книги / Собачий бог
..pdfМилиционеры на мгновение замерли, потом почти официальной походкой направились прямо к Косте.
—Здравия желаю, — хмуро сказал один, оглядев Кос тю и чутьем уловив, что перед ним — не просто шпак, а человек, имеющий какое-то отношение к военной фор ме и погонам, хотя Костя был в «гражданке». — Ваша собака?
—Моя, — ответил Костя.
—Почему без ошейника и без поводка?
—А разве обязательно? — простодушно спросил Кос тя. — Вы извините, мужики, я только что с Северов, и собака со мной, оттуда. Мы здешних порядков не знаем.
—Порядки везде одинаковые, — проворчал милицио нер. — Собаке в общественном месте полагаются ошей ник, поводок, ну и хозяин, соответственно.
Костя улыбнулся как можно простодушнее. Развел руками.
—У нас они так бегают, вольно...
—Это где это «у вас»? — подозрительно спросил второй.
—На Васюгане.
Милиционеры переглянулись, и первый спросил:
— Документы какие-нибудь есть?
Костя молча вытащил служебное удостоверение.
—А... летун, значит, — сказал милиционер. — В от пуск вырвался?
—Ну да. На несколько дней.
Костя ждал, пока удостоверение переходило из рук од ного патрульного в руки другого.
—Поня-ятно... — протянул первый. — Черт знает...
Штрафануть тебя полагается.
—Штрафуйте, — согласился Костя.
Милиционер со вздохом огляделся. Лицо его про светлело.
— Вон большой магазин в пятиэтажке, «Спутник» на зывается, — видишь?
—Конечно.
—Ну так чеши туда, там есть собачий отдел. Быстрень ко купи ошейник и поводок.
Костя удивленно спросил: - Н у ?
—Вот тебе и «ну»! — передразнил милиционер. —
Унас тут с собаками сейчас строго. Всех бесхозных — на свалку, хозяев штрафуем. Между прочим, разрешено против собак оружие применять.
—Д как же собак выгуливают? — поинтересовался Костя.
—А кто как — это не наша забота, — хмуро улыбнулся милиционер. — По ночам, в основном...
—Так что, мне в Колпашеве правду говорили? — ска зал Костя. — Карантин тут из-за бешенства?
Милиционер не ответил.
—Санек, — обратился он к напарнику. — Походи вок руг, пооглядывай, как бы кто лишний не увидел. А я дса покараулю.
Он снова взглянул на Костю:
—Чего стоишь? Дуй в магазин!
Второй вмешался:
— А дальше он как?
Первый мгновенно понял, снова повернулся к Косте:
—Ты на колесах?
—Нет. На частнике из Колпашева ехал...
—Ну тогда совсем плохо... Ни в какой транспорт тебя
не пустят. Так что: либо пехом — переулками, либо на такси. Если сможешь договориться.
—Так строго? — снова удивился Костя.
—У нас всегда строго. Ну давай, мы подождем.
Костя кивнул, приказал Тарзану:
— Сидеть! Ждать! — и помчался.
Через пару минут прибежал назад с новенькими, еще в упаковке, ошейником и поводком.
Но ни милиционеров, ни Тарзана на месте не оказа лось. Текла по тротуару спешащая от автовокзала к же лезнодорожному и обратно толпа, на площади в очередь подъезжали «маршрутки». Над железнодорожным вок залом электронное табло показывало время.
«Ешкин кот! Как сквозь землю провалились!» — и Ко стя трусцой побежал вдоль остановки, потом свернул к вокзалу. Заглядывал во все уголки, обежал вокзал кру гом, даже за заснеженные кусты заглянул. Пропали — да и только!
«Обманули, сволочи! Не захотели штрафовать — по жалели...».
Костя остановился и с тоской стал оглядывать наби тую народом и машинами привокзальную площадь.
Тверская губерния. XIX век
...К полудню село будто вымерло. Барин и барыня слышали, что в селе идет коровий мор: мрут и коровы, и овцы, и прочая живность. Говорят, даже собаки сбеси лись, и их, кто поумней, запер с глаз подальше.
День был пасмурный, сумеречный. Шла вторая неде ля октября, и дождик то усиливаясь, то сходя на нет, пре вратил эти недели в сплошные тягостные сумерки.
Староста накануне приходил, докладывал, глядя в сто рону:
— Вы, Егорий Тимофеич, не бойтеся, вам ничего не сделают. А только завтра чтоб света в доме не зажигали. Ни в свечах, ни в печи.
— Вот как? — насмешливо спросил Григорий Тимофе ич и позвал жену:
— Аглаша! Иди-ка послушай. Нам крестьяне завтра ве лят в темноте и холоде сидеть.
Староста смял шапку, тяжело и длинно вздохнул.
— Не серчайте, Егорий Тимофеич — а только обычай такой. Коровью смерть гнать народ собрался. А это дело строгое.
—А попа? — спросила Аглаша, появляясь в дверях в фиолетовом платье, очень шедшем к ее розовому личи ку. — Попа звали?
Староста исподлобья взглянул на нее.
—Поп тут не при чем. Поп уже с крестным ходом хо дил, кадил и молитвы пел — толку мало. Да он наши обычаи знает — сам из крестьян.
—И что же это за обычаи? — почти игриво спросила Аглаша.
Староста промолчал, ожесточенно мял шапку и гля
дел в угол.
Григорий Тимофеич обернулся к Аглаше:
—Пошли Малашку к попу, сделай милость. Может, хоть он нам что объяснит.
—Не объяснит! — вдруг резко и строго сказал старо ста. Смутился и сбавил голос:
—А не объяснит, потому как сам от греха уехамши.
ВВедрово, к теще. Будто бы теще его нездоровится. Он сегодня поутру и уехал.
Григорий Тимофеич молча, все более и более удивля
ясь и сердясь, смотрел на старосту.
— Демьян Макарыч! — наконец сказал строго. — Вы сюда пришли шутки шутить?
— Нет-с, и в мыслях не было! — староста наконец под нял глаза. Глаза были чистыми, искренними.
—Так что ж такое завтра будет, что нам нельзя свету зажечь?
—А живой огонь будет, — сказал вдруг староста. По кряхтел, поняв, что сказал лишнее, но все же не отсту пился. — Живой огонь будут добывать. Чтоб, значит, этим огнем коровью смерть и убить.
Григорий Тимофеевич побарабанил пальцами по столу.
—Послушай, Демьян, — сказал почти ласково. — Ты ведь знаешь, что волки у нас завелись?
—Ну, — не очень уверенно подтвердил староста.
—Знаешь, что одного волка недавно мой Петька под стрелил?
—Ну знаю.
—А видел его?
—Видать не видал, но люди говорят —матерущ-щий.
—Во-от, — наставительским тоном проговорил ба рин. — Матерущий. Да такой, я тебе скажу, — сам бы не увидел — не поверил. Полторы сажени от кончика хвос та до носа!
—Ну? — удивился староста.
—Я сам с Петькой измерял. Не волк, а чудовище ка кое-то.
Он помолчал. Молчал и староста, угрюмо пялясь
впол.
—Так ты что, забыл, когда ваша «коровья смерть» на чалась?
—Не забыл, — не очень уверенно ответил староста.
—Да вот как дожди зарядили, — так и началась! По мнишь, в Ведрово двух коров задрали?
—Помню.
—Вот то-то и оно! — сказал Григорий Тимофеевич. — Волки это, Демьян. Бешеная стая, которая к нам невесть откуда забрела. Они и начали скот драть.
—Дак... — промямлил староста.
—Дак! — подхватил, почти передразнивая, барин. — Волки это, говорю, а не какой-нибудь леший!
—Знамо, что не леший, — угрюмо ответил староста. Потом вскинул лохматую голову: — Которые задраны — тех мы тоже считаем. Это все — коровья смерть.
—Так вам бы, мужичкам, собраться с облавой, с ружь ишками, да и отстрелять этих зверей!
—Нешто нечисть пуля возьмет? — возразил староста,
аГригорий Тимофеевич в сердцах хлопнул себя по коле ням, вскочил.
—А у Петьки пуля что, заговоренной была, что ли? Староста помолчал. Потом нехотя ответил:
—Может, и заговоренная.
Барин окончательно потерял терпение. Закричал, так, что Аглаша даже испуганно отскочила к дверям:
— Петька! Эй, кто-нибудь! Позовите сюда Петьку! Вбежала запыхавшаяся горничная Катерина, сбивчи
во доложила:
—Григорий Тимофеевич, Петр Ефимыча нет-с!
—Как — «нет-с»? Куда ж он делся?
—А уехали. Часа два назад велели дрожки заложить, сели и уехали.
—Куда? — повысил голос Григорий Тимофеевич.
—В Ведрово-с... — испуганно сказала Катерина.
—Тьфу ты! — Григорий Тимофеевич едва удержал себя от крепкого словца. — И этот — в Ведрово. Да что у них там, тайная сходка, что ли?
—Не знаю-с! — совсем испугалась Катерина, даже по бледнела вся. — А только Петр Ефимыч сказали, что там
изаночуют-с.
1ригорий Тимофеевич вскочил, не в силах больше уси
деть на месте.
— Да зачем? — страшным голосом закричал он. — За чем ему там ночевать??
Горничная молчала, заметно дрожа. Демьян Макарыч как бы нехотя вмешался в разговор:
— Баили, что он все волков этих выслеживает. А их надысь в Ведрово будто видели.
Григорий Тимофеевич непонимающе поглядел на Де мьяна. Наконец спросил:
—Кто это баил?
—Так... Дворовые болтали... — ответил Демьян и сно ва опустил глаза.
Григорий Тимофеевич помолчал, поглядел на жену, на горничную. И вдруг плюнул на пол.
—Прямо заговор какой-то! — сказала он почти спо койным голосом. — Или дурной сон. Поп уехал, Петька уехал, крестьяне велят печи не разжигать...
Он снова помолчал. Наконец осознал, что все стоят перед ним, как провинившиеся гимназисты, вздохнул через силу и снова сел.
—Садись, Демьян, — приказал строго.
Поиграл кистями халата.
— Пожалуй, пора вас сечь, мужики, — сказал он, и не понятно было — то ли вправду, то ли просто пугал. — И начать надо с тебя, Демьян, и вот с нее, — он кивнул на Катерину. — Так обоих рядышком на соломе поло жить да и высечь как следует. А становому отписать, что у меня тут заговор, бунтом пахнет.
Он снова помолчал. Катерина охнула, а Демьян побаг ровел.
— А, Демьян Макарыч? Как тебе такая перспектива? Староста молчал, и только пуще наливалось кровью и
без того темное, обветреннре лицо. Наконец словно и невпопад, выговорил:
— У Прошки Никитина ребятенок помер. Григорий Тимофеевич хмуро спросил:
— Что — тоже от «коровьей смерти»?
Староста взглянул на барина исподлобья, и в глазах уже светилась не мрачность, а настоящая ненависть.
— Ребятенка ихний кобель укусил.
Григорий Тимофеевич перегнулся через стол:
—Ага! Вот видишь? А кобель от волков заразился. Бо лезнь это, бешенство! «Водобоязнь» по-научному.
—Другие детки тоже хворают, — словно и не слыша его, продолжал Демьян. — Их-то кобели не кусали.
Аони хворают. И у Никитиных, и у Зайцевых, и у Выдриных.
Он замолчал и крепко стиснул кулаки — огромные, черные, как наковальни.
Григорий Тимофеевич посидел, глядя на эти кулаки, потом откинулся в кресле.
Подумал. Порывисто встал.
—Ладно, Демьян. Уговорил. Посидим завтра без огня. Но гляди у меня! Чтоб никакого озорства! Я сам приеду смотреть, как вы огонь добывать будете.
Демьян просветлел, поднялся и поклонился.
—Благодарствуйте, Григорий Тимофеевич. Мир не за будет добра-то. А поглядеть — пожалуйте. На Бежецком верхе, ближе к вечеру, и начнем.
** *
Начинались ранние сумерки. Накрапывал серый дождь, из деревни не доносилось ни звука.
Григорий Тимофеевич велел закладывать лошадь. Аглаша попросилась было с ним, но он сразу сказал:
— Нет, сиди дома, следи, как бы чего... Девок своих собери, да на стороже будьте. Дворовые тоже разбежа-
лись, так что запри ворота. Я поеду верхом, да и дрожек нет — Петька их взял.
Аглаша порывисто обняла его.
—Ты уж, Гриша, поосторожней там... Я видела, каки ми глазами на тебя вчера Демьян смотрел.
—И какими же?
—Злыми очень.
Григорий Тимофеевич чмокнул в щеку и отстранил жену.
— У них детки мрут, а они собрались колдовством за ниматься. Я сегодня утром послал человека в Волжское. Завтра приедет доктор, осмотрит больных детей. А за меня не беспокойся. Я им не враг, и они это знают.
* * *
Деревня, вытянувшись вдоль грязной непроезжей до роги, не только издали, но и вблизи казалась нежилой. Избы стояли темные и глухие, не было слышно ни чело веческого голоса, ни собачьего бреха.
Григорий Тимофеевич ехал вдоль деревни, с удивле нием рассматривая разложенные перед каждыми воро тами православные кресты: кресты были сложены из по мела, кочерги и лопаты.
А у околицы из мокрых кустов ему навстречу выско чили два странных существа в белых одеждах, с ухвата ми в руках. Конь прянул в сторону, копыта его разъеха лись в жидкой грязи, и Григорий Тимофеевич с трудом удержался в седле.
Вгляделся. Это были две бабы с распущенными воло сами, в исподних рубахах, босые. Лица их были вымаза ны сажей.
— Стой, барин. Тебе туда нельзя! — сказала одна из девок.
— Вздор! Мы вчера договорились со старостой. Он сказал, что живой огонь будет добываться на Бежецком верхе. Туда и еду.
Бабы отошли в сторону, посовещались. С неохотой от ступили с дороги.
Григорий Тимофеевич тронул Коня.
Быстро темнело. Сырое небо все плотнее прилегало к земле, а дождь то усиливался, сбивая с деревьев после дние желтые листья, то вновь стихал. И тогда станови лось слышно, как где-то вдали, в лесу что-то звенело и страшно кричала женщина:
— Уходи, коровья смерть! Бойся бабьей ноги! Прихо ди, собачий бог!..
И снова звон, и снова:
— Уходи, коровья смерть! Приходи, собачий бог! Григорий Тимофеевич заторопился. Уж больно любо
пытно ему показалось взглянуть, кто это кричит среди мокрого черного леса? Он свернул на тропу, ведущую на Бежецкий верх. Тут на него вновь наскочили две бабы — верхом на лошадях. Одна из них была совсем юлой, толь ко седые космы прикрывали костлявую грудь и отвисший живот. Григорий Тимофеевич не без удивления узнал в ней солдатскую вдову Марфу. Ей было уже далеко за сорок, и в своей наготе, с растрепанными волосами, она походила на старую ведьму. Водной руке она держала печную заслонку, а в другой — жестяной ковш. Время от времени она била ковшом о заслонку, вызывая тягостный, почти похорон ный звон, и кричала, призывая собачьего бога.
Увидев барина, подскакала к нему.
—Стой! Ты куда?
—Здравствуй, Марфа, — чуть не ласково сказал Гри горий Тимофеевич. — Вот, по совету Демьяна Макарыча еду живой огонь добывать...