1.2. Преддверие «красного террора»

Справочное издание «Чёрная книга коммунизма» французского коллектива историков так описывает преддверие красного террора: «Никогда большевики не чувствовали, что их положение так шатко, как в летние месяцы 1918 года. Их власти <...> грозили с трех сторон мощные антибольшевистские силы. С юга, из Донской области, угрожали казаки атамана Краснова и Белая армия генерала Деникина; на западе вся Украина была в руках германских войск и Центральной Рады; и наконец, по всему протяжению Транссибирской железнодорожной магистрали важнейшие города оказались под ударами Чехословацкого корпуса, поддержанного эсеровским правительством в Самаре. В районах же, остававшихся под контролем большевиков, в течение лета 1918 года то и дело вспыхивали восстания и бунты; чаще всего они были вызваны грабежом продотрядами крестьян, запретами на свободную торговлю и насильственной мобилизацией в части Красной Армии. Толпы возмущенных крестьян врывались в близлежащие города, подступали к зданию местного Совета, пытаясь иной раз поджечь его или разгромить. Как правило, инциденты подавлялись: воинская часть, милиция, призванная обеспечивать порядок, или, все чаще и чаще, особые отряды ЧК не раздумывая пускали в ход оружие. Во всех этих умножавшихся изо дня в день выступлениях большевистские руководители видели проявления широкого контрреволюционного заговора, направленного против их власти «кулаками и скрытыми белогвардейцами». Так, Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (также известная как ВЧК при СНК РСФСР и ЧК и созданная 20 декабря 1917 г.) за период с мая по июнь 1918 г. только в Петрограде (Санкт-Петербурге) зарегистрировала семьдесят инцидентов. В их числе были забастовки, митинги, антибольшевистские манифестации, и участвовали в этих инцидентах в основном рабочие. Собрание рабочих уполномоченных — организация, координирующая оппозиционную деятельность среди рабочих, которой руководили меньшевики, — было распущено. За два дня было арестовано более восьмисот «зачинщиков». В ответ на забастовки 13 июня 1918 г. был принят декрет о восстановлении смертной казни среди населения. С этого момента расстрел мог применяться по приговорам революционных трибуналов. А уже 8 августа 1918 года В. И. Ленин написал Г. Ф. Федорову о необходимости массового террора для «наведения революционного порядка»: «В Нижнем, явно, готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни... <...> Ни минуты промедления…». Помимо казни, были применены летом 1918 года и другие репрессивные инструменты. Например, система заложничества, а также возникшие в России во время Первой мировой войны концентрационные лагеря. 9 августа 1918 года Ленин отправил указания в Пензенский губисполком: «Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города…» «Сомнительными», вероятно, были остающиеся на свободе видные политики оппозиционных партий. Поэтому 15 августа Ленин и Дзержинский подписали ордера на арест Мартова, Дана, Потресова, Гольдмана, — лидеров партии меньшевиков. Помимо этого, несколькими днями ранее Дзержинский и Троцкий подобным образом приказывали заключать заложников в «концентрационные лагеря». Заключение в эти лагеря не требовало никакой судебной процедуры и осуществлялось как элементарная административная мера в отношении «сомнительных». «Концентрационные лагеря для военнопленных существовали во время войны как в России, так и в других воюющих государствах, но концлагеря для лиц гражданских — изобретение большевиков», — подчеркивается в «Черной книге коммунизма». «Гражданская война не знает писаных законов, – утверждал в «Известиях» 23 августа 1918 года М. И. Лацис, главный помощник Дзержинского. – Надо не только разгромить действующие вражеские силы, но и показать, что кто бы ни поднял меч против существующего классового строя, от меча и погибнет. По таким правилам действовала буржуазия в гражданских войнах, которые она вела против пролетариата. <...> Мы еще недостаточно усвоили эти правила. Они убивают нас сотнями и тысячами. Мы казним их по одному, после долгих обсуждений перед комиссиями и судами. В гражданской войне нет места для суда над врагами. Это – смертельная схватка. Если не убьешь ты, убьют тебя. И если ты не хочешь быть убитым, убей сам!» 30 августа 1918 года произошли два террористических акта: один — против главы Петроградской ЧК М. С. Урицкого, второй против Ленина. Именно они окончательно заставили большевиков поверить в массовый заговор, хотя считается, что на самом деле эти покушения никак не были связаны. Сейчас появляются некоторые данные в пользу того, что это покушение – результат провокации, организованной ЧК, избавившейся вслед за тем от исполнителей¹. Большевистское правительство тотчас же приписало эти покушения «правым эсерам, прислужникам англо-французского империализма». На следующий после покушения день в газетных статьях и правительственных сообщениях зазвучали призывы к террору: «Трудящиеся, – писала «Правда» 31 августа 1918 года, – настал час, когда мы должны уничтожить буржуазию, если мы не хотим, чтобы буржуазия уничтожила нас. Наши города должны быть беспощадно очищены от буржуазной гнили. Все эти господа будут поставлены на учет и те из них, кто представляет опасность для революционного класса, уничтожены. <...> Гимном рабочего класса отныне будет песнь ненависти и мести!» И наконец, 5 сентября Советское правительство легализовало террор Декретом о красном терроре. Позднее Дзержинский признавался: «Законы 3-го и 5-го сентября наконец-то наделили нас законными правами на то, против чего возражали до сих пор некоторые товарищи по партии, на то, чтобы кончать немедленно, не испрашивая ничьего разрешения, с контрреволюционной сволочью».