582

5.Немытина В.М. Суд в России: вторая половина XIX – начало XX века. Саратов, 1999. С. 177–178.

6.Смыкалин А. Создание советской судебной системы // Российская юстиция. 2002. № 2. С. 39–42.

В.А. Прошин (НГУ)

ПРОБЛЕМА ОТВЕТСТВЕННОСТИ В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ

Проблема международно-правовой ответственности имеет длительную историю, на протяжении которой существовали различные взгляды на ее юридическую природу. При этом понятие ответственности государства как последствие международного правонарушения, было привнесено в международное право из гражданского права. Начало такому подходу было положено голландским правоведом и философом XVII в. Гуго Гроцием. В своём сочинении «О праве войны и мира» он называл деликтом всякую вину, выразится ли она в действии или бездействии государства. Из такой вины, если при этом причинен ущерб, естественно, возникает обязательство его возместить [1]. Тема ответственности государств за международное правонарушение нашла своё продолжение в трудах многих учёных-правоведов второй половины XIX – начала XX вв. – Гефтера, Мартенса, Фошиля, Анцилотти, Листа. Так, выдающийся русский юрист-международник Ф.Ф. Мартенс считал что «преступление дает потерпевшему право на вознаграждение за причиненный ему материальный ущерб и нравственную обиду. Хотя в области международных отношений нельзя говорить о преступлениях, совершенных народом, но и здесь возможны нарушения права, устанавливающие, как и в частных отношениях, обязательство виновной стороны вознаградить материально, возвратить вещь или дать нравственное удовлетворение потерпевшему государству» [2]. Д. Анцилотти придерживался позиции, что международное право остается в целом «в рамках гражданской ответственности» и определял характер ответственности государств, как «репарационный, а не сатисфакционный; следовательно, право потерпевшего государства ограничивается требованием возмещения ущерба и возможных гарантий на будущее, но не может приобрести характер наказания виновного государства» [3].

Как пишет Г.И. Тункин, «концепция, согласно которой ответственность государства выражается в обязательстве возместить материальный и моральный ущерб, причиненный неправомерным актом, «красной нитью» проходит через различные проекты кодификации норм международной ответственности» [4]. Действительно, в «Основах для дискуссий», которые были разработаны Комиссией международного права ООН в 1956 г., ответственность государств определяется так: «Ответственность государства включает обязательство возместить причинен-

113

ный ущерб в той мере, в какой этот ущерб является результатом невыполнения этим государством своих международных обязательств. Она может также, в зависимости обстоятельств и когда это вытекает из общих принципов международного права, включать обязательство предоставить удовлетворение (сатисфакцию) государству, которое потерпело ущерб в лице своего гражданина, в виде извинения и осуществить наказание виновных лиц» [5].

Но, как замечает Г.И. Тункин, на самом деле сторонники концепции гражданско-правовой природы международной ответственности придерживались мнения, что возмещение ущерба – это первая ступень механизма международной ответственности. Также ученые не исключали возможность применения принудительных мер к государству – правонарушителю. При этом много внимания уделялось репрессалиям, интервенции и войне как реакции на нарушенное обязательство [6]. В связи с этим получила распространение доктрина «правомерной войны», когда государство могло правомерно прибегнуть к войне в случае нарушения его прав. Для того, чтобы война считалась «правомерной» требовалось лишь, чтобы военные действия были начаты с предварительным и недвусмысленным предупреждением, которое должно иметь или форму мотивированного объявления войны, или форму ультиматума с условием объявления войны. Однако неисполнение этих требований не влекло никаких юридических последствий. Такие «рекомендательные» положения содержались, в частности, в Гаагских конвенциях 1899 и 1907 гг.

В соответствии с рассматриваемой доктриной войну считали санкцией, так как она рассматривалась мерой принуждения по отношению к государству–правонарушителю. Так, выдающийся русский юрист Н.М. Коркунов писал, что в международном праве «принуждение не только не невозможно, но даже, напротив, нигде оно не принимает таких грандиозных размеров, как именно в международной жизни, являясь здесь в страшном образе войны» [7].

Разумеется, войну никак нельзя признать санкцией, поскольку ее применение не ставилось в зависимость от серьезности правонарушений, что является признаком санкции, война могла последовать в ответ на любое нарушение права [8]. Международное право, признававшее «право войны» не содержало принципов и норм, по которым развязывание войн оценивалось бы как агрессия. Кроме того, последствия войны не связывались с ответственностью за правонарушение, так как начинало действовать «право победителя». Результат правоотношения определял победитель, не возникало вопроса об ответственности за войну, её юридические последствия не были связаны с обстоятельствами, приведшими к войне.

114

Второй этап в развитии понимания феномена международной ответственности начался после первой мировой войны. В это время получил распространение уголовно-правовой аспект ответственности за содеянное международное правонарушение. При этом проявились два мнения ученых на поставленную проблему. Первое заключалось в том, что только государство может нести и быть субъектом международной уголовной ответственности, а индивиды должны нести уголовную ответственность в рамках национального уголовного права (Бустаманте, Лаутерпахт); вторая группа юристов-международников придерживалась мнения о том, что как государства, так и индивиды – субъекты уголовной ответственности (Пелла, Леви). Сторонники концепции уголовной ответственности государств считали, что государство может совершать преступления, так как имеет собственную волю, а, следовательно, и должно нести уголовную ответственность за преступления. Предлагалось даже создание при Международном Суде ООН специальной Уголовной палаты.

Однако концепция уголовной ответственности государств подверглась существенной критике. Противники этой концепции часто ссылались на мнение английского правоведа XIX в. Р. Филлимора, который по этому поводу писал: «Говорить о наложении наказания на государство, значит извращать принципы уголовного правосудия и юридическую природу корпораций. Уголовное право имеет дело с физическими лицами – существующими, мыслящими, чувствующими и имеющими волю. Юридическое лицо не имеет этих атрибутов, хотя через представительство и систему управления воля определенных индивидов рассматривается как воля корпораций, но только для определенных целей. Воля, выражаемая через посредство представительства, не дает основания для применения уголовного закона» [9].

Причиной и основой концепции уголовной ответственности государств является теория единства путей развития международного и национального права, согласно которой развитие права представляет собой единый процесс, в котором национальное право и международное право находятся лишь на разных ступенях. Исходя из отечественной концепции международного права, несмотря на взаимодействие и взаимосвязь международного и внутригосударственного права, они все же представляют собой различные правовые системы. Отсюда следует очевидный вывод о том, что в различных системах не может быть одинаковой по форме и содержанию ответственности субъектов. В связи с этим Ю.В. Петровский справедливо отметил, что «в международном праве невозможно существование всех предпосылок, атрибутов, необходимых для уголовного наказания государств. Международно-правовая ответственность государств специфична. Эта специфичность предопределя-

115

ется тем, что государства обладают суверенитетом. Именно суверенитет делает ответственность государств особого рода ответственностью, не могущей быть идентичной ответственности субъектов других правовых систем» [10].

Несмотря на то, что в международном праве применяются термины, которые существуют в гражданском и уголовном внутригосударственном праве (реституция, соучастие, вина и т.д.), это не означает тождественность этих понятий во внутригосударственном и международном праве. В международном праве общеправовые термины наполнились новым содержанием, чертами, неизвестными национальному праву. В связи с этим выдающийся советский юрист-международник Г.И. Тункин достаточно определённо писал о том, что «уголовная санкция как категория национального права не применяется в качестве санкции международного права в отношении государств, являющимися специфичным субъектом этой правовой системы. Когда агрессивную войну и другие правонарушения в международном праве называют преступлениями, то этим хотят лишь подчеркнуть в отношении государства особо опасный характер правонарушения» [11]. Таким образом, концепция уголовной ответственности государств не получила своего развития и поддержку среди большинства ученых-международников.

Главной отличительной чертой современного понимания права международной ответственности является рассмотрение ответственности не только в качестве важного элемента в системе международного охранительно-регулятивного механизма, обеспечивающего пресечение нарушений международно-правовых норм. В силу особой роли международного права, отражающего не только сугубо правовые реалии, но и морально-политические, ценностные ориентиры всего мирового сообщества, содержание ответственности на современном этапе развития изменилось. Сегодня большинство юристов-международников понимают ответственность в тесной взаимосвязи с принципом добросовестного выполнения международных обязательств субъектами международного права. Таким образом, следует согласиться с Д.Б. Левиным, который справедливо отмечал, что ответственность за нарушение норм международного права является одной из предпосылок их соблюдения его субъектами [12]. При этом ответственность вытекает из принципа неприменения силы в международных отношениях и отказа от агрессивной войны. В связи с этим имеет место в современной литературе понимание о двух видах ответственности субъектов международного права – позитивной и негативной ответственности. Так, по мнению Р.Л. Хачатурова, «позитивная ответственность, выраженная в правомерном поведении, исключает негативную ответственность. Безответственное поведение государства, противоречащее позитивной ответственности, выливается

116

в правонарушение и порождает негативную ответственность государ- ства-правонарушителя» [13]. Вместе с тем, в большинстве международ- но-правовых научных трудов анализу концепции позитивной ответственности уделяется небольшое внимание (см., например, работы Л. Оппенгейма, О. Эйхельмана, Д.И. Фельдмана и Г.И. Курдюкова, и др.). Признавая, что международно-правовая ответственность – явление сложное, состоящее из позитивной и негативной ответственности, многие авторы считают, что основой этого международно-правового института является наличие негативной ответственности. Так, И.И. Лукашук отмечает: «Негативная ответственность порождается правонарушением и является деликтной. Именно этому виду и посвящено право международной ответственности» [14].

Нужно заметить, что в «старой» доктрине международного права международно-правовая ответственность определялась исключительно как принцип международного права. Такая квалификация ответственности давалась во второй половине XIX – начале XX в трудах Оппенгейма, Фошиля, Мартенса, Анцилотти. Такой же позиции придерживались и отечественные ученые – Д.Б. Левин, Г.И. Тункин, Ю.М. Колосов. С 70-х гг. XX в. многими юристами-международниками ответственность стала трактоваться как институт [ 15] или отрасль [16] международного права.

Сегодня мы можем выявить широкий круг правоотношений, который охватывает право международной ответственности – это ответственность за международные правонарушения (здесь имеют место вопросы оснований ответственности, её формы, виды, обстоятельства исключающие ответственность и т.д.) и международная ответственность за ущерб, причиненный правомерными действиями. Как было рассмотрено выше, круг источников права международной ответственности достаточно широк. Единственной проблемой здесь является отсутствие общеобязательного характера кодифицированных источников права. Со временем, эта проблема, очевидно, будет устранена, однако рано квалифицировать международную ответственность как отрасль международного права. В связи с этим следует согласиться с мнением Е.Т. Усенко о том, что в настоящее время право международной ответственности представляет собой общесистемный институт международного права, включающего в себя два субинститута: материальной и политической ответственности [17]. Представляется, что такими субинститутами также являются ответственность за протиправные деяния и ответственность за причинение ущерба правомерными действиями.

Литература

1. Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняется естественное право и право народов, а также принципы публичного права. М., 1956. С. 419.

117

2.Мартенс Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. Т. 1. Спб., 1887. С. 420.

3.Anzilotti D. Teoria generale della responsibilita’ dello stato nel diritto internazionale. Firenze, 1902. P. 96.

4.Тункин Г.И. Теория международного права. М., 2006. С. 344.

5.International Law Commission. Yearbook. 1956. Vol. II. P. – 225 / [Электронный ресурс] Режим доступа: http://untreaty.un.org/ilc/publications/yearbooks/Ybkvolumes(e)/ILC_1956_v2_e.pdf

6.Тункин Г.И. Теория международного права. С. 345.

7.Коркунов Н. М. Международное право. Спб., 1886. С. 3-4.

8.Тункин Г.И. Теория международного права. С. 350-352.

9.Цит по: Тункин Г. И. Теория международного права. С. 357.

10.Петровский Ю.В. Международно-правовая ответственность государств: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Л., 1968. С. 8–9.

11.См.: Тункин Г.И. Теория международного права. М., 2006. С. 357–360.

12.См.: Левин Д.Б. Ответственность государств в современном международном праве. М, 1966. С. 8.

13.Хачатуров Р.Л. Ответственность в современном международном праве. Тольятти, 1996. С. 9.

14.Лукашук И.И. Право международной ответственности. М., 2004. С. 29.

15.См., например: Курис П.М. Международные правонарушения и ответственность государств. Вильнюс, 1973; Колосов Ю.М. Ответственность в международном праве. М., 1975.

16.См., например: Левин Д.Б. Актуальные проблемы теории международного права. М., 1974. С. 102; Лукашук И.И. Концепция права международной ответственности // Государство и право. 2003. № 4. С. 28; Он же. Право международной ответственности. М., 2004; Батршин Р.Р. Ответственность государства и применение контрмер в современном международном праве. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2005; и др.

17.См.: Усенко Е.Т. Очерки теории … С. 111–112.

М.М. Кузембаева (СГУПС)

ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР ЗА ПРОЦЕССУАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ ОРГАНОВ ДОЗНАНИЯ:

ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ

Осуществление уголовного преследования и надзор за процессуальной деятельностью органов предварительного расследования являются взаимосвязанными составляющими деятельности прокурора. Надзорные полномочия в досудебном производстве предоставлены ему с тем, чтобы обеспечить эффективность предварительного расследования, его всесторонность, полноту и объективность и, соответственно, в последующем – успешное поддержание государственного обвинения в суде. В этой связи в досудебных стадиях уголовного процесса прокурор

118

координирует деятельность органов и должностных лиц, осуществляющих возбуждение уголовных дел и предварительное расследование.

Указанные цели деятельности прокурора в досудебном производстве во многом также объясняют обязанность прокурора защищать права и законные интересы лиц, участвующих в деле. Правозащитное направление деятельности прокурора неразрывно связано с уголовным преследованием. Оно органически соответствует функциональной роли прокурора в уголовном судопроизводстве. Более того – обусловлено им. Известно, что уголовное преследование может достичь цели лишь при условии точного исполнения уголовно-процессуального закона органами предварительного расследования. Поэтому, предупреждая и пресекая нарушения уголовно-процессуального закона в досудебном производстве, прокурор тем самым создает условия для предстоящего поддержания государственного обвинения в суде [1].

Надзор за исполнением законов органами, осуществляющими опе- ративно-розыскную деятельность, дознание и предварительное следствие, является одним из основных направлений (отраслей) правозащитной функции органов прокуратуры. Надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и дознавателя можно выделить в качестве самостоятельной ветви названной отрасли надзора.

Содержание прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов дознания и дознавателя, объем надзорных полномочий прокурора определяется спецификой предмета отрасли надзора. В общих чертах предмет надзора прокурора за исполнением законов органами дознания и дознавателями определяют положения ст. 29 Закона о прокуратуре. Составляющие этого надзора в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования согласно Закону о прокуратуре: соблюдение прав и свобод человека и гражданина, установленного порядка разрешения заявлений и сообщений о готовящихся и совершенных преступлениях, проведения расследования, а также законность решений, принимаемых дознавателями и органами дознания. Примечательно, что в ч. 2 ст. 37 УПК РФ внимание законодателя также главным образом сосредоточено на определении предмета прокурорского надзора на досудебных этапах производства по уголовному делу.

С предметом прокурорского надзора за исполнением законов органами дознания и дознавателями тесно связаны его и задачи. Наиболее актуальные задачи надзорной деятельности позволяет выделить анализ содержания отдельных приказов Генерального прокурора РФ [2]:

– обеспечение исполнения требований закона (и иных соответствующих законам нормативных правовых актов) при приеме, регистрации, учете, проверке и разрешении заявлений, сообщений и иной информации о совершенных и готовящихся преступлениях;

119

–обеспечение соблюдения установленного законом порядка возбуждения уголовного дела;

–обеспечение принятия всех необходимых мер для быстрого, полного и объективного раскрытия и расследования преступлений, устранения причин и условий, способствующих их совершению;

–обеспечение соблюдения требований закона об охране прав всех участников уголовного судопроизводства;

–обеспечение соблюдения условий и порядка проведения следственных и иных процессуальных действий;

–обеспечение соблюдения установленных сроков производства неотложных следственных действий и расследования в форме дознания;

–обеспечение соответствия требованиям закона решений, принимаемых органами дознания и дознавателями.

Успешное выполнение задач, стоящих перед данным направлением прокурорского надзора, в значительной степени зависит от правильности его организации и определения его приоритетных позиций.

Прокурорский надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и дознавателей, согласно Закону о прокуратуре осуществляется прокурорами всех уровней. В то же время ч. 5 ст. 37 УПК РФ предписывает, что полномочия прокурора, предусмотренные приведенной статьей, осуществляются прокурорами района, города, их заместителями, приравненными к ним прокурорами и вышестоящими прокурорами. Данная статья непосредственно раскрывает полномочия прокурора в ходе досудебного производства по уголовному делу.

Для успешного выполнения задач в области надзора за исполнением законов органами дознания и дознавателями прокуроры наделены весьма существенными полномочиями, большинство из которых имеет властнораспорядительный характер. Это обусловлено необходимостью не только выявления нарушений закона, допущенных в данной сфере, но и потребностью оперативного устранения выявленных нарушений. Надзорная деятельность обеспечивается правом прокурора отменить любое решение органов дознания и дознавателей, а также обязанностью данных участников уголовного судопроизводства выполнить указания прокурора.

Полномочия прокурора неоднородны по своему содержанию и назначению, но подчинены единой цели – обеспечению законности в досудебном производстве по уголовным делам. В рассматриваемом контексте у прокурора не существует иного процессуального интереса корме обеспечения законности и обоснованности процессуальной деятельности органов дознания и дознавателей.

Основные полномочия прокурора при осуществлении надзорной деятельности сосредоточены в Законе о прокуратуре. Прежде всего, следует привести общие надзорные полномочия, характерные для ос-

120

новной, первостепенной отрасли прокурорского надзора – надзора за исполнением законов. Такие полномочия перечислены в ст. 22 Закона о прокуратуре и применимы в любой иной отрасли прокурорского надзора. Большинство из них может быть реализовано в ходе надзора за процессуальной деятельностью органов дознания и дознавателей:

по предъявлении служебного удостоверения беспрепятственно входить на территории и в помещения поднадзорных органов, иметь доступ к их документам и материалам поднадзорных органов, проверять исполнение законов в связи с поступившей в органы прокуратуры информацией о фактах нарушения закона;

требовать от руководителей и других должностных лиц поднадзорных органов представления необходимых документов, материалов, статистических и иных сведений; выделения специалистов для выяснения возникших вопросов; проведения проверок по поступившим в органы прокуратуры материалам и обращениям, ревизий деятельности подконтрольных или подведомственных им организаций;

вызывать должностных лиц и граждан для объяснений по поводу нарушений законов;

опротестовывать противоречащие закону правовые акты, обращается в суд с требованием о признании таких актов недействительными;

вносит представление об устранении нарушений закона.

Часть 1 ст. 30 Закона о прокуратуре содержит бланкетную норму, предписывающую, что полномочия прокурора по надзору за исполнением законов органами дознания и дознавателями, устанавливаются уго- ловно-процессуальным законодательством Российской Федерации и другими федеральными законами. Данное нормативное положение позволяет непосредственно обращаться к обозначенной отрасли права.

Конкретные полномочия прокурора по надзору за исполнением законов органами дознания и дознавателями в досудебных стадиях производства по делу, закреплены в ч. 2 ст. 37 УПК РФ. Эти полномочия можно условно разделить на несколько групп:

а) проверка исполнения федерального закона в части обеспечения законности при приеме, регистрации, разрешении сообщений о преступлении (п. 1, 2);

б) принятие мер по осуществлению быстрого и качественного расследования уголовных дел (процессуальное руководство) (п. 2, 4, 9–12, 15);

в) согласование ходатайства дознавателя перед судом об избрании меры пресечения или о производстве иного процессуального действия, которое допускается на основании судебного решения (п. 5, 8);

г) принятие в ходе расследования по конкретным делам промежуточных (п. 2, 9–12, 15) и заключительных (п. 13, 14) решений;

121

д) отмена незаконных постановлений по делу, принятых нижестоящими прокурорами, дознавателями (п. 6).

Детализация полномочий, предоставленных прокурору при осуществлении надзора за процессуальной деятельностью органов дознания и дознавателей, осуществляется посредством издания Генеральным прокурором приказов, указаний, распоряжений по различным направлениям надзорной деятельности.

Таким образом, все полномочия прокурора в сфере надзора за процессуальной деятельностью органов дознания и дознавателей, независимо от того в каком нормативно-правовом источнике такие полномочия сосредоточены, тесно взаимосвязаны, подчинены единым задачам надзорной деятельности и могут быть систематизированы. В основу систематизации могут быть положены полномочия, предусмотренные УПК РФ с учетом их конкретизации и детализации в актах, изданных Генеральной прокуратурой.

Литература

1.Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. И. Л. Петрухина. М.: ООО «ТК Велби», 2008. 816 с.

2.См., например: приказы Генпрокуратуры РФ N 80 (МВД РФ № 725) от 12.09.2006 г. «Об усилении прокурорского надзора и ведомственного контроля за процессуальными решениями при рассмотрении сообщений о преступлениях»; № 137, от 06.09.2007 г. «Об организации прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов дознания»; № 140 от 10.09.2007 г. «Об организации прокурорского надзора за исполнением законов при приеме, регистрации и разрешении сообщений о преступлениях в органах дознания и предварительного следствия».

Т.В. Нутрихина (СГУПС)

ПРОБЛЕМЫ НОРМАТИВНОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В РОССИИ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ТРУДОВОГО ДОГОВОРА

И ВОЗНИКНОВЕНИЯ ТРУДОВЫХ ОТНОШЕНИЙ НА ОСНОВАНИИ НЕГО

Казалось бы, с трудовым договором, его заключением и возникновением трудовых отношений на основании него всё понятно, так как данные отношения существуют не первый год, и есть Трудовой кодекс Российской Федерации, который их регулирует. На самом деле законодательное регулирование недостаточно полное и чёткое, местами противоречивое и содержит пробелы, что влечёт правовые проблемы как теоретического, так и практического характера.

Первая проблема теоретического характера — неполное законодательное закрепление понятийного аппарата. В частности, в законе нет чёткого ответа на вопрос, что такое «заключение трудового договора».

122