из электронной библиотеки / 28703264426440.pdf

расслабиться, отвлечься от «прозы жизни», не поучает, а развлекает, проповедует гедонизм как основную духовную ценность.

Проявления стиля «экшн»: феномен «прикола»

Осознание престижности модных образцов, предлагаемых молодежными журналами, заставляет читателя подстраивать собственный стиль общения под принятый в молодежной субкультуре. Несоответствие этому коммуникативному коду переводит молодого человека на маргинальный уровень. Одной из главных характеристик соответствия моде является понятие «прикольный». Понятие «прикола» является органичным проявлением ориентации сознания современного потребителя на стиль «экшн», последовательно вырабатывавшийся различными видами коммерческого искусства и СМИ на протяжении последнего десятилетия [25]. В стиле «экшн» любые поступки, при условии их обязательной активности, способности к риску, противостояния, борьбы, воли, дерзости, силы утверждаются как несомненно позитивное действие. Перечисленные качества представляются как безусловно прекрасные, подлинные, сущностные качества субъекта, призванные вызвать у реципиентапотребителя симпатию и положительные эмоции. Нечто, что названо кем-то «прикольным», притягивает внимание реципиента обещанием действия. Направление и смысл действия не так важен, как само ощущение действия. Совершающиеся в этой связи изменения в эмоциональном состоянии современного массового человека не означают нацеленности содержания «прикола» на эмоциональный мир реципиента. Они возникают у реципиента от ощущения и сознания действия.

«Приколоцентризм», характеризующий современную повседневность и масскульт, оказывается неизбежным следствием ситуации существования, в которой репрессируется полноценная эмоциональная жизнь человека. В оценке чего-либо как «прикольного» сказывается не только бытийная индифферентность оценивающего, но и эмоциональный голод, побуждающий человека даже в самом обыденном и повседневном явлении находить импульс к эмоциональному движению, всплеску, к переживанию, а также и к выходу эмоций. На этот голод и опираются деятели масскульта.

Экзотическая орфография

Новым веянием в молодежной прессе стало внедрение экзотической орфографии. Это и заглавные буквы в середине слова или конце, «фф» вместо «в», «цца» вместо «тся» или «ться», «йа», «йу» вместо «я», «ю», нарушение правил русского языка («чя», «щя», «жы», «шы») и т.д. Такая орфография стала уже обычным явлением для интернетобщения, но пока продолжает удивлять учителей русского языка, которые видят причиной искаженной орфографии в тетрадях своих учеников современные СМИ [26]. Причем, если младшие школьники еще имеют представление о том, что в школе надо говорить и писать как-то иначе, то речевое поведение старших школьников раскрепощено, они погружены в стихию просторечия [27]. И проблема здесь намного глубже, чем просто досада со стороны учителей русского языка. Еще Аристотель несколько тысяч лет назад в своем трактате «Политика» писал, что общественное государственное устройство есть прежде всего речевая организация общества. Общества различаются в зависимости от того, каким в них законом и обычаем организована речь. Успех того или иного общества и государства зависит от того, в каких формах организована речь и сколько таких форм применяется.

«Речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т.п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства… А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя

61

существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством».

Отступление от единых правил орфографии, синтаксиса и лексики приводит к тому, что в молодежной среде фактически любой индивид волен создавать свои собственные правила русского языка, что, мягко говоря, не особенно способствует его пониманию со стороны окружающих. Хотя, для молодежи это, похоже, и не особо важно, поскольку всю большую популярность набирает девиз: «Если тебе не нравится, как я пишу и говорю, возьми себе копирайт на русский язык».

Взаимосвязь роста идеологического прессинга со стороны СМИ и предвыборных кампаний

В период избирательных кампаний давление СМИ на молодежь усиливается. Последние социологические и психологические исследования показывают, что у современной российской молодежи практически отсутствуют идеологические установки, которые создаются и меняются не в течение продолжительного срока, а только в период предвыборной кампании [28]. И какой кандидат сможет наиболее заинтересовать молодую часть электората, тот и получит ее голоса.

С началом предвыборной кампании неотъемлемыми темами теле- и радиорепортажей, газетных публикаций становятся проблемы молодежи. Молодежный сленг, молодежные лидеры, музыкальные пристрастия и интересы молодежи – все это моментально становится актуальным и притягивающим внимание. Кандидату во власть вовсе не обязательно говорить о своей предвыборной программе, апеллировать к истинно духовным запросам молодежи. Достаточно появиться рядом с молодежным кумиром, посетить массовое молодежное мероприятие и сказать: «Мы вместе». Непосредственно увидят и услышат это заявление несколько тысяч человек, но СМИ его очень быстро распространят. Происходит воздействие на эмоциональном уровне, и человек, если придет на выборы, будет голосовать за того кандидата, которого видел на концерте, молодежной тусовке и т.д. Предвыборная программа большого значения и не имеет.

Приведем пример предвыборной кампании 1996 г. «Проголосуй или проиграешь», когда весь творческий «звездный небосклон» отправился в тур поддержки кандидата в президенты России Б. Ельцина. Вот как комментирует эти события лидер группы ДДТ Ю. Шевчук: «Я помню, как все мои коллеги дружно отправились в тур «Голосуй или проиграешь», который был гораздо циничнее, чем сегодняшние выборы на Украине. Мне звонили из Кремля и предлагали за участие в туре в поддержку Ельцина 120 тысяч долларов. А я парень веселый, решил им подыграть и говорю: «Почему так мало?» А мне отвечают: «Но мы готовы рассматривать ваши предложения». В общем, договорились до серьезной суммы, но «ДДТ» была единственной группой, которая отказалась участвовать в этой ерунде» [29].

Формирование через СМИ предвыборных установок у молодежи освобождает ее от самостоятельного принятия решения. Кроме того, такая политическая инертность молодежи содержит в себе скрытую возможность вовлечения молодых людей в сомнительные политические мероприятия [30].

Радио и его воздействие на молодежное сознание

Поговорим о радио. В начале 90-х гг. произошло изменение популярности диапазонов радиовещания. Если в советское время большинство приемников было настроено либо на средние волны – где вещали государственные радиостанции, либо на короткие – где вещали западные русскоязычные радиостанции, то теперь их аудиторию отвоевал сначала УКВ-, а потом и расширенный УКВ-FM-диапазон.

Если характеризовать стиль FM-радиостанций, то большинство из них – это музыкально-развлекательные каналы. Благодаря своей финансовой доступности и жанровому разнообразию, у молодежи радио стало популярным СМИ. Его слушают дома,

62

на работе, в транспорте, и не только днем, но и ночью – с середины 90-х гг. радиостанции стали переходить на круглосуточное вещание.

«Музыкальные каналы в целом представляют собой бесконечный, относительно редко обновляемый поток песенно-музыкальных и рекламных композиций с краткосрочными, но регулярными вкраплениями непосредственно информационных сообщений» [31].

В основном, радио мы слушаем в фоновом режиме, и здесь, по мнению А.В. Тверитиновой, таится «скрытая угроза», поскольку фоновый режим информирует в большей степени подсознание и снимает барьер психологической безопасности [32]. Беззаботно внедряясь в сферы подсознания, аудиоинформаторы получают возможность манипулирования им. Яркий пример такого манипулирования – ставшие в 90-х гг. культовыми ди-джеи питерской радиостанции «Модерн» Д. Нагиев, С. Рост, А. Довлатова, А. Шер. Если вспомнить, то в 1994-1997 гг. радио «Модерн» звучало отовсюду

– из окон домов, из машин, его можно было услышать в магазинах, в транспорте, где угодно. Основным слушателем была молодежь, а основным ее кумиром – Дмитрий Нагиев. Эфиры Нагиева были настоящим шоу, они притягивали к радиоприемникам не только молодежь, но и людей зрелого, и даже пожилого возраста. Нагиев нравился аудитории потому, что он «осознал и удачно культивировал образ «героя нашего времени» – сильного, независимого, респектабельного, но не свободного от тех же проблем, которые стоят и перед его аудиторией» [33].

Мы не берем во внимание личные качества Нагиева, его пошлость, грубость, которыми были наполнены его радиоэфиры, а констатируем факт влияния на молодежную аудиторию. Для многих людей изречения Нагиева были учебником жизни. Наряду с различного рода сальностями Нагиев мог неожиданно завести разговор на философские темы: «Любое наше действие, я так думаю, имеет две цели – ближнюю и дальнюю: заработать миллион, купить дом, начать новое дело, стать магнатом в комфорте, власти… Такие грандиозные цели и такой большой на выходе пшик» [34], изречь морализаторскую сентенцию: «Можно, конечно, пожертвовать ради своей любви всем на свете, совершить легендарные подвиги и все-таки остаться у разбитого корыта. Почему? Зачем эта главная ценность связана так часто с огромным количеством лишений, всяческих несчастий … Так зачем она нужна? И все-таки, говорю как специалист, как узкий специалист в этой области, нужна точно» [35] и т. д.

Трудно сказать, нужны ли такие личности на радио, могущие повести за собой. В любом случае, их время ушло после августа 1998 г. Радиостанции обезличились, все диджеи как один похожи друг на друга, коммерциализация превзошла все возможные границы. Теперь радиостанции создаются не для слушателей, а только для получения высокой и быстрой прибыли, либо «для решения политических и иных проблем перед решающей схваткой на выборах в Думу и президентский пост» [36].

Реклама – двигатель торговли. Надо заметить, что звучащая по радио, да и не только, реклама никогда не говорит впрямую: «Купи эту вещь». Осуществляя подмену терминов, реклама увещевает: «Подари себе хорошее настроение, купи себе здоровье, приобрети уверенность в себе, возьми от жизни все». Иначе говоря, реклама предлагает купить как раз то, что по народной мудрости «за деньги не купишь». Реклама осуществляет перенос социального, морального, психологического статуса человека на определенный предмет. Вот человек и покупает не одежду, акции, напитки, продукты, автомобили, а свой имидж в семье, на работе, в глазах других людей [37].

На радиостанциях появилось понятие формата, поэтому в эфир идут только те композиции, которые вписываются в этот формат и которые смогут обеспечить высокий рейтинг радиостанции. А от рейтинга будет зависеть объем размещаемой рекламы. В начале 1990-х гг. этот механизм красочно описал писатель В. Пелевин в своем романе «Поколение Пи». Погоню одного телевизионного канала за рейтингом, а следовательно, и за колоссальными доходами Пелевин доводит до абсурда: дело доходит до того, что все

63

политические новости на телеканале придумывают его авторы, а потом все это моделируется на сверхмощном компьютере.

Приведем небольшой отрывок из этого романа: «Помещение, куда Татарский робко вошел вслед за Морковиным через несколько минут, походило на мастерскую художника-концептуалиста, получившего большой грант на работу с фанерой. Это был зал высотой в два этажа, заставленный множеством фанерных конструкций разной формы и не очень ясного назначения, – тут были ведущие в никуда лестницы, недоделанные трибуны, фанерные плоскости, спускавшиеся к полу под разными углами, и даже длинный фанерный лимузин. Ни камеры, ни софитов Татарский не заметил – зато у стены громоздилось множество непонятных электрических ящиков, похожих на музыкальную аппаратуру, возле которых сидело на стульях четверо человек, по виду инженеров. На полу возле них стояла полупустая бутылка водки и множество пивных банок. Один из инженеров, в наушниках, глядел в монитор. Морковину приветственно помахали руками, но никто не стал отвлекаться от работы.

– Эй, Аркаша, – позвал человек в наушниках. – Ты будешь смеяться, но придется

еще раз.
–	Что?	–	раздался	сиплый	голос	из	центра	зала.

Татарский обернулся на голос и увидел странное приспособление – фанерную горку вроде тех, что бывают на детских площадках, только выше. Скат горки обрывался над гамаком, растянутым на деревянных стойках, а на ее вершину вела алюминиевая стремянка. Рядом с гамаком сидел на полу пожилой грузный человек с лицом милицейского ветерана. На нем были тренировочные штаны и майка…

–То, Аркаша, то. Давай по новой.

–Сколько ж можно, – пробормотал Аркаша. – Голова кружится.

–Да ты накати еще стакан. У тебя как-то зажато выходит. Серьезно, накати.

–До меня еще прошлый стакан не доехал, – отозвался Аркаша, поднялся с пола и побрел к инженерам. Татарский заметил, что к его запястьям, локтям, коленям и щиколоткам прикреплены небольшие диски из черной пластмассы. Такие же были и на его теле – всего Татарский насчитал четырнадцать.

–Кто это? – шепотом спросил он.

– то Аркаша Коржаков. Не, не думай. Просто однофамилец. Он скелетоном Ельцина работает. Та же масса, те же габариты. К тому же актер – раньше в ТЮЗе работал на

шекспировских	ролях.
– А что он делает?

– Сейчас увидишь… Выпив, Аркаша вернулся к горке, вскарабкался по стремянке вверх и замер над

фанерным скатом.

–Начинать? – спросил он.

–Подожди, – сказал человек в наушниках, – сейчас откалибруем заново.

–	Что	это	на	нем	за	шайбы?	–	спросил	Татарский.
– Это датчики, – ответил Морковин. –						Технология «Motion capture». Они у него там

же, где у скелетона шарниры. Когда Аркаша двигается, снимаем их траекторию. Потом ее фильтруем чуть-чуть, совмещаем с моделью, и машина все считает. Это новая система, «Star Trak». Самая сейчас крутая на рынке. Без проводов, тридцать два датчика, работает

где	угодно	–	но	и	стоит,	сам	понимаешь...
Человек в наушниках оторвался от монитора.

–Готово, – сказал он. – Значит, повторяю по порядку. Сначала обнимаешь, потом приглашаешь спуститься, потом спотыкаешься. Только когда рукой вниз будешь делать, величественнее и медленнее. А падай по полной, наотмашь. Понял?

–Понял, – пробурчал Аркаша и осторожно встал. Его чуть покачивало.

–Начали.

64

Аркаша повернулся влево, развел руки и медленно сомкнул их в пустоте. Татарский поразился – его движения мгновенно наполнились государственным величием

идержавной неспешностью. Сначала Татарский вспомнил про систему Станиславского, но сразу же понял, что Аркаша просто с трудом балансирует на пятачке высоко над полом, изо всех сил стараясь не упасть. Разжав объятия, Аркаша широким жестом указал своему невидимому спутнику на скат, шагнул к нему, качнулся на краю фанерной бездны

ибезобразно обрушился вниз… Инженеры столпились вокруг монитора и стали тихо о чем-то спорить.

–	Что	это	такое		будет?	–	спросил	Татарский.
Морковин		молча		протянул			ему	фотографию.
Татарский увидел какой-то кремлевский					зал с малахитовыми колоннами, в который
спускалась широкая мраморная лестница с					красной ковровой дорожкой.

–Слушай, а почему его бухим показывают, если он виртуальный?

–Рейтинг повышаем.

–У него от этого рейтинг растет?

–Да не у него. Какой у электромагнитной волны рейтинг. У канала. Почему в новостях в прайм-тайм минута сорок тысяч стоит, прикидывал?» [38].

Рекламные агентства считают, и, в общем, справедливо считают, что доход будет приносить легкая, танцевальная музыка, не обремененная особым смыслом. Такая, которая презрительно называется «попсой». Для серьезной классической, рок-музыки в FM-диапазоне фактически нет места. Есть некоммерческие музыкальные каналы, ориентирующиеся на классику, ретро, но образцы этой музыки в эфирах коммерческих радиостанций не услышать. Исчезает c FM-волн и рок-музыка. Закрываются рокрадиостанции, а те, которые остаются еще в эфире, настолько размывают понятие рокмузыки, что превращаются в те же самые «попсовые» радиостанции. Примером может послужить история с директором «Нашего Радио» Михаилом Козыревым, которого уволили американские владельцы медиа-холдинга. Причиной было снижение прибылей радиостанции. С уходом Козырева эфир «Нашего Радио» заметно упростился, «опопсел».

Может ничего плохого и нет, что на музыкальных радиоканалах идет засилие попмузыки? Вернемся к началу работы, где мы говорили о психологическом портрете молодежи. Мы отмечали, что для подростка характерно искание образцов для подражания

вповедении. Эти образцы он ищет не в семье, а вне ее – среди сверстников, старших товарищей, музыкантов, актеров и т.д. Когда-то старались подражать героям книг, теперь это время ушло, героев усердно предоставляют СМИ, в том числе и радио. Психика подростка податлива, он очень быстро находит своего героя и стремится ему подражать во всем, даже во внешнем виде. Все мы пугаемся, встретив где-нибудь в вечернее время группу хмурых подростков, одетых в черные куртки и красные шарфы – это «алисоманы».

Если в одежде преобладают черно-желтые цвета – значит, это фанаты группы «Пилот», и т.д. Мы не знаем, к чему их призывают лидеры их любимых музыкальных групп, потому что их по радио почти не услышишь, но мы страшимся их внешнего вида. Зато мы знаем, о чем поют поп-певцы. Подростки, их слушающие, внешне очень благополучно выглядят, прилично одеты, но страшно подумать, какой беспорядок царит в их головах. Тексты песен, ротирующихся на большинстве радиостанций, формируют у детей и подростков представление о жизни, как состоящей из одних развлечений и удовольствий. В них воспевается клубная беззаботная жизнь, увеселения. Понятия добра, красоты, нравственности, истинных человеческих чувств в этих текстах нет.

В качестве противовеса поп-культуре выступает рок. Исследователи отмечают наличие в рок-музыке четкой «нравственно-этической позиции» и видят в ней «воспитательную, мировоззренческую и консолидирующую функции» [39]. К сожалению, последнее время рок-музыка становится частью шоу-бизнеса, вернее, многочисленные продюсеры пытаются ее таковой сделать. Под маркой рока куются новые «звезды», нивелирующие идеологическую сторону рока и превращающие его в «рокопопс». Эти

65

«звезды» – группа «Звери», «Би-2», «Уматурман», «Високосный год» и другие. Вот как комментирует происходящие внутри рок-движения изменения Ю.Ю. Шевчук: «Да и рокдвижение ведь умерло. Тусовки нашей не стало. Свобода нас вдруг развела: меня, «Чайф», Гарика (Сукачева – прим. авт.). Конформистами они стали. Мол, нет ни попсы, ни рок-н- ролла, надо веселиться. Они ж теперь каждой бочке затычка. В официанта превращаешься! Я же помню, как десять лет назад мы сидели и костерили всю эту попсу, официальную эстраду, а теперь бах – смотрю, мои друзья там же вместе и пляшут. Обидно это. Я помню, как на фестиваль в рок-клубе приехала как-то Пугачева, давно это было. Ее никто не узнал вообще! Только пьяный Майк (Науменко, группа «Зоопарк» – прим. авт.) подошел чмокнуть ручку. И она в ужасе ушла. А потом я вижу своих, которые с ней братаются. О чем-то это говорит?» [40].

Настоящие же рок-музыканты, как и в советское время, снова уходят в тень. Только теперь их протест направлен не в сторону политической власти, а в сторону засилия безвкусицы, безнравственности и пошлости как в искусстве, так и в нашей повседневной жизни. «Евроремонт, все это декларируемое телесное – выпей того, съешь того, и ты будешь крутым – откуда это? Просто очередная попытка построения рая на Земле и абсолютный страх смерти. Устраниться от естества, загнать смерть в больницу. Но мне кажется, Россия должна сохранить бесстрашие к смерти, веру в душу вечную»

[41].

Кино и телевидение

Следуя социологической теории СМИ, одной из их функций является социализация и воспитание. Если брать современное российское телевидение, то вместо воспитания и просвещения подрастающего поколения оно уводит молодежь от реальности «в предельно жестокий и низменный мир современных кинофильмов либо в иллюзорный наркотический мирок всевозможных примитивных музыкальных поп-тусовок и ток-шоу» [42]. В массовой культуре законы можно нарушить, даже физические, инстинкты преобразуются в преимущества, в победу, страхи заменяются тревожным ожиданием. Это жизнь, которая знает свободу, волю – не политическую, а антропологическую свободу, в которой человек перестает подлежать закону. Очень часто, характеризуя эту сторону современной культуры, говорят о ее компенсаторном значении. Массовая культура по своему дает выход отрицательной энергии, агрессии человека (хотя есть мнение, что ее возможности в этом плане не столь уж и велики).

Воспитание и просвещение уступили место дешевым развлечениям. Все телеканалы заполонила зарубежная кино- и телепродукция. Процент отечественных фильмов и передач в эфире российского телевидения невысок. Показ отечественной продукции идет в основном либо в ночное время, либо в дневное. Вечерний прайм-тайм занят исключительно привозной продукцией, зачастую весьма низкого качества.

Произошла смена главных персонажей, героев телевидения – теперь это асоциальные, антисоциальные персонажи. Булгаковский Шариков во многом стал героем российского телевидения.

Все шире распространяется тип ведущего-комментатора, который можно назвать «развязный агрессор» [43] (М. Леонтьев, телеканал ОРТ, передача «Однако»), а также тип «примитивизирующего клоуна» [44] (Д. Нагиев, телеканал ТНТ, передачи «Окна», «Бремя денег»).

Духовный мир современной молодежи посредством воздействия телевидения становится все более элементарным и скудным. Из телеэфира практически исчезли познавательные передачи («Под знаком Пи», «Клуб кинопутешественников» и др.) Их заменили псевдонаучные передачи вроде «Сканера», где за несколько минут зрителям предлагается узнать все обо всем.

Засилие попсы коснулось не только радио, но и телевидения. По всем телеканалам выступает стандартный набор исполнителей со стандартным набором песен. Тем

66

зрителям, которым надоели эти исполнители, предлагается поучаствовать в телепроектах по выращиванию новых «звезд» и своим голосом в SMS-голосовании выбрать достойнейшего. Как правило, эти искусственные «звезды» намного хуже своих эстрадных конкурентов и долго на сцене не задерживаются, но все же какое-то время терзают зрение

ислух теле- и радио-аудитории. Для человека, не знакомого с классической, народной, советской музыкой, «попса» становится образцом качественной музыки, он ее воспринимает вполне органично. Поэтому важно новое поколение с детства знакомить с настоящим искусством. Поскольку телевидение эту функцию не выполняет, то основная работа ложится на плечи родителей.

Если провести контент-анализ кинофильмов, идущих в эфире российского телевидения, то основными жанрами этих фильмов будут – боевики, триллеры, ужасы, эротика. Экспериментальные исследования говорят «о несомненно негативном влиянии просмотра… детьми и подростками [этих] фильмов» [45].

Наше телевидение имеет антихристианский и антигуманный характер. Оно стимулирует нарушение заповедей Божиих и поощряет смертные грехи. Главные христианские добродетели – Вера, Надежда и Любовь – очень редко выступают в качестве истинных ценностей на современном ТВ [46].

Заключение

Итак, термин «массовая культура» производит впечатление того, что речь идет о культуре масс. Однако, то, что им обозначается, на самом деле представляет собой культуру для масс, ориентированную на манипулирование их сознанием. Социальные функции массовой культуры неоднозначны и зачастую имеют скрытый характер. Духовная продукция для масс навязывает им определенные нормы и ценности как основу их повседневной жизни, при этом она активно воздействует на психологию человека, особенно на область подсознательного, пытаясь стимулировать определенные инстинкты. Ее стараются делать красивой, привлекательной, эстетичной, забавной или ироничной. Массовая культура зачастую выглядит поучительной и очень похожей на правду, она держит зрителя в напряжении и интригует его, и вместе с тем уводит человека в мир грез

ииллюзий, и, что самое главное, она заполняет его свободное время. Человек оказывается пленником этой культуры, которая заботливо производится для него средствами массовой коммуникации. Причем это такой плен, из которого никто не пытается и не хочет пытаться вырваться.

Очень часто массовую культуру понимают ограниченно – как низкопробное зрелищное искусство, ориентированное на широкий рынок. Но масскульт представляет собой не только произведения массового искусства, это и образ жизни, и способ духовного потребления. Как правило, под красивой внешней оболочкой скрывается главная – идеологическая функция массовой культуры, которая заключается в формировании выгодных обществу ценностных ориентаций личности. Одним из назначений массовой культуры выступает, таким образом, «организация» свободного времени человека для интенсивного идеологического воздействия на него. Свободное время оказывается регламентированным обществом, создающим для каждого конкретного индивида определенную иллюзию свободы выбора – свободы выбрать из предлагаемой ему для потребления средствами массовой коммуникации той или иной продукции. Вполне естественно, что чем выше образовательный уровень аудитории, тем более осознаются скрытые задачи и функции массовой культуры. Поэтому массовая культура отнюдь не является чем-то статичным и неизменным. Она приспосабливается к меняющейся исторической ситуации. Пытаясь сохранить и расширить свою аудиторию, массовая культура вырабатывает целый ряд новых качеств и средств – повышается уровень оригинальности ее произведений, она усложняется и ориентируется на более образованные и более развитые в эстетическом отношении слои населения. Таким образом, массовая культура переходит от первоначальной, примитивной своей формы на более высокую ступень поп-культуры.

67

Властный механизм формирования общества потребления и массовой культуры

При осмыслении механизмов формирования массы необходимо рассмотреть соотношение массы и власти как социокультурных форм и институтов современного общества. Здесь особое внимание уделяется механизмам интенсификации желания, на котором строится массовая культура как культура предпочтений, и рассматривается соотношение массы и власти как социокультурных форм и институтов современного общества.

Анализируя проблематику демократических оснований построения культуры предпочтений в ракурсе их соотношения с перспективами существования и трансформаций массового сознания, массовой культуры и сферы потребления, дается анализ функциональной специфики «демократической власти» – как властного механизма формирования массового общества.

Масса по своим специфическим качествам представляет, по сути, пассивное образование, генератор потенциальных желаний, а потому легко оказывается в различных степенях зависимости, от инстанций, способных эти желания удовлетворить, и объектом эксплуатации для различных форм власти. В данной связи актуальным является анализ механизмов взаимодействия полюсов «масса – власть» (т.е. сферы продуцируемых желаний, с одной стороны и источника порядка, с другой), поскольку в современных условиях масса не просто искусно контролируется и управляется, но и производится структурами власти. Как только масса перестает желать, она становиться неуправляемой.

Начиная с Ницше можно уже рассуждать о становлении нового контура представлений о власти. С другой стороны, с теории Фрейда и его последователей (включая и критиков), берет начало дискурсивно отчетливая и целенаправленная установка на онтологизацию желания (в его сексуальной транскрипции). Приятие онтологичности желания, дополняемое проработкой его фундаментальной метафизики, не в меньшей степени свойственно экзистенциалистской теории Ж.-П. Сартра («Бытие и ничто»).

Особого внимания заслуживает концептуализация желания и власти в более современной работе Делеза и Гваттари «Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип» (1972 г.), где вводится ставший распространенным понятийный оператор «желающая машина».

Во-первых, Делез и Гваттари бескомпромиссно и совершенно доказательно заявляют об универсальной зависимости «человека массы», причем не только в условиях тоталитарной культуры, но и в ситуации доминирования «капитала-власти», куда можно отнести и феноменально выражаемую стратегему либеральной демократии, так же разрабатывающей субъекта в ипостаси «машины желания».

Во-вторых, существующая форма власти реализует себя в сингулярных и невидимых потоках, захватывающих индивида в сети производства желания, а, значит, культурный тоталитаризм наших дней давно уже не нуждается в применении грубой силы, он действует так, что желаемое, не оказывая сопротивления, само движется навстречу, поскольку власть действует не на поверхность «тела без органов» (в виде приказов), но поражает само сознание, даже глубже – овладевает бессознательным (мягкие, культурно-коммуникативные технологии власти).

Однако проблема в том и заключается, что современная власть освоила искусство инкорпорирования человека в «токи и течения» (Ж. Бодрийяр) ее организма, и данная контрадикторность1 ею нейтрализована, откуда делаются выводы о «хаотизации»

1Несовместимость имеет две разновидности: противополжность (контрарность) и противоречие (контрадикторность). Если между «частноутвердительными» и «частноотрицательными» действительно существует частичная совместимость, то должна быть и несовместимость, указание на которую отсутствует в определении. Более того, подчас она явно отвергается: «Так, между двумя подпротивными предложениями (Iи O, -

68

культурного и наступления царства «нейтрального», о массу разбиваются все традиционные формулы культуры и общества. Проблема переходит в иную плоскость нетрадиционного осмысления «конца социального», чем непосредственно занялись постмодернисты. В данном случае концептуализация проблемы основательно производится Ж. Бодрийяром: едва ли не во всех его крупных работах тема массы проходит, если не ключевой, то, по крайней мере, контекстуальной.

Философ акцентирует мысль о дискурсивной и феноменальной «неуловимости» массы, дефинитивно данное понятие не поддается однозначному реконструированию, что находит логическое продолжение в учении о ее симулятивном характере. Она лишена и субъектности, и объектности, становясь социально аморфной, анонимной, к тому же пластичной, податливой для поглощения внешних культурных и идейных воздействий и энергетических восприятий, и в таком качестве она вызывает цепную реакцию вторичных симулякров – в области экономики, культуры, политики, что в целом квалифицируется как «конец социального». Конкретно, его смысл сводится к положению о том, что масса аннигилирует дифференциацию социокультурной сферы, в итоге традиционные общественные институты теряют свою субстанциальную опору. Отсюда проистекает и дополнительная проблема – утраты Другого, ведущая к поражению индивидуальной субъективности, отсекается путь к трансцендентности, идеям и идеалам, индивид вынуждается к идеальному полаганию собственного наличного состояния, реальность которого, возведенная в единственно возможный образец, превращается в «гиперреальность», идеальную модель самой себя. Неопределенность, как предикат состояния массы, активно используется инстанциями власти в собственных многоразличных целях, а неопределенность, выраженная в плане отсутствия социальной идентификации, принадлежности провоцирует и терроризм.

Теория власти дополняется М. Фуко, преимущественно в трех аспектах. Первое – это положение о сопряженности власти со сферой удовольствия, желания (конкретно, секса). Второе – учение о специфически современном «дисперсном» (по Бодрийяру, «рассеянно-сингулярном») характере реализации власти; и третье – единство власти и знания (истины). Благодаря Фуко становится ясной механика действия современных форм власти. Через дискурс сексуальности власть проникает в сферу телесности, забота о соблюдении нормы на самом деле оборачивается усилением внутреннего, скрытого (а потому и несравненно более мощного) контроля над порядком жизни индивидов. Вместе с тем стратегия управления радикально меняет схему приложения – от производства запретов власть переходит к интенсификации желаний, распределению удовольствий и каналов их потока, что повышает степень зависимости массы от властных инстанций, еще более способствует ее производству. Если сущностной чертой власти представляется дисперсия, сингулярная рассредоточенность, то в качестве культурной онтологии принципа массы утверждается желание.

Определения современного демократического общества симтоматически начинают обрастать коррекционными предикатами, например, «тоталитарная демократия», «гипердемократия» или «сверх-организованное общество», так что в соответствующем

И.К.) или между подчиненным и подчиняющим, − считает В. Минто, – нет несовместимости: оба могут быть истинны в одно и то же время» [6, с. 147]. Конечно, если менее общее высказывание подчинено более общему, то логично говорить об их совместимости, что не имеет места в случае контрарности отношений, указанных выше. Поэтому указанные понятия в традиционной логике, если так можно выразиться, слабо логичны, не отличаясь цельностью, включая в качестве критериев, с одной стороны, «эквивалентность», или «равнозначность» [8. с. 90], а с другой (частично) по л.-г. признаку фактически не включая в проблематику вопроса отношения обоюдной ложности. (http://sibac.info/index.php/2009-07-01-10-21-16/1364----lr) см. внутри

69

дискурсном пространстве представления об «истинной» демократии постепенно приобретают чисто ноуменальный (умозрительный) характер.

2. «Массовая культура, информатизация и производство масс» Здесь ппроблемы массового общества и культуры следует анализировать в проекции на футурологическую конструкцию «информационного общества» и рассматривать новые приоритеты диспозиций «масса – власть», стратегии омассовления в условиях информационного общества.

С информационным обществом современные футурологи связывают будущее человечества, потому представляется актуальным и необходимым отдельное рассмотрение вопроса о механизмах «омассовления» социума, действующих в разряде информационных структур. Отталкиваясь от опыта осмысления современной «инфосферы», представленного трудами Д. Белла, Э. Тоффлера, Ж. Бодрийяра, современных отечественных исследователей, есть достаточные основания утверждать, что развитие высоких коммуникационных технологий не только не снижает, но и всячески стимулирует процессы дальнейшего «омассовления». Информация сопряжена со знанием, хотя и не тождественна ему, а то, что власть имеет мощную тенденцию сращивания со знанием, убедительно показал в своих работах М. Фуко. Следовательно, данная область никак не может оставаться без внимания властных институтов, а факт заинтересованности власти в производстве массы с ее податливостью, управляемостью, склонностью к подчинению и жаждой авторитета, отмечен и подтвержден многими исследователями согласно постулату «масса есть спутник власти». В данной связи формальный выход СМИ из-под централизованного контроля на самом деле, по Бодрийяру, оборачивается рассеянным, неявным проникновением власти в капилляры информационных структур и более циничным воздействием на обывателя – во-первых, ввиду снятия цензуры с каналов доступа к запретным темам (порнографии, насилию, экзальтированным и перверсивным формам агрессии и секса, т.е. того, что всегда животворило телесность массы), во-вторых, по причине кодификации информации под замыслы распорядителей ее производства, проще говоря, расширением возможностей искажений истины.

Становится ясно, что по мере разветвления каналов информации, пропуска через дополнительные культурные фильтры и точки диверсификации, «на выходе» реципиент уже сталкивается с продуктом мифотворчества, нежели чем результатом попыток ее объективного преподнесения, а то, что нынешний социальный субъект живет в атмосфере разрастающихся мифов, прекрасно продемонстрировал Р. Барт в «Мифологиях».

Сказанное позволяет автору сделать предварительный вывод: совершенствование информационных технологий не ослабляет, но интенсифицирует процессы производства массы и массовой культуры в современном социуме. Поскольку энергией жизни массы является желание, а соблазн его конструкцией, то потенциал информационных средств в отношении производства массы в данном случае увеличивается по экспоненте. Индивидуализация и персонализация запросов на товары и услуги, усиливающие, как полагал Тоффлер, процессы «демассофикации», на самом деле лишь подогревают силу желаний бесконечностью предложений. Если параллельно учитывать и позицию Бодрийяра, то можно добавить: причастность к информации и обеспечивает присутствие виртуального Другого (причем, в нужной мере пластичного, подстраиваемого под интересы массы), пусть искусственного, но контакта, что в целом только способствует поддержанию жизнеспособности массы в данной экзистенциальной плоскости.

Анализ дает основания констатировать: «массовое общество» и «массовая культура» не являются транзитивным звеном перехода к информационному обществу, поскольку последнее адекватно «снимает» его в себе, они вполне совместимы и комплиментарны в отношении друг к другу, т.е. и в информационном статусе они продолжают оставаться «массовыми». Массовое общество и массовая культура, соединяясь с информацией, порождают и «массовую информацию», а ее доступность, распространенность, рассредоточенность по искусственным каналам, что и делает ее

70