книги / Собачий бог
..pdfСергей Арбенин
СОБАЧИЙ БОГ
Москва
Корпорация «Сомбра»
представляет:
Артем Тихомиров
«Комната, которой нет»
Глеб Соколов
«Вуду. Тьма за зеркалом»
Олег Овчинников
«Арахно. В коконе смерти»
Олег Овчинников
«Ргометро»
Дмитрий Казаков
«Страж Порога»
Сергей Арбенин
«Собачий бог»
Михаил Попов
«Плерома»
ББК84 (2 Рос=Рус)6 А79
Арбенин С.
А79 Собачий бог / Сергей Арбенин. — М.: Корпорация «Сомбра», 2006.—480 с.
ISBN 5-91064-014-3
На окраине сибирского городка происходят загадочные убийства. Растерзанные тела находят в переулках, на свалках. Власти устраивают массовый отлов бродячих собак и отстрел волков...
О местном краеведе ходят нехорошие слухи. Все, кто вхо дит в его дом, бесследно исчезают. Старик не топит печь, ле жит в пустой холодной комнате, в которой нет никакой мебе ли кроме лежанки и белой шкуры на полу...
Больного и старого пса Тарзана хозяева увозят из дома и бросают в лесу. Но пёс должен вернуться и спасти свою Ма ленькую Хозяйку. Он знает, что рядом с ней, среди синих суг робов, растет Нечто, что грозит всему живому.
Это Нечто чувствует и студент, снимающий комнату в дере вянном доме неподалеку. Студент, который в лунные ночи
способен превращаться в собаку... |
|
КВЫ 5-91064-014-3 |
ББК 84 (2 Рос=Рус)6 |
|
А79 |
©Арбенин С., текст, 2006
©Корпорация «Сомбра», 2006
Моим дочерям Анне и Полине посвящает с благодарностью
автор
Собачьего бога пусти до порога, А через порог — твой станет бог.
Томск. Черемошники. Декабрь 1994 года
Там, в синей тьме, за сараем, заметенным снегом, за черными досками, таился Ужас.
Тарзан хорошо чувствовал его. Он слышал его вздохи и тяжкие судороги, пробегавшие по доскам и угасавшие в снегу. Тарзан давно принюхивался и прислушивался к этому неназываемому существу, но так и не смог понять, кто это.
У существа не было запаха, кроме запаха страха. Каза лось, нечто просто таится за гнилыми досками, выжи дая своего дня, своего часа.
Тарзан был на страже. Иногда, когда Ужас просыпался в безлунную зимнюю ночь, Тарзан начинал выть и выл, пока Ужас вновь не погружался в небытие.
Тарзан чувствовал, что его хозяева ничего не знают об Ужасе, поселившемся в дальней части двора. Тарзан и сам не знал о нем, пока жил по другую сторону дома. Тогда Тарзан был молод и хорошо знал свое дело, облаи вая прохожих, предупреждая припозднившихся двуно гих чужих, что здесь их ожидает неласковый прием.
Но потом Тарзан состарился и, как решили хозяева, поглупел. Его хриплый лай стал мешать им по ночам.
И тогда они перенесли конуру подальше от улицы, в конец двора, туда, где лежал всякий хлам, подальше от жилого дома.
Тарзан не понимал, чем вызваны перемены в его судь бе. Он и здесь продолжал верно служить хозяевам, выс леживая жирных крыс, шмыгавших под дощатым насти лом, облаивая тех, кто жил в соседнем дворе.
А потом однажды он почувствовал, что рядом с ним поселилось Оно.
Тарзан стал бояться. Он был еще сильной собакой, смелой и сильной, озлобленной от своей цепной жизни. Он никогда и ничего не боялся, кроме Старого Хозяи на, который мог ударить Тарзана поленом по глазам.
Теперь все изменилось. Старый Хозяин бил Тарзана гораздо реже. Зато здесь, в сугробах, часто возились дети, и в их числе — Молодая Хозяйка. Тарзан стал бо яться за нее.
Когда Тарзан впервые увидел, как Молодая Хозяйка, не подозревая о притаившемся Ужасе, идет по сугробам, он едва не обезумел. Он рычал и лаял, он рвался с цепи, приседал на задние лапы и бросался вперед, насколько хватало цепи. Он таки добился своего: Молодая Хозяй ка испугалась и убежала. Тарзан еще рычал, косясь на литым кровью глазом на черные доски сарая, когда при шел Старый Хозяин. Хозяин был очень зол. Он ударил Тарзана сапогом в ребра, а когда Тарзан спрятался в ко нуру — стал пинать конуру. Тарзан выл, скулил и ры чал — он пытался сказать о страшной опасности, — но Старый Хозяин ничего не хотел понимать. Он выкрики вал 1рязные и страшные слова и пинал конуру, пока не устал.
Тогда Тарзан понял: Старый Хозяин не любит Моло дую Хозяйку. Он, наверное, знает про Ужас. Он, может
быть, ждет, что Ужас поглотит Хозяйку, как Тьма погло щает Свет.
Итогда Тарзан решил во что бы то ни стало спасти Молодую Хозяйку. Ему теперь часто снился сон, как Ужас выходит из-за досок, перешагивает через выгреб ную яму, забитые снегом тарные ящики, через нагро мождения шифера, стекла, сгнивших горбылей, и идет к жилому дому, неслышно скользя по снегу. И тогда Тар зан — сгусток злобы и гнева — вылетает из конуры, об рывая цепь, и его зубы впиваются в тощую, обросшую перьями и мхом шею... И льется черная гадкая кровь, и Ужас никнет, оседает, расплывается перед глазами клу бами зловонной тьмы.
ИТарзан просыпался, дрожа от страха и ненависти, и, ощетинившись, долго вглядывался и внюхивался во тьму, в которой тяжко ворочался пока еще копивший силы Ужас.
** *
Зима выдалась голодной и лютой. На дальней городс кой окраине морозный туман погружал во тьму переул ки, занесенные снегом, так что свет фонарей казался тусклее лунного, гудели провода, и любой звук катился по сугробам, подпрыгивая, как мячик.
Здесь, на отдаленной окраине, почему-то было всегда холоднее, чем в центре города. По вечерам в переулках сгущалась морозная мгла и редкие фонари сияли в ту мане отдаленно и отрешенно, словно были огнями из другого мира.
В одну из ночей по переулку шел человек. Скрипел снег, сквозь мглу кое-где подслеповато щурились окна темных домов. Звенели от холода провода, и не было больше никаких других звуков.
Переулок был длинным. Фонари не горели.
Когда сзади послышался какой-то таинственный шо рох, прохожий обернулся. В конце переулка клубилось голубое облако света, и в этом облаке, стремительно приближаясь, неслась огромная тень.
Прохожий застыл на месте. Еще секунда — и из мо розной обманчивой пелены выскочила собака. Она мча лась почти бесшумно — лишь легкий шорох сопровож дал гигантские прыжки.
Человек отступил с дороги к заборам, тут же переду мал, затоптался на месте — и вдруг побежал.
Сгустилось облако и потемнело. Дикий вскрик нико го не поднял с постели.
В глухой тишине со стороны товарной станции зазвя кали далекие стальные колесные пары и заскрипели тор мозные колодки товарных вагонов.
Из темного окна ближайшего дома неотрывно глядело чье-то лицо. Облитое луной, белое, в очках.
* * *
Когда собаки исчезли, растаял морозный туман, и ут ренняя звезда зажглась на угольном небе, дверь скрип нула. На порог вышел старик в телогрейке, в шапкеушанке. Он покурил, стоя на крыльце, глядя в небо. Потом пошел к дровянику, вытащил лопату и жестя ную ванну с привязанной к ручке веревочкой. Нето ропливо прошелся по двору, вдоль забора, подбирая клочья одежды, куски человеческого тела, казавшиеся черными, сложил все это в ванну. Взялся за веревочку и потянул ванну за сараи, к бане. Ванна скрипела, ос тавляя след на CHeiy. Ванну он втащил в баню, вывалил содержимое на холодный скользкий пол предбанника. Вернулся с пустой ванной во двор. Деревянной лопа
той стал снимать верхний, заляпанный кровью, слой снега, набил ванну с верхом, оттащил ее в огород и оп рокинул в дальнем углу, в силосную яму. Прикрыл сверху чистым снегом.
Закончив работу, поставил ванну и лопату на место. И снова закурил, щурясь сквозь очки на одиноко сияв шую звезду.
Когда на звезду внезапно набежало облако и в воздухе стал реять снег — удовлетворенно крякнул. Затоптал па пиросу и двинулся к бане.
Снег пошел гуще, огромными белыми хлопьями. В снегу потонули черные покосившиеся заборы, сараи и избы.
Над баней поднялся и, прижимаясь к земле, потек темный дым. И до самого рассвета плыл горький дым над побелевшим, заваленным свежим снегом, миром.
Иоанно-Предтеченский Заволжский монастырь, XVI век
В лето 7077-е появились на дорогах люди с собачьими головами. Головы эти были приторочены к седлам. А люди были в черных не то рясах, не то кафтанах,' и страшны были не головами, не рясами, и не метлами опричь собачьих голов — ножами да секирами.
А лето выдалось плохим: неурожаи, пожары, да еще и войною несло с запада. И стали знамения твориться, и мор пришел в города и веси.
По дороге к монастырю, что на Спеси-реке, ехал вер ховой. Человек как человек, одет изрядно, оружие справное.
Монастырь был не слишком большой и богатый, но стены имел каменные, и ворота дубовые. Путник спе
шился, стукнул в ворота. Долго не отзывались, так что стукнул еще и еще.
Завозились. Наконец откинулся крюк, выглянул в оконце седенький ключник.
—Впусти, отче, странника, — сказал путник.
—Ох-ох, — заохал ключник. — Ныне много народу съехалось, все кельи заняты, и в конюшне, и в амбаре...
Акто будешь-то, мил человек?
—Вот мил человек и буду. Не государев слуга, а боярс кий сын. По своим надобностям в Москву еду.
—В Москву другой дорогой едут! А ты вон и с ручни цей. Стрелять учнешь, а братия почивает...
—Чего ради стрелять кинусь? Пусти — не в лесу же ночевать.
Двери открылись. Ключник махнул рукой:
—Туда, что ли, ступай. Под стеной амбара — там соло мы постелили, тоже странные спят. Лошадку к коновязи привяжи, в конюшне, говорю, тоже места нет.
—Добро... — пошел было странник, но обернулся: —
Акто там, под стеной-то? Псоглавцы?
Ключник, запирая ворота, глянул искоса, помедлил:
— Головы у их, как у всех добрых людей. Отужинали и спать легли. А кто, откуда, куда путь держат, — про то не ведаю.
* * *
Приезжий лег на солому, шапку — под голову. Рядом богатырски храпели странники.
Когда взошла луна и выглянула в прорезь тягучих об лаков, словно щурясь, — далеко, в лесу послышался одинокий волчий вой.
Странник поднялся. Тенью заскользил от одного спя щего к другому. Наклонялся — и шел дальше.