новая папка 2 / 47972

Героиза

Мне улыбалась Красота, Как фавориту-аполлонцу,

Ия решил подняться к Солнцу, Чтоб целовать его уста! Вознес меня аэроплан Вморя расплавленного злата;

Но там ждала меня расплата: Голубоперый мой палан Испепелен, какдеревянный Машинно-крылый истукан, А я за дерзновенный план,

Под гром и грохот барабанный, Был возвращен земле жеманной — Живым и смелым. Ураган Взревел над миром, я же, странный, Весь от позора бездыханный, Вином наполнил свой стакан, Ища в нем черного безгрезья От вдохновения и грез…

Ичто же? — в соке сжатых гроздий Сверкал мне тот же Гелиос!

Ив белом бешенстве ледяном,

Я заменял стакан стаканом, Глотая Солнце каждый раз!..

А Солнце, в пламенном бесстрастьи, Как неба вдохновенный глаз, Лучи бросало, точно снасти, И презирало мой экстаз!..

…Ищучудесное кольцо.

Чтоб окрылиться аполлонцу, — И позабывшемуся Солнцу Надменно плюну я в лицо!

1911. Декабрь

Рядовые люди

Япрезираю спокойно, грустно, светло и строго Людей бездарных: отсталых, плоских, темно-упрямых. Моя дорога — не их дорога.

Мои кумиры — не в людных храмах.

Яне желаю ни зла, ни горя всем этим людям, —

Яравнодушен; порой прощаю, порой жалею.

Моя дорога лежит безлюдьем. Моя пустыня, — дворца светлее.

За что любить их, таких мне чуждых? за что убить их?! Они так жалки, так примитивны и так бесцветны.

Идите мимо в своих событьях, — Я безвопросен: вы безответны.

Не знаю скверных, не знаю подлых; все люди правы; Не понимают они друг друга, — их доля злая.

Мои услады — для них отравы. Я презираю, благословляя…

1911

Мои похороны

Меня положат в гроб фарфоровый На ткань снежинок яблоновых, И похоронят (…как Суворова…) Меня, новейшего из новых.

Не повезут поэта лошади, — Век даст мотор для катафалка. На гроб букеты вы положите: Мимоза, лилия, фиалка.

Под искры музыки оркестровой, Под вздох изнеженной малины — Она, кого я так приветствовал, Протрелит полонез Филины.

Всем будет весело и солнечно, Осветит лица милосердье… И светозарно-ореолочно Согреет всех мое бессмертье!

1910

Секстина («Язаклеймен, как некогда Бодлэр…»)

Я заклеймен, как некогда Бодлэр; То — я скорблю, то — мне от смеха душно. Читаю отзыв, точно ем «эклер»:

Так обо мне рецензия… воздушна.

О, критика — проспавший Шантеклер! — «Ку-ка-ре-ку!», ведь солнце не послушно.

Светило дня душе своей послушно. Цветами зла увенчанный Бодлэр, Сам — лилия… И критик-шантеклер

Сконфуженно бормочет: «Что-то душно»… Пусть дирижабли выглядят воздушно, А критики забудут — про «эклер».

Прочувствовать талант — не съесть «эклер»; Внимать душе восторженно, послушно — Владеть душой; нельзя судить воздушно, —

Поглубже в глубь: бывает в ней Бодлэр. И курский соловей поет бездушно, Когда ему мешает шантеклер.

Иному, впрочем, ближе «шантеклер». Такой «иной» воздушен, как«эклер», И от такого вкуса — сердцу душно.

«Читатель средний» робко и послушно Подумает, что пакостен Бодлэр,

Ипримется браниться не воздушно…

Ив воздухе бывает не воздушно, Когда летать захочет шантеклер, Иль авиатор, скушавший«эклер», Почувствует (одобришь ли, Бодлэр?),

Почувствует, что сладость непослушна, Что тяжело под ложечкой и душно… Близка гроза. Всегда предгрозье душно. Но хлынет дождь живительный воздушно, Вздохнет земля свободно и послушно. Близка гроза! В курятник, Шантеклер!

В моих очах e'clair8 , а не «эклер»!

Я отомщу собою, как — Бодлэр!

1910. Весна

IV. Эго-футуризм

Пролог

Вы идете обычной тропой, — Он — к снегам недоступных вершин.

Мирра Лохвицкая

I

Прах Мирры Лохвицкой осклепен, Крест изменен на мавзолей, — Но до сих пор великолепен Ее экстазный станс аллей.

Весной, когда, себя ломая, Пел хрипло Фофанов больной, К нему пришла принцесса Мая, Его окутав пеленой…

Увы! — Пустынно на опушке Олимпа грезовых лесов… Для нас Державиным стал Пушкин, — Нам надо новых голосов.

8 E'clair — молния (фр.)

Теперь повсюду дирижабли Летят, пропеллером ворча, И ассонансы, точно сабли, Рубнули рифму сгоряча!

Мы живы острым и мгновенным, — Наш избалованный каприз:

Быть ледяным, но вдохновенным, И что ни слово, — то сюрприз.

Не терпим мы дешевых копий, Их примелькавшихся тонов, И потрясающих утопий

Мы ждем, как розовых слонов…

Душа утонченно черствеет, Гнила культура, как рокфор… Но верю я: завеет веер!

Как струны, брызнет сок амфор!

Придет Поэт — он близок! близок! — Он запоет, он воспарит!

Всех муз былого в одалисок, Всвоих любовниц превратит.

И, опьянен своим гаремом, Сойдет с бездушного ума… И люди бросятся ктриремам, Русалки бросятся в дома!

О, век Безразумной Услады, Безлистно-трепетной весны, Модернизованной Эллады И обветшалой новизны!..

1911. Лето Дылицы

II

Опять ночей грозовы ризы, Опять блаженствовать лафа! Вновь просыпаются капризы, Вновь обнимает их строфа.

Да, я влюблен в свой стих державный,

Всвой стих изысканно-простой, Ильется он волною плавной

Впустыне, чахлой и пустой.

Все освежая, все тревожа, Топя в дороге встречный сор, Он поднимает часто с ложа Своих кристальных струй узор.

Препон не знающий с рожденья, С пренебреженьем кберегам. Дает он гордым наслажденье И шлет презрение рабам.

Что ни верста — все шире, шире Его надменная струя.

И что за дали! что за шири! Что за цветущие края!

Я облеку, как ночи, — в ризы Свои загадки и грехи, Втиары строф мои капризы,

Мои волшебные сюрпризы, Мои ажурные стихи!

1909. Июнь Мыза Ивановка

III

Не мне в бездушных книгах черпать Для вдохновения ключи, —

Яне желаю исковеркать Души свободные лучи!

Янепосредственно сумею Познать неясное земле…

Яв небесах надменно рею На самодельном корабле!

Влекусь рекой, цвету сиренью, Пылаю солнцем, льюсь луной, Мечусь костром, беззвучу тенью И вею бабочкой цветной.

Ястыну льдом, волную сфинксом, Порхаю снегом, сплю скалой, Бегу оленем к дебрям финским, Свищу безудержной стрелой.

Яс первобытным неразлучен, Будь это жизнь ли, смерть ли будь. Мне лед рассудочный докучен, —

Ясолнце, солнце спрятал в грудь!

В моей душе такая россыпь Сиянья, жизни и тепла, Что для меня несносна поступь

Бездушных мыслей, как зола,

Не мне расчет лабораторий! Нет для меня учителей! Парю в лазоревом просторе Со свитой солнечных лучей!

Какие шири! дали, виды! Какая радость! воздух! свет! И нет дикарству панихиды, Но и культуре гимна нет!

Петроград 1909. Октябрь

IV

Я прогремел на всю Россию, Как оскандаленный герой!.. Литературного Мессию Во мне приветствуют порой.

Порой бранят меня площадно, — Из-за меня везде содом!

Яиздеваюсь беспощадно Над скудомысленным судом.

Яодинок в своей задаче,

И оттого, что одинок, Я дряблый мир готовлю ксдаче,

Плетя на гроб себе венок.

Дылицы

1911. Лето

Поэза вне абонемента

Я сам себе боюсь признаться, Что я живу в такой стране, Где четверть века центрит Надсон, А я и Мирра — в стороне;

Где вкус так жалок и измельчен, Что даже, — это ль не пример? — Не знают, как двусложьем Мельшин Скомпрометирован Бодлэр;

Где блеск и звон карьеры — рубль, А паспорт разума — диплом; Где декадентом назван Врубель За то, что гений не в былом…

Я — волк, а Критика — облава! Но я крылат! И за Атлант — Настанет день! — польется лава — Моя двусмысленная слава И недвусмысленный талант!

1912

Прощальная поэза

(Ответ Валерию Брюсову на его послание)

Я так устал от льстивой свиты И от мучительных похвал… Мне скучен королевский титул, Которым Бог меня венчал.

Вокруг талантливые трусы

Иобнаглевшая бездарь…

Итолько Вы, Валерий Брюсов, Как некий равный государь…

Не ученик и не учитель, Над чернью властвовать устав, Иду в природу, как в обитель, Петь свой осмеянный устав…

И там, в глуши, в краю олонца, Вне поощрений и обид, Моя душа взойдет, как солнце, Тому, кто мыслит и скорбит.

1912

Поэза о Карамзине

Известно ль тем, кто, вместо нарда, Кадит мне гарный духбревна, Что в жилах северного барда Струится кровь Карамзина?

И вовсе жребий мой не горек!.. Я верю, доблестный мой дед, Что я — в поэзии историк, Как ты — в истории поэт!

1912

Эпилог

I

Я, гений Игорь-Северянин, Своей победой упоен:

Яповсеградно оэкранен!

Яповсесердно утвержден!

От Баязета кПорт-Артуру Черту упорную провел. Я покорил Литературу!

Взорлил, гремящий, на престол!

Я, — год назад, — сказал: «Я буду!» Год отсверкал, и вот — я есть! Среди друзей я зрил Иуду, Но не его отверг, а — месть.

— Я одинок в своей задаче! — Презренно я провозгласил. Они пришли ко мне, кто зрячи, И, дав восторг, не дали сил.

Нас стало четверо, но сила Моя, единая, росла.

Она поддержки не просила И не мужала от числа.

Она росла, в своем единстве Самодержавна и горда, — И, в чаровом самоубийстве,

Шатнулась в мой шатер орда…

От снегоскалого гипноза Бежали двое в тлень болот; У каждого в плече заноза, — Зане болезнен беглых взлет.

Я их приветил: я умею Приветить все, — божи, Привет! Лети, голубка, смело к змею! Змея! обвей орла в ответ!

II

Я выполнил свою задачу, Литературу покорив. Бросаю сильным на удачу Завоевателя порыв.

Но даровав толпе холопов Значенье собственного «я», От пыли отряхаю обувь, Ивновь в простор — стезя моя.

Схожу насмешливо с престола Иныне, светлый пилигрим, Идув застенчивые долы, Презрев ошеломленный Рим.

Я изнемог от льстивой свиты, И по природе я взалкал. Мечты с цветами перевиты, Росой накаплен мой бокал.

Мой мозг прояснили дурманы, Душа влечется в Примитив.

Явижу росные туманы!

Яслышулиповый мотив!

Не ученик и не учитель, Великих друг, ничтожных брат, Иду туда, где вдохновитель Моих исканий — говор хат.

До долгой встречи! В беззаконце Веротерпимость хороша.

Вненастный день взойдет, как солнце, Моя вселенская душа!

1912. Октябрь