ничего не нужно?» Нет, мне нужно, и я весь день на но гах, и у меня расширение вен. Но я не пытаюсь выйти от сюда с сумочкой, набитой вырезкой. Когда мне нужен бифштекс, я его покупаю.
Ноги у меня по временам оченьболят. Когда я в во семнадцать лет надевала купальный костюм, у меня не ноги были, а прямо-таки карта какая-то. Оттого, что я все время стояла. И обувь была неудобная. Теперь я ношу туфли с супинатором, такие, как сиделки в больницах. В них поги не так болят, и это уже хорошо. Иногда я до того устаю за день, что не могу спать. И ноги ноют, точно я не лежу в кровати, а все еще стою.
Свою работу я люблю. И с заведующими мне везет. Наш заведующий черный, и просто прелесть что за чело век. Пока ты работаешь как следует, они не вмешиваются. А заработная плата прямо потрясающая. И повышается автоматически благодаря профсоюзу. Профсоюз работни ков розничной торговли. У меня такой стаж, что я хоть сейчас могла бы уйти на пенсию. И заработная плата у меня максимальная. Всего в неделю я получаю сто восемь десят девять долларов. И пенсия у меня будет почти пять сот долларов в месяц. Это все профсоюз. По высшим ставкам. Меня все представители по имени знают. Моло дежь даже не задумывается, сколько для нас сделал проф союз.
Порой мне кажется, что этим девчонкам переплачива ют. Они не делают того, что обязаны. Девочки, которые к нам приходят, двигаются как сонные мухи. Постоянные покупатели все говорят: «Пойдем к Бейб». Это потому, что я все быстро делаю. Оттого-то я так и устаю, а эти девчонки по вечерам ходят на танцы. Не умеют они гор диться своей работой. А для меня это жизнь. Бывает, я прихворну и иду в магазин с таким чувством, что уж тамто мне сразу станет легче. Только это не всегда действует.
(Смеется.)
Я кассирша и горжусь этим. Есть и такие, кто скажет: «Кассирша? Фу!» А по-моему, это не хуже, чем быть учи тельницей или юристом. И мне не стыдно, что я хожу в форме и в туфлях с супинатором, что у меня расширение вен. Я честно зарабатываю на жизнь. Те, которые глядят на меня сверху вниз, куда хуже меня.
Меня раздражает, когда покупатели меня подгоняют: «Да побыстрее же!» или: «Поскорее считайте!» По-моему,
150
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
ото некрасиво. Подождите, и я вас обслужу со всем вни манием. А поспешите, так себя же задержите. Вот, на пример, вчера я пробивала два больших заказа, а она гонорит: «Я через десять минут должна быть в другом месте. Оттайте быстрее». Я не терплю, когда со мной так раз говаривают, и никакая другая кассирша не потерпит.
Яведь тоже человек. Я тут на работе. А они иногда унижают меня. Даже выражаются. Тогда я все бросаю и иду за заведующим. Я никому не позволю называть меня
(прикрывает рот ладонью и шепчет) стервой. Это все бо гатые люди — словно я экономка или горничная. Да и с горничными так не разговаривают.
Бывает, я делаю' ошибки. Я ведь не арифмометр. Но я извиняюсь. Я сразу же замечаю и говорю покупателю: «Тут я выбила на два цента больше, так теперь я вычи таю». А потому мои покупатели за мной пе следят, когда
яподвожу итог. Они мне доверяют. Но сегодня утром была у меня одна... Я ей говорю: «Как поживаете?» —вот
ивесь наш разговор. А она мне: «Погодите. Я хочу вас проверить».
Ядаже глазом не моргнула. Точно ее и нет тут вовсе, точно я ее не слышу. А она начинает скандалить. Ну, я говорю: «Прекратите. Я дам вам чек, когда кончу. Если окажутся ошибки, я их исправлю». Ну, люди... я таких не понимаю. И мне некогда разбираться с их пустяками, потому что следующий покупатель тоже торопится...
Мне бывает очень обидно, когда мне не доверяют. Да
изачем мне их обсчитывать? Все равно это не мне в кар ман идет. Ну, ошибешься случайно, а тебя воровкой назы вают, мошенницей. А я в жизни чужого не присвоила.
Иногда мне кровь в голову бросается, я вся красная делаюсь от обиды и чувствую себя совсем разбитой. Дома мои сразу замечают и переглядываются: «Не надо ее тро гать, у нее был тяжелый день». И спрашивают: «Что слу чилось?» Я погляжу на них и начинаю смеяться — ведь хуже нет как тащить работу к себе домой. Уходишь из магазина и все неприятности оставляешь там. А домаш ние — оставляешь дома. И все-таки случаются дни, когда просто сил никаких не хватает. Но потом все сглажи вается.
Больше трех раз ошибиться нельзя. После этого у тебя вычитают из зарплаты. И правильно делают. Нельзя оюе
151
каждую неделю просчитываться на десять долларов. Это подозрительно. Ерунда какая! Если покупатель недопла тил десять долларов, это твоя вина. Для того-то кассовые аппараты и показывают всю сумму. Не надо останавли ваться и пересчитывать. Я таких ошибок никогда не де лаю. Обычно это случается с девчонками.
Прежде атмосфера была более дружеской, более при ятной. А теперь все время словно какое-то напряжение ощущается. Напряжение в магазине. Едва войдешь — и сразу это замечаешь. Все словно враги. Все рвутся вперед. «Я была первой». Теперь уже некогда говорить: «Здравст вуйте, как поживаете?» Наверное, все дело в том, как те перь живут люди. Скорее, скорее, скорее, и отталкивают друг друга, а куда торопятся? По-моему, они только ско рее в могилу попадут. Торопыги эти.
А толчея какая! Пихают друг друга тележками. Коекто и нарочно. Иногда я что-нибудь покупаю, так меня то и дело толкают тележками. Ударит по лодыжке, и сразу синяк. И знаете, кто обычно это проделывает? Старики, которые ходят за покупками. Уж эти мне старики! Ужас что такое — так и бьют тебя по ногам. Иногда подойдешь к такому, тронешь его за плечо и спросишь: «Зачем вы так?» А они смеются тебе прямо в лицо. Это в них нена висть сидит. Они очень озлоблены. И ненавидят себя. А может, день выдался неудачный, и они ищут, на ком бы сорвать злобу, ну и толкают тебя тележкой. Просто смешно.
Я знаю, что многие люди очень одиноки. У них нет ни кого близких. Положат в тележку одну-две покупки, а хо дят по магазину добрый час. Смотрят по сторонам, заго варивают с другими людьми. Рассказывают, как они себя чувствуют, что сегодня делали. Просто им надо с кем-то этим поделиться, то есть старикам. А молодые куда-то ле тят сломя голову — только посмотрят, а разговаривать им некогда.
У нас есть маленький кофейный зал, где можно вы пить кофе бесплатно. Почти все забегают туда на минут ку — выпьют кофе и уходят. А вот одна старушка — ей некуда идти. Так она сидит там у окна часами. Пройдет по залу — и опять туда. Я узнала, что она совсем одино ка, старушка эта. Ни детей, ни родных. Никого. Из-за своей кассы я много чего вижу. Я даже не представляю,
152
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
как бы я работала на фабрике. Я бы чувствовала себя точ но в тюрьме. А тут я могу в окно поглядеть, какая сегодня погода. Захочется глотнуть свежего воздуха — подойдешь к’ двери, подышишь и вернешься. Я утром всегда прихожу за сорок пять минут. И ни разу не опоздала, если не счи тать того знаменитого снегопада. И никогда не думала о том, чтобы сменить работу.
Два дня не работаешь, и уже тоскливо становится. Вот ждешь не дождешься отпуска, а стоит уехать, и уже через три дня я себе места не нахожу. Не умею я сидеть сложа руки. Мне надо все время что-то делать. И уже мечтаешь вернуться на работу. Чудесное это чувство. Просто заме чательное.
ДОЛОРЕС ДАНТЕ официантка
Она двадцать три года работает официант кой в одном и том dice ресторане. Многие его посетители рассчитываются по кредитным карточ
кам — участники всевозможных съездов, политические и профсоюзные деятели, представители всяческих агентств. Она работает с пяти вечера до двух часов ночи шесть дней в неделю. Приходит она пораньше, «чтобы приготовить все наперед — столовые приборы, масло, ну и прочее. Когда люди приходят и спрашивают тебя, хочется успеть обслужить их всех — так ведь заработаешь больше.
Я пошла в официантки, потому что мне нужны были деньги, а в конторе много ли получишь. Мы с мужем разо шлись, и он бросил меня с долгами и с тремя детьми на руках. Младшенькому было тогда шесть месяцев. Чае вые — это деньги. Первую десятидолларовую бумажку на чай дал мне агент «Викинга». Такой здоровяк и убежден ный атеист. Вот нам и было о чем поговорить, я ведь тоже атеистка.
Все говорят, что официанток бросают мужья. Они не хотят понять одного: когда тебя бросает муж, нужно за рабатывать, вот и идешь на эту работу. А мужья-то бро сили их не потому, что они официантки».
Мне просто необходимо быть официанткой. Как еще я могу побольше узнать о людях? Как еще я могу по смотреть мир? К каждому ведь не подойдешь. Ну, так пусть они ко мне приходят. Все хотят есть, все испыты вают голод. А я их кормлю. Если у них был тяжелый день, я поухаживаю за ними, постараюсь развеселить. Ска
154
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
жем, с кофе подам немножко философии. А к коктейлю добавлю науки управления.
Я говорю о том, что меня тревожит. Если они произиодят мыло, я говорю о том, что думаю про загрязнение окружающей среды. А если автомобили, то мне и про это ость что сказать. Наливая воду, я скажу: «Вот прошу — наша доля ртути на сегодня». А если подаю сливки, то говорю: «Ну, вот вам ваш заменитель. Сегодня, по-моему, жидкая пластмасса». Подавать молча я просто не могу. У меня своя точка зрения на любой предмет. Вначале я говорила о теологии, но начальству это не понравилось. Те перь я увлекаюсь политикой, ну, и это тоже начальству не по вкусу. Я разговариваю sotto voce К Но когда разгоря чусь, мне на все плевать. Я говорю, как говорят итальян цы. Я прислуживать не собираюсь. Я обслуживаю людей. А это разные вещи.
Меня называют просто по имени. Мне нравится мое имя. Ненавижу, когда мне говорят «мисс». Даже когда я обслуживаю даму, какую-нибудь незнакомую женщину, я но скажу «мадам». Терпеть я этого слова не могу. Я всегда говорю «миледи». У нас в Америке нет особого обраще ния к женщине, чтобы показать, замужняя она или нет. Вот я и говорю «миледи». А иногда я в шутку мужчин называю «милорд». Было бы слишком утомительно без конца повторять: «Не угодно ли коктейль?» Поэтому я вся кий раз говорю по-разному для собственного развлечения. Ну, например: «Что вам по вкусу в нашем баре?» Никог да не скажу: «Будете пить кофе?» Могу спросить: «Пой дет к вашему настроению чашечка кофе?» Или так: «Кофе — отличный напиток». Просто другие слова, а мне уже веселее. Ну, и им интереснее. Это уже немнож ко театр, я чувствую себя Матой Хари, и мне становится весело.
Люди воображают, будто официантки совсем не спо собны думать и ни к чему не стремятся, кроме как пода вать еду. Вот мне говорят: «Вы же умница, так почему же вы всего только официантка?» Только официантка! Я тогда отвечаю: «А разве вы не стоите того, чтобы я вас обслуживала?» То есть даю понять, что ни черта не стоит он, а не я. Меня это злит. Я вовсе не чувствую себя уни-1
1 Вполголоса (итал.).
155
женной. Я уверена в себе. И не собираюсь менять работу. Я ее люблю.
Чаевые? Я чувствую себя Кармен. Ну, как цыганка протягивает бубен, и все бросают в него монеты. (Смеет ся.) Если тебе нравятся люди, о чаевых не думаешь. Ночью после конца смены я чаевые никогда не подсчиты ваю. Только утром. Если б я думала про чаевые, это меня сковывало бы. Я никогда не гляжу, сколько мне дали. Побыстрее кладешь в карман, и все. Бухгалтерией я зани маюсь утром. Очень скучно знать, что заработала вот столько, а не больше. Я люблю неизвестность и риск. И ничего унизительного в чаевых нет, во всяком случае, я так считаю.
Бывают случаи, когда клиент хочет сделать это уни зительным — пижон какой-нибудь или, скажем, приехал сюда на съезд. Когда приходит время платить по счету, начинаются мелкие гадости. «Сколько мне следует дать вам?» Уж такую важность этому придает! Одному тако му я ответила: «Не стройте из себя господа бога. Делайте как вам нравится». В ту минуту мне и правда было все равно, получу я чаевые или нет. Мне требовалось выска заться, выплеснуть свое возмущение. Да как он смеет на мекать, будто я работаю только из-за чаевых!
Такой требует счет. Может, только подпишет его. Он тянет время, а я стой перед ним. «Та-а-ак! А теперь по смотрим, сколько, по-вашему, я должен дать вам». Уж этого момента он не упустит. И ты это прекрасно пони маешь. Заранее знаешь, что он хочет тебя унизить. Заж мет сдачу в руке, а если только подписывает счет, так поигрывает ручкой и тянет время. Вот тут меня зло бе рет по-настоящему. Я человек откровенный. Он еще себе что-нибудь позволит — и тут уж я не сдержусь. «Черт по дери, да подавитесь вы своими деньгами!»
Некоторые участники съездов оставляют своих милых или скверных жен дома. Они подмигивают и спрашивают: «Где у вас тут можно хорошо провести время? С девоч ками». Он, конечно, закидывает крючок, не согласишь ся ли ты. Ничего лестного тут для меня нет: такому ведь просто нужна женщина, а вовсе пе твое общество, не твои разговоры. Я это сразу вижу. А по-моему, со мной есть о чем поговорить. Но я рассуждаю философски: ну, пого ворим, а толку-то что? Только время зря пройдет, а я могла бы вернуться домой, отдохнуть, почитать или по
156
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
упражняться на гитаре. «А что вы собираетесь мне пред ложить? Выпить чего-нибудь? — Тут я указываю в сторо ну бара.— Так у меня все под рукой и здесь». Он моргапт, а я говорю: «Мужское внимание? Если бы мне требо вался мужчина, неужели я не нашла бы себе кого-нибудь? Гак и стала бы дожидаться вас?»
Жизнь меня больше не пугает. Нас ведь ждут только две неизбежности — туалет и могила. Либо я сейчас пойду
втуалет, либо умру. Ну, я иду в туалет.
Оначальстве я не слишком высокого мнения. Чем большую популярность приобретаешь, тем крепче управ ляющий держит тебя в руках. Ты привлекаешь клиенту ру, но он-то знает, что ты получаешь хорошие чаевые и никуда не уйдешь. Приходится думать, как бы не пере гнуть палку, не то управляющий начнет злиться и этой
же палкой тебя по голове.
Если ты очень хорошая официантка, тебе завидуют. Клиент ведь не спрашивает: «Где управляющий?» Он спрашивает Долорес. Кому же это понравится? Ну, и на чинаются неприятности. Иногда говоришь себе: «А, черт! II чего я так стараюсь?» Я ведь нажила язву желудка. Может, меня пробуравило все то, чего я так и не выска зала.
Нет, посетители здесь ни при чем. Совсем ни при чем. Нее дело в несправедливости. Мой отец приехал из Италии и хоть на ломаном языке говорил, а это слово знал. Как сейчас слышу — «неспррраведливость!». Он ненавидел не справедливость. А если человек ненавидит несправедли вость во всем мире, так особенно он чувствует несправед ливость по отношению к себе. Преданность работе не ценит ся, особенно если ты не любишь сплетен ж Же наушнича ешь. Управляющий 18чет знать, что Происходит у него за спиной. В нашем обществе сейчас везде доносчики. Ну, и у нас доносят на поваров, на товарищей по работе. «Ах, блюдо испорчено!» И наушничают, что я болтаю со всеми посетителями. «Я видела, как она выносила то-то и то-то. Проверьте, а в счет она это записала?», «Порция салата выглядела как двойная». А я о других молчу. Только сама выкладываюсь. Доносчики придумываь и сочиняют, лишь бы их ценили. Опасаются, что как работники они многого не стоят. Всегда ведь кто-нибудь подкапывается под тебя и зарится на твое место, претенденты на корону, так ска зать. Всегда кто-то старается получить твою работу.
157
Ая обслуживаю с наслаждением. Люди хотят обедать
уменя, мне столиков не хватает. А некоторые девушки стоят — у них нет ни одного посетителя. Ну, и появляется недоброжелательство. А я смущаюсь. Чувствую себя ви новатой. Это портит мне все дело. Я бы рада сказать кли енту: «Сядьте вон к той». Но ведь нельзя — ты даже бла годарна своим клиентам. Вот и носишься, чтобы побыст рее обслужить. Некоторые не пьют и все-таки готовы си деть и ждать тебя. Это приятно.
Иногда просто из сил выбиваешься. Если повара го товят неважно, так надо настоять, чтобы клиент получил то, что он любит. Тут уж нужна дипломатия — с повара ми шутки плохи. (Смеется.) Они все сумасшедшие. С ними лучше поддерживать хорошие отношения. И с барменом, не то он такого может намешать! Если ты не в ладах с барменом, и с поваром, и с управляющим, и с другими официантками, тебе придется худо.
Ну, а среди клиентов попадаются ипохондрики — у них совсем нет аппетита, и приходится их улещивать. Вот тут-то и надо, чтобы повар сделал все как следует. Иногда я салат сама смешиваю, чтобы было точно по их вкусу.
Или вот надо накрыть стол на десять персон. Это все большие шишки, и мне сказано: «Долорес, у меня сегод ня важные гости. Вы уж постарайтесь». Остается только надеяться, что у плиты нынче хороший повар. А сама ста раешься изо всех сил. Он ведет деловые переговоры и хо чет, чтобы все было в ажуре. Тут уж душу вкладываешь. Какой вид у ростбифа? Если сама его нарезаешь, то по том все исподтишка поглядываешь: ну, как там?
Подавать — это тоже непросто. Всякое случается. Раз я уронила поднос с ростбифом на семь персон. Огромный такой кусок вырезки, и уже нарезанный. Ну, поднос па дает, и я с ним, и понимаете, ни звука не раздалось. (Сов сем тихо.) Ии единого звука! Ведь снова готовить вырез ку — полтора часа надо. Ну что бы я сказала? А так рост биф был спасен. (Смеется.) Некоторым все равно. Когда тарелка падает, это же слышно. А я стараюсь, чтобы все было тихо. Мне нравится, чтобы руки у меня работали точно. Вот я беру бокал и ставлю куда следует. Я обслу живаю прямо с восточной ловкостью. Мне нравится, что бы все до последней мелочи было как надо. Быть офици анткой — это искусство. Я чувствую себя настоящей бале риной. Надо ведь все время обходить столики, стулья...
158
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Может, из-за этого я и сохранила фигуру. Я умею про скользнуть между стульями, как никто другой. Грациоз но. Если я уроню вилку, то подниму ее не просто так. Я знаю, они видят, как изящно я это делаю. Ведь я на сцене.
Явсем говорю: я официантка и горжусь этим. Приду
кмедсестре и ей говорю: «Вы в своем деле профессор».
Влюбом деле надо быть профессором. Я всегда стараюсь сказать людям что-нибудь приятное.
Люблю, когда мои столики красиво смотрятся. И сле жу, чтобы пепельниц было достаточно, когда у меня пыот кофе и курят. Терпеть не могу, чтобы пепельницы были полны — ну какое удовольствие сидеть за таким столи ком? Мне это неприятно. И я меняю пепельницы не для того, чтобы получить чаевые побольше. Мне самой по-че ловечески неприятно.
Люди говорят: «Никто больше не старается работать хорошо». Не верю я этому. Знаете, кто так говорит? Тот, кто наверху. Дескать, те, кто ниже его, работают плохо. Это такие всегда говорили: «Ты ничтожество». Богатая бездельница считала домашнюю работу унизительной по тому, что нанимала других делать ее. Дескать, не будь эта работа унизительной, так она бы и сама с ней справилась, понимаете? А потому тех, кто на нее работал, она счита ла ничтожествами. И вот прислуга заявила: «Какого чер та! Раз вы так считаете, то я не стану на вас работать. Вы мне говорите, что я ни на что не гожусь, что я ничто. Ну ладно, я уйду и попробую стать кем-то!» Вот они и злятся, что не могут теперь найти прислугу. И вина ле жит вовсе не на тех, кто делал «черную» работу.
Только официантка! К концу смены я чувствую себя выжатой. Мне кажется, многие официантки становятся алкоголичками как раз из-за этого. Ведь официанты и офи циантки сами почти не едят. Они разносят еду, и времени самим поесть им не остается. Перехватишь наспех что-ни будь на кухне — иной раз просто кусок хлеба. Или пожу ешь сухарик да глотнешь супа. Возвращаешься и съешь на ходу ложку-другую. А уж после всего сядешь и выпь ешь рюмку. А потом, глядишь, вторую, и третью, и четвер тую. Бармены тоже по большей части алкоголики. Ухо дят все вместе своей компанией и завернут в бар, кото рый открыт всю ночь. Надо же как-то снять напряжение.
159