АНДРАШ ТАМАШ
1
ПРАВОСОЗНАНИЯ
И ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
BIRO
ES
TARSADALOM
АНДРАШ ТАМАШ
A jogtudat
esa jogervenyesiiles
dialektikaja
ДИАЛЕКТИКА
ПРАВОСОЗНАНИЯ
И ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
код экземпляра 157491
kozgazdasAgi es jogi konyvkiado
Budapest • 1977
Москва
ЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 1980
11003-147
012(01)-80
Ответственный редактор
и автор вступительной статьи —
кандидат юридических наук В. М. Сырых
В монографии освещается роль и значение в социалистическом обществе деятельности судьи по применению законодательства. Автор анализирует возникающие в общественных отношениях взаимосвязи права и правосознания, показывает роль в работе судьи правотворчества и правоприменения, правовых знаний и правового сознания.
Для ученых-юристов, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов.
ХАРЬиОВСКИЙ
Шш. Ла
-98-80 1204000000
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
В условиях развитого социалистического общества, характеризующегося всемерным расширением демократии, повышается значение законности и правопорядка. «Ибо без дисциплины и прочного общественного порядка демократия неосуществима, — отмечал на XXV съезде КПСС Л. И. Брежнев.— Именно ответственный подход каждого гражданина к своим обязанностям, к интересам народа создает единственно надежную базу для наиболее полного воплощения принципов социалистического демократизма, подлинной свободы личности»1. Проблемы механизма правового регулирования, эффективности действия правовых норм, их реализации в конкретных отношениях, борьбы с правонарушениями составляют важнейшее направление научных исследований, проводимых как советскими учеными-юристами, так и правоведами других социалистических стран.
Значительный интерес для советского читателя представляет книга известного венгерского ученого Андраша Тамаша «Судья и общество. Диалектика правосознания и правоприменения», в которой рассматриваются актуальные проблемы общей теории права, а именно: проблемы сущности и понятия права, социальной природы применения права, стадии применения права в судебной практике, формы и методы управления правосудием и др. В ней содержатся малоизвестные широкому кругу читателей сведения об истории суда Венгрии, структуре и деятельности судебных органов Венгерской Народной Республики; дается достаточно широкий анализ юридической литературы ВНР и других социалистических стран по исследуемым автором проблемам.
Значительное место в книге уделяется вопросам понятия права и его соотношения с понятием «сущность права», поскольку, как отмечает автор, нельзя пренебрегать обозначением общего понятия права, по крайней мере, в том объеме, в каком этого требует общетеоретический вопрос реализации права. Руководствуясь пониманием сущности права как возведенной в закон воли господствующего
© Dr. Tamas Andras Budapest, 1977
Вступительная статья и перевод на русский язык с сокращениями Издательство «Юридическая литература», 1980
1
1 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи. Т. 5. М., Политиздат, 1976, с. 546.
класса, А. Тамаш предпринимает попытку раскрыть механизм опосредования правом материальных, экономических отношений общества.
Данная проблема приобретает особую актуальность в современный период в связи с полемикой относительно понимания права, которая ведется на страницах советской юридической литературы. Сложившееся в середине 30-х годов и доминировавшее в юридической науке понимание права, основанное на отождествлении права и законодательства, становится явно недостаточным в современный период, когда не только правовая реальность осуществила качественный скачок в своем развитии, но и правовая наука стала качественно другой. В работах советских ученых (Г. В. Мальцева, В. С. Нерсе-сянца, В. А. Туманова, Э. Л. Розина и др.) убедительно показано, что право и законодательство —качественно различные явления, что праву присущи иные сущностные признаки, нежели законодательству. Однако предпринятые попытки дать новое понимание права, раскрыть его собственные содержательные и сущностные признаки пока что во многом остаются только попытками, что объясняется как сложностью самой проблемы, так и сравнительно небольшим периодом ее исследования с этих позиций.
А. Тамаш последовательно проводит и обосновывает взгляд на право как социальное явление, не сводимое к действующему позитивному праву, законодательству. Последнее является таковым постольку, поскольку оно реализуется, воплощается в конкретных отношениях. Право вытекает из общественного производства и существует независимо от законодателя и принимаемых им нормативных установлений.
Такое понимание права автор обосновывает следующим обра зом. В каждом обществе наряду с производственными и социальны ми отношениями в качестве одной из форм их проявления сущест вуют объективно, независимо от сознания человека отношения «ценность — интерес». Ценность как определение полезных свойств вещи, предмета и интерес как направленность действия человека на извлечение этих полезных свойств по сути дела представляют собой две стороны взаимосвязи человека и вещи, человека и окружающее го его мира. Ценности обусловливаются производственными и со циальными отношениями и физическими материальными свойствами вещей, предметов. Интересы человека даются способом производст ва и соединяются с порядком, системой существующих в обществе ценностей, образуя объективную структуру взаимосвязи «ценность~ интерес*. .■ .
Каждая общественно-экономическая формация в соответствии с присущими ей производственными отношениями характеризуется специфической системой отношений «ценность — интерес» и способа-
ми их оценки. Изменение последних возможна лишь йрй условий изменения способа производства и классовой структуры общества.
Отношения «ценность — интерес» познаются людьми. На основе познанного человек дает оценку явлениям, вещам, т. е. определяет, в связи с чемн кому целесообразно осуществлять конкретные дей-стрия, и совершает эти действия. Поступки, действия, осознанные как целесообразные, становятся закономерностью, которая определяет волю человека и пределы его свободы поведения в обществе. Таким образом, отношения «ценность — интерес», будучи познанными, выступают в качестве основы различных социальных норм, сохраняются в них в упраздненном виде.
Право как разновидность социальных норм строится на нормативном порядке «ценность — интерес» господствующего класса. Правовые нормы представляют собой в конечном итоге политико-правовой интерес класса, основанный на познанных отношениях «ценность — интерес». Понимаемое таким образом понятие сущности права, по мнению автора, не является тождественным понятию права.
Сущность права лежит в основе понятия права, но не раскрывает его полностью. А. Тамаш пишет, что, будь это иначе, тогда и вести речь о дифференциации двух понятий было бы ни к чему. В работе содержится обстоятельный анализ определений понятия права, данных советскими учеными и учеными других социалистичес-ких стран, основанных на едином понимании сущности права, раскрытом основоположниками марксизма. В то же время А, Тамаш не дает собственной дефиниции общего понятия права,
В книге высказывается мысль о том, что правоприменительные органы и субъекты права имеют свое собственное понятие права, отличающееся от его научного понимания. В применении права общее понятие права сводится к понятию действующей, применяемой юридической нормы, источникам права, а субъектам права оно известно как порядок, подлежащий исполнению и соблюдению. Отжившее позитивное право, равно как и плохо сформулированная норма, не соответствуют общему понятию права в обыденном смысле и поэтому чаще всего не соблюдаются.
Не затрагивая всех положений автора о механизме детерминации права экономическими отношениями общества — для этого требуется специальное исследование, — выскажем наше отношение к позиции автора о различении сущности права и понятия права, а также понятия права в научном и практическом смыслах.
По нашему мнению, понятия «сущность права» и «право» являются тождественными, равнозначными по своему содержанию. В марксистско-ленинском правоведении общее понятие права является основополагающей категорией, призванной раскрыть сущностные,
главные стороны* признаки данного явления. Эти же признаки составляют и содержание понятия «сущность права». Нет ничего, что было бы присуще сущности права и не входило бы в понятие «право» и наоборот. Названные понятия, будучи тождественными по своему содержанию, различаются, однако, своими функциональными характеристиками, что и дает основание для их различения в теоретическом плане. Так, понятие права используется для раскрытия внешних связей права с другими социальными явлениями (государством, моралью, правосознанием и др.), тогда как понятие сущности права применяется для раскрытия внутренних связей права, характеризующих соотношение содержания, формы и структуры данного явления.
Не свидетельствует о нетождественности понятий «сущность права» и «право» и факт наличия в литературе множества определений права, основанных на едином понимании сущности права. Наука не может иметь более одного научного понятия явления, предмета, поскольку каждый предмет, явление обладает только одной сущностью. Но это не исключает возможности появления у одного понятия множества определений, каждое из которых раскрывает какую-либо одну или несколько сторон, признаков исследуемого. Чем сложнее понятие, тем меньше шансов раскрыть его содержание одной дефиницией. Различия в определениях понятий могут быть также следствием неправильного применения логических методов, недостаточно глубокого знания сущности исследуемого и т. д.
Нет оснований для различения понятия «право» в научном и практическом смыслах. Безусловно, обыденное познание ограничивается лишь общими представлениями о явлениях и не может дать их подлинно научных понятий. Следовательно, можно говорить лишь о двух уровнях познания и соответственно двух пониманиях права: во-первых, об обыденном и научном, что, естественно, не равносильно утверждению о двух различных понятиях права, во-вторых, вряд ли правильно утверждать, что обыденному сознанию, по крайней мере, в социалистическом обществе неведомо подлинно научное понимание права. Социалистическое государство ведет активную работу по идейно-политическому, правовому воспитанию граждан с тем, чтобы все члены социалистического общества владели марксистско-ленинским научным методом подхода к социальным явлениям, знали основные социальные категории, в том числе и научное понятие права.
Изложенное в работе понимание сущности права органически связано с интерпретацией общественной роли правоприменения вообще и правосудия в частности. Данные вопросы хотя сами по себе и не новы, но имеют важное значение для определения путей, форм и методов дальнейшего совершенствования судебных и иных
правоприменительных органов в условиях развитого социалистического общества.
А. Тамаш предпринимает в целом небезуспешную попытку показать применение права как один из моментов объективации юридической нормативности, который органически дополняет и развивает процесс правотворчества, а в ряде случаев и выполняет его функции.
Автор решительно возражает против понимания применения права как простой формально-логической процедуры подведения единичного (общественной ситуации, имеющей правовое значение) под общее .(норму). Он считает неприемлемым и взгляд, согласно которому применяющий право творит само право. Ибо в первом случае отрицается содержательность применения права, тогда как во втором — содержательность юридической нормы. А и в том и в другом случае применение права трактуется односторонне, абстрагируясь от взаимосвязи целесообразности и причинности.
Автором защищается взгляд, согласно которому в процессе применения права в определенных пределах осуществляется регулирование общественных отношений, но делается это иным путем, нежели в ходе правотворчества. Последнее призвано изучать общественные отношения «ценность — интерес» и формулировать их в виде норм позитивного права. Результаты правотворчества характеризуются принятием реальных решений. В ходе применения права индивидуализируются субъективные права, и результаты правоприменения характеризуются чаще всего принятием формальных решений. В то же время в применении права могут иметь место и элементы, присущие реальным решениям.
Наличие элементов правотворчества в правоприменительной деятельности автор объясняет двумя причинами: пробелами в праве и известным расхождением между требованиями нормы и последующим изменением, развитием регулируемых ею отношений.
А. Тамаш полемизирует с авторами, которые утверждают, что только норма порождает правоотношения, и показывает, что во всех отраслях права, допускающих применение права по аналогии, правоотношения могут возникать и при отсутствии соответствующей правовой нормы. При обнаружении пробела в праве правоприменительный орган по аналогии осуществляет саморегулирование общественных отношений до тех пор, пока сложившиеся общественные отношения не получат нормативно-правовую регламентацию.
Применению права присущи элементы правотворчества и в том случае, когда возникает необходимость нивелировать расхождение между требованиями нормы права и изменившимися общественными отношениями путем приспособления содержания нормы права к новьш общественным отношениям. Применение нормы права s ее
буквальном смысле в этом случае противоречило бы требованиям законности и делало бы вынесенное решение несправедливым.
Механизм разрешения противоречий между нормой права и изменившимися общественными отношениями автор рассматривает на примере наиболее типичной для правоприменительной деятельности—деятельности судебных органов. Он раскрывает такие вопросы, как понятие, функции и цели правосудия, стадии правоприменительной деятельности суда по разрешению гражданских дел, результаты судебной деятельности. Особое внимание в книге уделяется вопросам единообразного применения права в деятельности судебных органов. И это внимание вполне оправдано. С теоретическим решением данных вопросов связывается раскрытие путей и форм воплощения в практической деятельности одного из основополагающих принципов социалистической законности — требования единообразного понимания и применения действующего законодательства.
Проблема единства, стабильности судебной практики находится в Центре внимания советских ученых-юристов (С. Н. Братусь, А. Б. Венгеров, В. В. Лазарев и др.).. Развивая данную проблему, А. Тамаш дает содержательный анализ факторов, препятствующих единообразному применению права. В числе этих факторов называются:
а) факторы, обусловленные самим правом (пробелы в праве, возможность принятия на основе одной нормы нескольких различ ных решений);
б) факторы, коренящиеся в субъективной стороне правосудия (знание права, политики, образовательный уровень, профессиональ ные предубеждения и др.),;
в) факторы, вытекающие из самого правоприменительного про цесса (ограниченные возможности получения информации относи тельно обстоятельств рассматриваемого дела, неправильное приме нение методов толкования права и др.);
г) факторы, вытекающие из организационной деятельности су дебных органов.
Автор приходит к выводу, что факторы, препятствующие единообразному применению права, нельзя полностью устранить, но вполне можно свести до минимума.' В качестве средств," призванных обеспечить решение такой задачи, он называет правотворчество, обеспечивающее своевременную отмену устаревших норм, и оперативную ликвидацию пробелов в праве, высокий профессиональный уровень судебных работников, организационное управление правосудием и др.
Организационное управление правосудием в книге рассматривается применительно к практике деятельности судебных органов
10
Венгерской Народной Республики. В качестве форм руководства правосудием, осуществляемого Верховным Судом ВНР, автор называет, руководящие указания и принципиальные решения Пленума Верховного Суда ВНР, заключения коллегий, заключения коллегиальных совещаний председателей судов, постановления, содержащие принципиальные решения по конкретным делам, и др.
Следует отметить, что А. Тамаш, рассматривая правоприменительную деятельность судебных органов, использует понятие «судебная практикам для обозначения всей деятельности судебных органов, тогда как в советской юридической литературе данный термин нередко трактуется в ином смысле: как результат деятельности судебных органов, объективированный в форме правоположений.
По нашему мнению, А. Тамаш правильно применяет понятие «судебная практика» для обозначения деятельности судебных органов по рассмотрению уголовных и гражданских дел. Использование данного понятия в ином значении влечет за собой его несоответствие родовому понятию — философской категории практики, понимаемой как чувственно-предметная деятельность человека. Между тем видовое понятие должно включать в себя все признаки родового понятия. Развитие категорий диалектики в конкретных науках, в том числе и в правоведении,— более сложный акт познания, нежели формально-логическое подведение определения понятия через ближайший род и видовое отличие. Однако если этот акт конкретизации осуществлен правильно, то его результаты должны соответствовать всем требованиям формальной логики. В юридической науке философские категории не могут интерпретироваться в ином смысле, как бы ни были убедительны аргументы, оправдывающие такое толкование.
Определенная часть названных в книге форм организационного управления правосудием (руководящие разъяснения и принципиальные решения по конкретным делам) известна советской правовой системе. В то же время такие формы, как заключения коллегий и заключения коллегиального совещания председателей судов, советской правовой системе не известны и представляют определенный интерес для советского читателя.
Для правильного уяснения сути названных форм организационного управления правосудием необходимо учитывать структуру Верховного Суда ВНР. Согласно закону о судах № IV 1972 года, Верховный Суд ВНР состоит из председателя, заместителей председателя, председателей коллегий, их заместителей, председателей судов, профессиональных судей и народных заседателей. В Верховном Суде ВНР действуют пять коллегий: по уголовным делам, гражданским делам, .хозяйственным делам, трудовым спорам и военная коллегия. Коллегия не является органом, осуществляющим
И
правосудие, а Представляет собой объединение профессиональных судей, работающих в одной отрасли законодательства. Для рассмотрения дел внутри коллегий формируются суды из трех судей, один из которых является председательствующим в судебных заседаниях.
В целях единообразного применения права наряду с руководящими указаниями и принципиальными решениями Пленума Верховного Суда ВНР коллегии наделены правом давать заключения по вопросам применения права, которые принимаются всеми членами соответствующей коллегии. Начиная с 1970 года в Верховном Суде ВНР сложилась практика принятия заключений не всеми членами коллегии, а лишь председателем суда. Первоначально эти заключения имели своей целью выявление принципиальных вопросов, возникающих в судебной практике. Впоследствии заключения председателей судов коллегий стали направляться в областные суды, а с мая 1971 года начали публиковаться в официальном бюллетене «Судебные решения»1.
Дискуссионный в юридической литературе вопрос о том, можно ли рассматривать руководящие разъяснения и принципиальные решения Пленума Верховного Суда в качестве источников права, А. Тамаш решает отрицательно. В то же время он признает нормативные установления, содержащиеся в названных актах, в качестве своеобразных адгезионных норм, которые соединяются с правовыми нормами, неотделимы от них, действуют вместе с ними, но не имеют силы самостоятельной нормы права. В этом позиция автора созвучна выводам .советских ученых-юристов о признании руководящих разъяснений и принципиальных решений по конкретным делам в качестве правоположений — специфического нормативного явления, которое смыкается с нормой права, но не совпадает с ней.
Свою.позицию относительно адгезионных правовых норм А. Тамаш обосновывает тем, что руководящие разъяснения и принципиальные решения Пленума Верховного Суда не входят непосредственно в процесс применения права, а смыкаются с легальным толкованием. Однако названные формы принципиального управления правосудием не являются легальным толкованием в полном смысле этого слова, поскольку принимаются для специфических целей в связи с осуществлением правосудия и не меняют внешнюю форму толкуемой нормы. В этом случае может меняться лишь внутреннее содержание нормы, лежащий в ее основе порядок «цен-, ность — интерес». Коль скоро адгезионные правовые нормы не имеют самостоятельного порядка ценностей, то они могут существовать только вместе с позитивным правом.
■1-i
В заключительной главе монографии исследуются вопросы, связанные с правосозданием судей и влиянием интуиции на осуществление правосудия.
Книга написана сложным языком, который в определенной мере затрудняет восприятие положений и идей, развиваемых автором. Но этот недостаток, обусловленный способом исследования и изложения материала, вполне компенсируется оригинальностью постановки и новизной решения рассматриваемых проблем. В целом книга А. Та-маша «Судья и общество. Диалектика правосознания и правоприменения» имеет большое познавательное значение и, несомненно, сыграет заметную роль в дальнейшей разработке проблем общей теории права.
Кандидат юридических наук В. М. Сырых
1 Геллерт Д. 30 лет из истории Венгерского высшего суда.— В сб.: Развитие государства и права на протяжении истекших 30 лет в Венгерской Народной Республике. Будапешт, 1975, с. 70.
12
Глава 1
ОБЩЕСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПОВЕДЕНИЕМ
Всякое общественное бытие сопровождается нормативностью, однозначная, элементарная стадия которой заложена уже в языке и даже в мышлении и которая является определенным посредником формы общественных отношений. Социальные нормы суть правила поведения, общие предписания связей людей, общественных отношений, и в них человек проявляется как совокупность общественных отношений. Социальные нормы основываются на познанных ценностях и осознанных интересах непосредственно, а сами нормы суть их выражение. В любом конкретном правиле можно установить фигурирующий в норме защищенный, осознанный элемент «ценность— интерес», который она заставляет принять, защищает или осуждает в соответствии с тем, каков интерес: положительный или отрицательный. Эта опосредованность не абстрактна, а конкретна. Вследствие наличия элемента сознания опосредованность имеет субъективный момент.
Отношения «ценность —интерес», как объективные отношения, познаются и отражаются в категории «ценность— интерес». Объективность этих отношений состоит в том, что, как отношения, они реальны независимо от сознания, осознающего или не осознающего их. Объективные отношения «ценность — интерес», независимые в этом смысле от сознания, и сами являются опосредованием и объективизацией: они суть бсобенное проявление общественных производственных отношений и отношений взаимодействия. Это одновременно — наибольшая всеобщность, конечность объема.
Аналогичное свойство всякого опосредования и объективизации объясняется разнообразием и преходящим характером данных отношений: проявлением производст-
14
венных и общественных отношений как нормативных отношений, тем, Чгго учредившие их внешние формы историчны, переменчивы и преходящи. Всем этим определено не число фактических опосредовании, а только всеобщность опосредования, ведущего к норме.
Именно то обстоятельство, что опосредования означают и объективизации, дает основу и неадекватному проявлению объективного: оно проявляется в осознанном как свое инобытие. Объективное сохраняется в осознанном и отрывается от него, а затем превращается в материальную силу, т. е. возвращается в объективное. Этим объективное меняется, но как объективное остается неизменным: во взаимовлиянии сознание оказывает обратное действие на объективные общественные и производственные отношения, а в результате обратного действия сохраняется момент сознания.
Это основной пункт и общественного управления поведением. Фактические человеческие связи, обстоятельства, события, действующие как отношения, суть явления и, будучи отраженными сознанием как категории, на определенном уровне общественного производства могут оцениваться разными способами. Право на существование способов оценки определяется конкретными общественными отношениями. Оценка есть опосредование, а способ оценки есть формирующаяся в опосредовании объективизация как средство.
По различию способов оценки осознаются порядки «ценность — интерес», служащие основами систем норм всевозможных типов. Иерархии ценностей этих порядков отличаются друг от друга в соответствии со способом оценки. Системы типовых норм отличаются одна от другой по своей структуре, номинализации, системе ответственности и т. д. Общественное познание, принятие и соблюдение этих норм — все это представляет собой объективную действительность в сфере культуры. Данные нормы тяготеют прежде всего к основным движениям общества, к активности социальных классов: они находятся под влиянием движения крупных экономических, политических, общественных групп и одновременно являются их орудиями. (В этом, в первую очередь, состоит суть их взаимовлияния и связи, и только во вторую очередь — в аналогиях внешней формы. Вследствие их относительной замкнутости, самостоятельности, различи- типрвые нормы характеризуются относительно са?
15
мостоятельным возникновением и развитием. Они не механические зеркальные образы, а нетождёства внутри соответствия и существуют совместно, в; структурно-функциональном порядке. Структурность этих норм выражает порядок их классового типа. Таким образом, мы подходим к типовым нормам: к системам норм права, морали, обычая и т. д. Каждая из них имеет классовый характер, более того, они по классам, группам, коллективам образуют отличающиеся друг от друга системы и, за исключением права, существуют вариационно.
В чем состоит роль систем норм, отдельных норм, управляющих поведением человека, в чем содержательность регулирования? В качестве взаимосвязи дается общее отношение нормотворчества, соблюдения и несоблюдения нормы. Естественно, что форма и внутренняя упорядоченность1 самоучреждения отдельных систем типовых норм различны, поэтому их общее отношение выражает абстрактный момент и только в этом объеме схватывает отдельные конкретные системы типовых норм в их релятивности, а не в конкретной положенное™.
Нормотворчество формулирует общественные интересы в их всеобщности, устанавливает между ними взаимную связь и выражает необходимость их соблюдения в форме общего предписания, нормативного приказа. Отношения.— как осознанные, положенные и ожидаемые отношения — принимают форму нормативных отношений. Теми, что есть налицо, непосредственно затрагиваются объективные отношения, но под влияние они попадают косвенно. Воздействие начинается тогда, когда нормы в обществе действуют. Их признают, когда они выполняют свою задачу. Следовательно, в движении регулирован-ности создание нормы, нормотворчество служит каким-то отправным пунктом, а конечный пункт — реализация нормы, соблюдение ее, что, разумеется, предполагает и свою противоположную форму — несоблюдение2 нормы.
Соблюдение нормы или ее несоблюдение связано с конкретными субъектами: отношение личности и нормы однозначно. Здесь норма выходит из своей социальной всеобщности и становится непосредственной внешней формой удовлетворения индивидуальных потребностей, а всеобщность остается в норме, исчезнув. Между двумя моментами располагается применение нормы как инсти-1 тут, исключающий несоблюдение нормы, как рпосредо-
16
вание, в выполнении задачи которого встречаются нормативная всеобщность, индивидуальное поведение, соответствующее норме или нарушающее ее. В этом своем качестве применение нормы двойственно: отделяет то, что в норме уже определено, и намечает то, что уже налицо, как момент в соблюдении и несоблюдении нормы. Поскольку все три момента — нормотворчество, соблюдение нормы и применение нормы, даже в их отрицаемой форме, должны предполагаться априори, постольку совместное существование моментов есть необходимость, а их проявление — единство.
Иначе говоря, из наличного бытия нормы следуют ее соблюдение или несоблюдение, а из них — та внешняя сила, которая призвана обеспечивать соблюдение. Это — применение нормы. В нормотворчестве объективизируются личность и отношение, а в личности материализуется предмет. Данное опосредование перенимается и новым опосредованием разрешается в отношении личности в процессе применения нормы. И наконец, образуется взаимосвязь, когда нормотворчество — категория всеобщего, соблюдение нормы — категория единичности, а применение нормы — категория особенного. Понятия здесь абстрагированы, они фигурируют только в той своей предметности, в которой выступают как нормы без различий, как нормативные отношения. Все это — общие моменты, и в своем объеме они не могут дать ответа на вопрос о том, каким образом в каком-либо обществе в определенное время, например, право, мораль или обычай управляют поведением людей и как формируют их связи. Однако в своей всеобщности они могут послужить отправной точкой для некоторых основополагающих выводов.
То движение общества, моментами которого являются нормотворчество, применение нормы и соблюдение нормы, — это единство само в себе, развитие которого обусловливается внешними факторами. Нормотворчество отправляется не из нормативной области, а из области общественных фактических отношений, реализация же нормы (ее соблюдение и применение) выходит из области нормы и переходит в фактические отношения. Свои связи норма сохраняет постольку, поскольку в своей «завершенной» сущности оказывает обратное действие на нормотворчество и при повторном начале про-
как об|~
цесса вновь появляется
17
% З^каз 4253
поведения определяют норму, а норма определяет отношения и поступки. Но в этой детерминированности грани обособлены, их реальные различия не исчезают, а направление процесса развития определено.
Дополнение. Категории внутри взаимосвязи нормотворчества, соблюдения нормы и применения нормы (всеобщего с особенным) не могут подменяться: например, вместо нормотворчества нельзя ставить применение нормы. Другой вопрос — диалектика их взаимного воздействия. Следовательно, взаимосвязь «практична» уже в своем абстрактном объеме: она может быть объяснена как раз практикой нормативности.
Необходимо подчеркнуть-^- отнюдь не потому, чтобы всякое утверждение имело противоположность, а чтобы исключить возможность механического вывода, — что направленность или детерминированность поступков есть результат не только социальных норм. Они реализуются не только потому, что существуют системы общественных норм, регламентирующие отношения между людьми, которые соблюдают или не соблюдают их. Истина, добытая опытом, состоит в том, что в своем большинстве люди следуют нормам, но явление, имеет и такую проекцию, которая возникает в своей относительной самостоятельности. Само конкретное поведение может иметь место в силу только социальной необходимости, без знания и учета относящихся сюда конкретных норм, хотя, на первый взгляд, действием нормы может показаться и то, на что эта норма не имела никакого влияния. Предполагаемое общее или обретенное каждым знание норм есть прежде всего идея юристов. Но это не просто идея, а средство, именно орудие в реальной нормативной проекции, являющееся элементом применения нормы3.
Эффективность нормы обязательно выходит за пределы ее области. Она ведет от движения нормативности к социологии соблюдения права4.
Целесообразностная положенность нормы, как момент, вновь определена в причинностных рядах: норма действенна тогда, когда она соответствует общественной необходимости, социальной реальности, когда общественная необходимость содержится в норме, и она поистине действенна тогда, когда противоречие общественных закономерностей и нормативных закономерностей является неантагонистическим5. Возможности для этого исторически беспрерывно меняются.
Общество — не просто абстракция по отношению к индивиду; норма не является исключительно всеобщим коллективным, но по существу своего содержания она обоснованна для индивида и соразмерна его природе. Именно поэтому возможно управлять поведением и поступками людей. В механизме общественного управления поведением самостоятельным и существенным еди#-
18
ством является ^нормативный механизм, системы социальных норм вместе с их предметными функциями, а также отношения людей. В одинаковой мере сознание является условием существования и реализации норм различных общественных отношений. В нормах выражаются общественные условия жизни, отраженные сознанием, в то же время общественные нормы обретают реальность только посредством сознания, ощущений, поступков отдельных людей: субъекты, располагающие сознанием, суть носители и одновременно реализаторы регулируемых социальными нормами отношений. Из функциональной сущности общественных норм вытекает, что нормы не имеют практики, независимой от общественно-исторической деятельности6. С точки зрения деятельности норма не цель, а обобщенное требование содержания. Оно выдвигает проблему общественного управления поступками в качестве вопроса связи систем социальных норм друг с другом.
Один вид поведения может затрагивать несколько систем норм: многие типы возможных поступков могут фигурировать в нескольких системах норм, могут быть конфигурацией, охваченной несколькими порядками ценностей. Одно и то же поведение может проявляться в одинаковой мере как правоотношение и как моральное отношение. Коллизионные точки систем норм — это по сути пункты непосредственного взаимодействия порядков «ценность —интерес»: нормативно различные системы общественных норм, существующих в определенное время, даже и вследствие коллизий формируются с учетом друг друга. В конечном счете взаимодействие определяется общественным бытием. Взаимовлияние систем норм косвенно проявляется в том, что норма, оказывая обратное действие, идеологически влияет не только на соответствующую форму сознания, но и на сознание в целом.
Здесь необходимо еще раз сослаться на опосредования и объективизации нормативности. Даже сами отличающиеся друг от друга нормы суть опосредования и объективизации. Норма, которую определенным образом создает сознание, как продукт сознания — объективизация, а как таковая — чуждая сущность, власть, ставшая даже независимой от него. В своем нормативном проявлении норма фиксирует себя предметно: она — превращение во внешне — чуждое. Сознание как момент, соз-
* 19
дающий норму, и сознание как момент Соблюдения нормы уже хотя бы поэтому являются нетождеством, но даже в своем нетождестве они едины. Одно и то же поведение, как правоотношение и как моральное отношение, не единожды обретает внешнюю форму то одного, то другого, а внутри своего единства вынуждено переходить в различные опосредования и объективизации. Чем более развито общество, тем более сложны производственные отношения и отношения взаимодействия людей, этому следует и нормативность, и тем больше видов опосредовании и объективизации выступает как внешне — чуждая, нормативная, принуждающая власть. Принуждающий характер здесь, естественно, не может отождествляться с фактическим физическим принуждением. На этой объективизации основывается сила различных систем типовых норм господствующего класса, их структурный и иерархический вес.
Итак, существенная взаимосвязь общественного управления поведением людей, выраженная в связи систем социальных норм, в конечном счете есть отношение человека к социальной структуре, т. е. к общественному производству. С другой стороны, вынужденный переход в объективизации и опосредования не просто принуждение. Для человека это одновременно положено и как средство. И вопрос о том, в какой мере исчезает в данном моменте их отчужденная сущность, снова относится к общественной структуре. Эта взаимосвязь в ее сущности налицо и в связи систем типовых норм, существующих вместе в одно и то же время.
Общественное управление поведением людей путем нормативности — это своеобразные непрерывность и прерванность. Отношение, крторое, объективизируясь, укрепляется в норме, исчезает тогда, когда возникает: отношение, типизированное и обобщенное во время нормотворчества, налицо тогда, когда возникает норма, а когда норма воздействует, заложенное в ее основу отношение меняется уже непрерывно, оно становится иным, оно исчезает. Вначале противоречие минимально, оно почти теоретическое, позже количество переходит в качество. Нормотворчество способно следовать количественным изменениям. В случае качественного изменения действие нормы прерывается путем образования новой нормы7. Такая зависимость имеет особое значение с точки зрения правореализации.
20