2014_bukina
.pdf2.Многократное воспроизведение процесса в одних и тех же
(т. е. контролируемых, искусственно создаваемых) условиях. Например, если один опыт проведен при определенном давлении и температуре, то и последующие должны производиться при тех же значениях этих показателей.
3.Целенаправленное изменение условий опыта при строгой фикса-
ции этих изменений, с тем чтобы выяснить течение процесса при различных обстоятельствах и получить необходимое знание об объекте исследования. Скажем, цель опыта – изучить процесс окисления како- го-либо металла. В атмосфере этот процесс идет при непрерывно меняющихся случайным образом условиях (температуре, давлении, влажности и т. п.). В лабораторных условиях все эти параметры можно изменять в четко фиксируемых значениях.
В эксперименте можно выделить субъективную и объективную стороны. К субъективной стороне относится все то, что характеризует деятельность человека: 1) особенности органов чувств человека, воспринимающих информацию в ходе эксперимента; 2) уровень знаний и духовной культуры, квалификация и способности экспериментатора;
3)сформулированные цели и задачи эксперимента; 4) другие особенности деятельности экспериментатора. К объективной стороне относятся предмет исследования, имеющиеся экспериментальные средства (приборы, аппараты, инструменты) и зафиксированные в литературе методы проведения эксперимента.
Надо добавить, что к характеристикам эксперимента целиком относится все то, о чем говорилось применительно к наблюдению и измерению, так как и наблюдение, и измерение входят необходимыми составными частями в эксперимент.
Следует остановиться на встречающемся в печати (особенно в периодической) употреблении понятий «наблюдение» и «эксперимент». Часто можно встретить, например, высказывания типа «проводится грандиозный космический эксперимент», относящиеся, скажем, к посылке автоматической станции на Венеру. Разберемся, является ли исследование Венеры с помощью автоматической станции экспериментом? Мы только что выяснили: эксперимент связан с активным, целенаправленным воздействием на объект исследования. В данном случае никакого активного целенаправленного воздействия на объект (Венеру), если не считать несущественных изменений атмосферы под воздействием спускаемого аппарата, нет. Такое воздействие и не планировалось при постановке задачи исследования. С этой точки зрения
31
(методологической) в данном случае имеет место наблюдение, а не эксперимент.
Но такие сложные и дорогостоящие предприятия, как посылка автоматической станции на Венеру, редко ограничиваются одной целью. Как правило, в современной науке стремятся использовать сложные дорогостоящие установки для одновременного проведения целого ряда исследований. В приведенном примере можно отметить, что последняя по времени посылка автоматической станции на Венеру осуществлялась с помощью аппаратов «Вега», которые предназначены для исследования кометы Галлея (опять-таки методом наблюдения). Но кроме этих двух целей можно зафиксировать еще одну: посылка автомата на Венеру используется также для отработки конструкции самих спускаемых аппаратов. В этом случае объектом эксперимента выступает не какое-то небесное тело, а сами аппараты, созданные человеком. Именно с этой точки зрения можно назвать экспериментом посылку автоматической станции на Венеру. Следовательно, если мы рассматриваем в качестве объекта исследования космическое тело – Венеру, комету Галлея – в гносеологическом смысле это будет наблюдение; если мы берем в качестве объекта исследования сами приборы и аппараты, по отношению к ним это будет эксперимент.
Социальный эксперимент
Методы научного исследования, о которых шла речь в этом разделе, существенно видоизменяются при изучении такого сверхсложного объекта, каким является общество. В этом случае объектом научного исследования становится общественная жизнь людей. Но каждый человек является личностью, носителем способностей и умений, работником и мыслителем, исследователем и поэтом, имеет определенные мировоззренческие и нравственные установки, включен в громадное число общественных связей.
Это ставит перед исследователем-обществоведом целый ряд проблем, не встречающихся в естественных науках. Скажем, изучая поведение социальных групп и индивидов, социологи не могут вести наблюдение таким образом, чтобы об этом не было известно людям, включенным в орбиту исследования. Это было бы серьезным нарушением общепринятых этических норм.
С другой стороны, хорошо известно, что, получив информацию о ведущемся за ним наблюдении (и согласившись на это), человек осо-
32
знанно или неосознанно изменяет свое поведение. Поэтому в конкретных социологических исследованиях разрабатываются специальные методы и приемы, позволяющие по возможности элиминировать (снять) влияние такого рода субъективных факторов, как результаты исследования. Например, при анкетировании необходимо формулировать вопросы так, чтобы ответы на несколько разных вопросов позволяли бы подойти к оценке какого-либо изучаемого параметра с разных сторон и выявить его объективные характеристики.
Наибольшее значение все эти особенности изучения общественной жизни приобретают при проведении социальных экспериментов. Социальные эксперименты ставятся, например, для выяснения возможностей и специфики деятельности коллективов и отдельных личностей в экстремальных условиях (зимовщики на полярных станциях, космонавты на космических кораблях, переходы по тундре, через пустыни и т. п.). В этих случаях условия существования человека очень резко изменяются по сравнению с обычными и требуют большого напряжения физических и духовных сил. Естественно, что участниками таких экспериментов могут быть только добровольцы.
Другой тип социального эксперимента, получивший широкое распространение в наше время, – создание для каких-либо трудовых коллективов (или целой группы коллективов, или населения города, области) условий, в которых можно было бы проверить некоторые теоретические представления и путях интенсификации производства, повышения материального благосостояния, уровня культурного развития, бытового обслуживания и т. д. Во всех этих случаях должно беспрекословно соблюдаться одно требование – условия эксперимента должны быть такими, чтобы они ни в коем случае не ухудшали материальное положение и другие стороны жизни добросовестно работающего труженика или коллектива в целом.
Одна из наиболее существенных трудностей исследования общественных процессов состоит в необходимости учитывать очень большое число действующих одновременно факторов, которые невозможно исключить из реальной жизни. Поэтому центральная задача такого рода исследований, включая и социальный эксперимент – выявить тс факторы, которые определяют главную тенденцию общественного развития, найти «основное звено» в цепи событий.
33
* * *
Термин «эксперимент» иногда используется и для обозначения масштабных исторических процессов. Например, можно прочесть и услышать об эксперименте по созданию общества, проведенном в нашей стране. С методологической точки зрения такое словоупотребление вряд ли можно признать корректным.
Представление о том или ином историческом событии, явлении, процессе как эксперименте совсем не безобидно. На первый взгляд, безразлично, назовем ли мы данное событие (например, социальную революцию) экспериментом или не назовем. На самом деле это вопрос чрезвычайно важный. Помимо того, что такое словоупотребление некорректно по сути, поскольку не соответствует всем атрибутам этого метода познания (в частности, повторяемости, возможности повторить, вернуться к нему еще раз; невозможности контролировать огромное число условий, без чего он теряет смысл, и т. д.), применение этого понятия к историческим событиям дает некое «теоретическое» обоснование безответственности.
Нередко можно услышать или прочесть, что ошибки, например, в социальной политике есть результат экспериментирования. Конкретно чаще говорят примерно так: мы ошибаемся потому, что учимся (например, учимся демократии). Это по сути дела способ оправдать произвол, некомпетентность, отсутствие твердых моральных принципов. Часто такое отношение к делу и, следовательно, к человеку, который рассматривается в этом случае в качестве «материала» для экспериментирования, связано с попытками выработать некую особую, корпоративную мораль, «оправдывающую» подобные действия людей, обладающих властью.
В этом случае слово «эксперимент» может иметь лишь сугубо метафорический смысл.
34
СИСТЕМАТИЗАЦИЯ И ОБОБЩЕНИЕ ДАННЫХ ОПЫТА. СПЕЦИФИКА ЭМПИРИЧЕСКИХ ПОНЯТИЙ И ЗАКОНОВ
В результате наблюдений и экспериментов ученый получает в свое распоряжение большое количество научных, т. е. твердо установленных и четко зафиксированных, фактов. Как уже говорилось, факты являются тем фундаментом, на котором строится научное знание. Хотя без фундамента нельзя построить здания, один фундамент сам по себе еще не есть здание, не есть научное, т. е. систематизированное и обобщенное, знание. И ученый, получив в свое распоряжение факты, приступает к их систематизации и обобщению. При этом он использует определенные методы познания, сложившиеся в историческом процессе развития науки. На некоторых из этих методов мы и остановимся подробнее.
Анализ и синтез
Анализ – это операция расчленения вещи, явления, свойства или отношения между предметами на составные элементы, выполняемая в процессе познания и практической деятельности. Анализ неразрывно связан с синтезом, который состоит в соединении выделенных в анализе элементов. Анализ и синтез представляют собой противоположности, взаимно предполагающие и дополняющие друг друга.
Анализ и синтез как приемы познания имеют свои корни в практической материальной деятельности человека.
Вот один из наиболее часто встречающихся примеров использования анализа и синтеза в качестве практического приема. Как мы поступаем в случае, если обнаруживаем, что какой-либо механизм, прибор, устройство перестает работать? Как правило, мы разбираем его на части, детали, осматриваем их, обнаруживаем поломку (это и есть анализ) и устраняем ее. Затем мы соединяем детали в соответствии с конструкцией (схемой, чертежом) в единое целое, в систему (синтез), восстанавливая работоспособность механизма.
35
Именно практические потребности заставили человека расчленять предметы на их составные части, выделять те отношения между вещами, которые имели жизненно важное значение. Повторяясь миллиарды раз, эти операции запечатлелись в сознании человека в виде относительно самостоятельных приемов мыслительной деятельности.
Один из наиболее распространенных видов анализа базируется на выделении отношения часть–целое. Целое – исследуемый предмет, явление расчленяется (экспериментально, практически или мысленно) на части по определенным признакам. Затем выясняются специфические качественные отличия каждой такой части от другой. Например, анализируя растение, мы можем выделить такие его части, как корень, стебель, листья и т. д. Все они являются частями растения и в то же время отличаются друг от друга и по строению, и по функциям.
Другой аналитический прием состоит в разделении общих свойств предметов и отношений между ними. При этом свойство или отношение, характеризующее объект исследования в целом, разделяется на составляющие его свойства и отношения, которые изучаются по отдельности. Например, в физике при изучении отношения между давлением (P), объемом (V) и температурой (T) газа исторически сложилось так, что сначала была открыта зависимость между V и P, получившая по имени исследователей название закона Бойля-Мариотта (при этом отвлекались от T), а позднее – зависимость между V и T газа – закон Гей-Люссака. Величины T и P, когда от них отвлекаются, считаются постоянными (это можно сделать экспериментально или мысленно, вводя соответствующие коэффициенты в формулы). Весь ход развития научной мысли (в том числе и приведенные выше примеры) подтверждает неразрывность анализа и синтеза, неизбежность обращения к синтезу, если вы хотите получить знание о предмете в целом. В самом деле, разделив растение на стебель, корни, листья и изучив каждую из этих частей в отдельности, мы еще не будем знать, что собой представляет растение. Лишь выявив связи и отношения, в которых находятся исследованные части в растении, и воссоединив эти части соответственно имеющимся связям, мы получим представление о растении в целом.
На это можно возразить, что у нас уже имелось общее представление о растении, прежде чем мы приступили к его разделению на части, к анализу. Это, конечно, верно. Но представление, полученное в результате последовательного применения приемов анализа и синтеза, существенно отличается от первоначального. Оно полнее, глубже от-
36
ражает природу объекта, поскольку в нем синтезированы и результаты анализа, т. е. это представление включает в себя знание свойств частей и отношений между ними, чего не было в первоначальном представлении. Синтезированное представление – это уже научное знание, фиксирующее внутренние связи и отношения, в отличие от обыденного, схватывающего лишь внешние признаки и связи.
Научное познание возможно лишь на пути диалектического сочетания анализа и синтеза в исследовании. Причем выбор той или иной процедуры в каждом конкретном случае не произволен, а зависит от объекта исследования, имеющихся средств и выработанных наукой методов исследования.
Индукция и дедукция
Эти взаимосвязанные методы научного познания характерны тем, что в значительно большей мере включают в себя использование чисто формальных правил. Выделение этих методов опирается на два типа умозаключений – дедуктивные и индуктивные умозаключения.
Индукция (наведение) – это такой способ рассуждения, когда из знания свойств некоторых предметов данного класса делают вывод о том, что эти свойства присущи всем предметам данного класса. (Например, вы обнаруживаете, что ель, сосна, кедр, пихта остаются зимой зелеными, и делаете вывод, что все хвойные деревья не сбрасывают хвою зимой.) При использовании индукции мысль движется от менее общих положений к более общим. Индукция тесно связана с наблюдением и экспериментом, которые дают материал для индуктивных обобщений. Обнаруживая сходные черты у предметов и явлений какого-либо рода, мы делаем вывод о принадлежности этих черт всем предметам и явлениям данного рода. В основе индуктивных настроений лежит объективная закономерность явлений действительности, взаимосвязь единичного и общего. Общее не существует само по себе, оно существует лишь как сторона, свойство отдельного. Индукция и дает нам метод, с помощью которого мы выделяем это общее в отдельном, единичном и таким образом познаем это общее.
Какова же достоверность выводов, полученных индуктивным путем? В.И. Ленин отмечал в «Философских тетрадях», что «самая простая истина, самым простым, индуктивным путем полученная, всегда неполна, ибо опыт всегда незакончен» [16, с. 162]. Опыт всегда незакончен, так как нет гарантии, что нам удалось охватить все явления
37
данного класса во всей их изменчивости, во всех связях и отношениях. (Если вернуться к приведенному примеру и продолжить опыт, т. е. продолжить изучение хвойных деревьев, то среди них можно обнаружить лиственницу, которая по всем другим свойствам принадлежит к хвойным деревьям, но, как известно, сбрасывает хвою на зиму. Следовательно, наш вывод был, по существу, проблематичным.)
Из этого, однако, не вытекает, что надо игнорировать индукцию, поскольку она не дает полного достоверного знания. Полнота и достоверность любого знания, как известно, в конечном счете проверяется практикой. Полученные индуктивным путем выводы, будучи подтверждены практикой, являются достаточно прочным основанием для дальнейшего исследования. Важнейшая особенность индукции в том, что она позволяет получить новое знание – знание, которого не было.
В противоположность индукции дедукция представляет собой форму движения мысли от более общего к менее общему, от общего к частному. Общие научные положения при этом используются для получения знания о конкретных явлениях. При истинности этих общих научных знаний, выступающих в виде посылок дедукции, мы получаем истинное выводное знание. (Например, установлено, что все металлы электропроводны. На основании известных нам признаков определяем, что данное вещество, скажем вольфрам, металл. Из этих двух посылок получаем вывод – вольфрам обладает свойством проводить электрический ток.) Заметьте, при этом, по существу, мы не получили никакого нового знания, ибо знание об электропроводности металлов уже было сформулировано, и оно, так сказать, автоматически распространяется на все предметы данного класса.
Дедуктивные умозаключения и дедуктивный подход вообще широко используются в математике. Классическим примером служит геометрия Евклида, построенная (выведенная) из десяти исходных принципов (постулатов, аксиом), например: через две точки можно провести одну прямую; все прямые углы равны; через точку, лежащую вне прямой, можно провести только одну прямую, параллельную первой, и т. д. С помощью этих исходных положений Евклид сформулировал и доказал около 500 теорем, составлявших в течение многих веков основу различных разделов геометрии.
Однако в XIX в. Лобачевский и Больяни доказали, что можно построить другую, неевклидову геометрию, если отказаться от постулата о параллельности двух прямых. Эта геометрия с таким же, и даже с большим, успехом отображает реально существующий мир, в частно-
38
сти свойства пространства, предсказанные теоретически Эйнштейном и обнаруженные затем эмпирически.
Проблема, следовательно, упирается в обоснование исходных положений, из которых делаются дедуктивным путем выводы. Откуда же берутся эти исходные положения? Мы уже видели, что такие общие положения, знание общего есть результат обобщения отдельных фактов, в процессе которого ведущую роль играет индукция, тесно связанная, в свою очередь, с материальной практикой, с индустрией, с экспериментом. Именно в этом пункте наиболее ясно обнаруживается необходимая связь индукции и дедукции в научном исследовании.
В истории естественных наук и философии встречались попытки абсолютизировать как универсальный и всеобъемлющий метод научного мышления либо индукцию (Ф. Бэкон, Дж.Ст. Милль), либо дедукцию (Р. Декарт, Г. Лейбниц). Отрыв дедукции от индукции и их противопоставление сужает возможности научного исследования. Об этом говорит Ф. Энгельс, который подчеркивал необходимую связь этих форм мышления: «Индукция и дедукция связаны между собою столь же необходимым образом, как синтез и анализ. Вместо того, чтобы односторонне превозносить одну из них до небес за счет другой, надо стараться применить каждую на своем месте, а этого можно добиться лишь в том случае, если не упускать из виду их связь между собою, их взаимное дополнение друг друга» [38, с. 542].
Классификация и систематизации
Применяя анализ и синтез, индукцию и дедукцию и другие методы, ученый устанавливает объективные закономерные связи между изучаемыми явлениями (или отсутствие таких связей) и в соответствии с этим группирует и систематизирует явления. Одним из наиболее распространенных способов группировки является классификация. Классификация как способ научного исследования возникла на заре развития науки. До этого имеющиеся знания, главным образом практическитехнологического характера, группировались вокруг мифологических персонажей.
Так было, по-видимому, в древней Греции гомеровской эпохи. Боги в древнегреческой мифологии были связаны кровно-родственными отношениями, т. е. их имена образовывали определенную структуру – генеалогическую схему, отражавшую хорошо известный факт доминирующей роли кровно-родственных связей при родовом строе. Каждый из богов был связан с определенным кругом практических навыков и
39
умений. Например, Гефест (у римлян – Вулкан) был не только богом подземной огненной стихии, но и, так сказать, по совместительству богом кузнечного дела; Диана – покровительницей лесов (природное явление) и охоты (человеческая деятельность).
Стихии (начала) философов милетской школы могут рассматриваться как первая попытка классифицировать явления природы, свести их к нескольким родам. Наибольшее применение этот способ получил при изучении животного и растительного мира. Начало классификации животных было положено еще Аристотелем в его «Истории животных».
Существуют различные типы классификаций. Выделяют классификации естественные и искусственные, генетические и морфологические, и т. д. Общим признаком всех классификаций является разбиение некоторого множества объектов на подмножества (например, всех животных можно разделить на группы по различным признакам: позвоночные и беспозвоночные, затем среди позвоночных выделить млекопитающих и рыб, и т. п. Всю мебель можно разделить, скажем, на столы, стулья, шкафы и прочее, а затем, например, шкафы – на книжные и платяные и т. п.)
Ценность той или иной классификации зависит от того, какой признак положен в ее основу, т. е. на какие объективные связи предметов опирается данная классификация. Можно, скажем, сельскохозяйственных животных распределить по группам в соответствии с цветом шерсти. Ясно, что классификация по этому признаку может иметь некоторое значение в одном случае, например для овец, и почти ничего не значить в другом, например для коров, где гораздо важнее знать продуктивность животных по молоку и мясу.
Поиски более глубоких оснований классификаций, которые на начальных этапах развития науки строились часто по внешним, несущественным признакам (например, алхимики ставили в один ряд и вещества, имеющие сложный химический состав, и отдельные химические элементы), привели в конечном счете к выявлению целого ряда объективных связей, определяющих специфику крупных отраслей естествознания. Такой подход получил название систематики (в биологии). В отличие от классификации, главная задача которой – аналитическая (распределить явления по «полочкам»), задача систематики – синтетическая – найти общие основы и формы связи элементов в целостные системы. Таким путем были простроены естественная система животных и растительных организмов в биологии, периодическая си-
40