Коперни ка, осмотрительный, но полный решимости, терпеливый и упорный;
Сагредо представляет публику, открытую новым идеям, но желаю щую знать аргументы той и другой стороны. Филиппо Салъвиати (1583—1614) был знатным флорентийцем, другом Галилея; Джованфранческо Сагредо (1571—1620) — знатный венецианец, также тесно связанный с Галилеем; а Симплиций, по-видимому, один из комментаторов Аристотеля. Диалог написан на итальянском языке, потому что “публика, которую Галилей хочет убедить, — это при дворные, новые интеллектуальные слои буржуазии и клира” (Паоло
Росси). “Диалог” разворачивается в ходе четырехдневных встреч. Первый день посвящен доказательству беспочвенности аристотелев ского различия между миром небесным, который нерушим, и миром земным, изменчивым миром элементов. Различия нет: это подтверж дается чувствами, усиленными с помощью подзорной трубы. А по скольку и для Аристотеля данные чувств лежат в основе рассужде ния, то Сальвиати возражает Симплицию: “Ваши рассуждения будут ближе к аристотелевским, если Вы скажете, что небо изменчиво, ибо об этом мне говорит чувство, чем если Вы скажете, что небо неизменно, потому что так рассуждал Аристотель”. Горы на Луне, лунные пятна и движение Земли свидетельствуют, что есть однаединственная физика, а не две, одна из которых применима к небесному миру, а другая — к земному. Аристотель основывает на “совершенстве” круговых движений “совершенство” небесных тел,
апотом на основе этого последнего утверждает истинность первого.
Вдействительности круговое движение характерно не только для небесных тел, но и для Земли. “Диалог” второго дня касается критики доказательств общего характера против теории Коперника. Однако прежде чем перейти ко второму дню (а затем к третьему, посвященному анализу и разрешению трудностей, связанных с проблемой дневного и годового движения Земли), Галилей приводит интересные суждения о языке, который сохраняет печать всех уди вительных человеческих открытий: “Каким выдающимся умом дол жен был обладать тот, кто нашел способ сообщить свои мысли другому человеку, удаленному от него на значительное расстояние
в пространстве и во времени! разговаривать с жителями Индии, с теми, кто еще не родился, а появятся через тысячу или десять тысяч лет! и с какой легкостью — чередованием двадцати знаков на бу маге”.
Существуют доказательства — как старые, так и новые, — направ ленные против идеи движения Земли. Вот некоторые из них: тяжести падают перпендикулярно, чего не должно было бы быть, если бы Земля перемещалась; предметы, которые “долго остаются в воздухе”, например, облака, должны были бы предстать нашему взору в быстром движении, если бы Земля действительно вращалась. Если выпустить два одинаковых ядра из одной и той же пушки, но одно — в восточном направлении, а другое — в западном, то ядро в послед нем случае должно бы преодолеть большее расстояние, ведь в то время, как ядро перемещается на запад, пушка, в соответствии с движением Земли, должна перемещаться на восток. Но этого не происходит; следовательно, Земля неподвижна, говорит Симпли ций. Кроме того, продолжает он, если на корабле, находящемся в покое, уронить камень с верхушки мачты, камень упадет перпенди кулярно к основе мачты; но если это случится на корабле, находя
щемся в движении, камень упадет вдалеке от основания мачты, в сторону кормы. То же должно бы случиться, если камень упадет с высокой башни, если предположить, что Земля движется. Но этого не происходит; следовательно, Земля неподвижна.
В противовес примеру с кораблем Симплиция, Галилей устами Сальвиати и Сагредо устанавливает принцип относительности дви жения, тем самым доказывая ложность всех тех “опытов”, в качестве доказательств, опровергающих теорию движения Земли. Он устра няет все “факты”, противоречащие теории Коперника и благопри ятные для теории Птолемея, и заменяет их другими “фактами” и другими “опытами”, не менее “очевидными”. Действительно, кто бы ни проделал опыт с камнем на корабле, обнаружит “совершенно противоположное тому, что было описано” Сальвиати говорит: “Войдите с каким-нибудь другом в большую каюту под палубой большого корабля и туда же поместите мух, бабочек и других летающих насекомых; возьмите большой сосуд с водой и с рыбками; подвесьте также высоко какое-нибудь ведерко, откуда будет по капле стекать вода в сосуд с узким горлышком, помещенный внизу; когда корабль будет находиться в покое, вы заметите, что все насекомые летают с одинаковой скоростью в разные стороны пространства; рыбки также будут двигаться в разных направлениях без какого-либо различия; все падающие капли попадут в сосуд внизу; и, бросая другу какой-нибудь предмет, вы это будете делать с одинаковым напряже нием в разных направлениях на одинаковом расстоянии; даже если вы станете перемещаться, подпрыгивая на двух ногах, вы будете преодолевать в прыжке одинаковые расстояния во всех направлени ях. Запомните хорошенько все эти факты, хотя пока корабль непо движен, нет никакого сомнения, что должно быть именно так, затем приведите корабль в движение с какой вам угодно скоростью; необходимо только, чтобы движение было равномерным, в одном направлении. Вы не заметите никаких изменений во всех описанных явлениях и ни из одного из них не сможете понять, движется ли корабль или находится в покое; вы сами будете преодолевать те же расстояния, что и прежде, и оттого, что корабль движется с большой скоростью, не будете быстрее перемещаться в сторону кормы, неже ли в сторону носа корабля, хотя пока вы находитесь во время прыжка в воздухе, пол под вами переместится в сторону, противоположную направлению вашего прыжка; и когда вы станете бросать что-либо вашему товарищу, вам не придется делать это с разной силой, в зависимости от того, будет ли он находиться от вас в сторону кормы или носа корабля; капли по-прежнему будут падать в сосуд внизу, и ни одна не упадет ближе к корме, хотя пока капля находится в воздухе, корабль переместится на несколько пядей”.