Сухих_С_И_Тих_Дон_Шолохова

Эстетика Гегеля (а затем Белинского, а также эстетика марксистская) утверждают закономерную природу трагического. Эстетика Чернышевского, напротив, строится на доказательстве того, что в основе трагического лежит не закономерное, а случайное.

Как обстоит в этом отношении дело в концепции «отщепенст-

ва»?

Чем определяется в ней конечный результат судьбы героя, выход из состояния колебаний к трагическому финалу?

Вот когда вопрос возникает в такой постановке – а он не может не возникнуть: сама логика этого требует, – то в аргументации авторов и приверженцев концепции «отщепенства» появляется цепь логических рассуждений, которые в итоге приводят к поискам источника трагедии не в области социально-закономерного, а в области случайного, и переводят его из сферы действия объективных факторов в сферу субъективного.

Лев Якименко приходит к выводу о личной, субъективной обусловленности трагедии Григория Мелехова.

Трагедия как бы переносится "внутрь, в глубины сознания"1, и сводится к неверному, ошибочному выбору, а ошибку совершает человек.

Григорий все время оказывается перед необходимостью выбора. Он мечется, ищет – и ошибается. Но каждый раз он сам выбирает свое место в схватке, и если при этом ошибается – то никто, кроме него, не виноват. И ничто не виновато. Сам виновен. Никто его не толкал.

Колебания между белыми и красными как следствие социальной двойственности – неизбежны. Но выход из них продиктован случайностью, прихотью "ошибочного" выбора.

А жизнь, действительность, с точки зрения концепции «отщепенства», не раз давала Григорию Мелехову возможность правильного выбора.

Перед казнью Подтелкова он мог уйти вместе с Кошевым и Валетом из хутора, пробраться в Красную Армию, но не ушел – и оказался у белых.

Во время восстания мог своевременно повиниться перед советской властью, но не сделал этого и докатился с разбитыми белыми армиями аж до Черного моря.

В Красной Армии, у Буденного, мог дослужить до конца войны, но ушел раньше времени, вернулся в хутор, в тяжелую обстановку назревавшего мятежа, – и оказался в банде Фомина.

То есть жизнь, считают авторы концепции «отщепенства», давала Григорию не один случай верных решений, "правильного" выбора, соответствовавшего "подлинным" интересам народа и самого героя. Но Мелехов их упустил, не использовал.

1 Якименко Г. Философия истории и методология литературоведческого исследования (Еще раз о судьбе Григория Мелехова) // Вопросы литературы. 1968. № 7. С. 7. В этой статье самим ее названием Л.Якименко подтверждает методологическое значение этого вывода для своей концепции.

31

Вывод Якименко: «Так Шолохов подводит к пониманию самого существа трагедии Григория Мелехова: «поганая песня» жизни Григория, о которой с такой ненавистью говорил Михаил Кошевой, могла прозвучать совсем по-иному» [132 – 133].

"Ведь все могло пойти по-другому", – вновь и вновь повторяет Л.Якименко этот вывод в споре со своими оппонентами1.

То есть случилось так, а могло быть – в тех же обстоятельст-

вах и при том же характере – совсем иначе. Все дело в случае, субъ-

ективной прихоти, нелепой ошибке. Выходит, что мы имеем дело с трагедией "неиспользованных жизненных и исторических возможностей", трагедией случая, "неверного, ошибочного выбора"2.

Следовательно, в поисках источника трагедии концепция «отщепенства» упирается в свободу воли, сводит его к случайности выбо-

ра, к прихоти свободно выбирающей личности.

Такова философская суть концепции «отщепенства». В этом смысле ее авторы идут не за Гегелем и не за Марксом, а скорее за Чернышевским.

Итак, ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ концепции :

Главный герой «Тихого Дона» – народ, а не Григорий Мелехов.

Социальная основа трагедии – двойственность природы крестьянина, которая обусловливает его колебания в революции между белыми и красными.

Конечная причина трагической судьбы – случайность ошибочного выбора, субъективная прихоть, личная ошибка героя.

Но из этих основных положений вытекает ряд важных следствий.

5. Проблема трагической вины

Проблема эта в концепции «отщепенства» решается элементарно просто. В эпосе Шолохова человек абсолютно свободен в своем выборе. И потому «понятие трагической вины может быть определено как личная вина, как ошибка, как субъективное решение, которые приводят к противостоянию исторически прогрессивному и закономерному»3.

А как быть с обстоятельствами? Они, как это ни удивительно, тоже, с точки зрения "концепции отщепенства", в конечном счете поглощаются понятием личной трагической вины. «Трагическая вина, – пишет Якименко, – кроме того (т.е. кроме ошибки, субъективной прихоти – С.С.), – и те обстоятельства, в которых оказываются герои в силу исторически сложившихся условий, где огромное значение при-

1Якименко Л. О трагическом в "Тихом Доне" // Вопросы литературы. 1958. № 12. С. 46

2Якименко Л. Философия истории и методология литературоведческого исследования // Вопросы

литературы. 1968. № 7. С. 8 3 С. 17

32

обретают характер социальной среды, прошлый опыт жизни, традиции, навыки»1.

Следовательно, вина и за эти обстоятельства возлагается на героя, входит в состав его личной вины: Григорий виноват в том, что он родился казаком. "Не родись, стало быть, мужиком, особенно середняком, а пуще всего – казаком", – иронически комментирует выводы Якименко Ф.Бирюков2.

В итоге, поскольку утверждается личная обусловленность трагедии, то трагическая вина – это личная вина Григория Мелехова. Сам виноват. Логика – как у Михаила Кошевого, который Григорию гово-

рил так: «Раз проштрафился – получай свой паек, с довеском!»

6. О характере эволюции образа Григория Мелехова

Важнейший момент и составная часть концепции «отщепенства» – тезис о закономерности моральной деградации, о распаде личности Григория Мелехова.

Если это трагедия отщепенца, выродка, – то такой вывод вполне логичен. Раз «отщепился» от людей – то неизбежно должен пережить процесс разрушения личности со всеми отвратительными признаками измельчания и вырождения характера.

На этом тезисе авторы концепции «отщепенства» настаивают особенно упорно. Л.Якименко: «Политическое падение есть всегда и падение нравственное. Неверный, ошибочный путь Григория в революции, приведший его к разрыву с народом, – путь утрат многих человеческих свойств и качеств" [77]. "Борьба против народа в лагере контрреволюции приводит Мелехова к нравственному опустошению,

кутрате многих моральных ценностей» [99].

Ивот при анализе эволюции характера Григория в один последовательный ряд выстраиваются факты и эпизоды, призванные свидетельствовать о падении Григория. Они должны доказать, как постепенно выгорает в Григории все то лучшее, что было развито в нем трудовой жизнью, как происходит процесс самоистребления характера, как Григорий неуклонно опускается в нравственную преисподнюю.

Внем развивается тщеславие. «Мы тоже не лыком шиты, дивизией командуем»,– может похвастаться Григорий Мелехов и даже с хуторянами иногда начинает разговаривать «с командной хрипотцой».

Появляется несвойственная ему ранее жестокость, злобность. "С беспощадной зоркостью писатель заметил у Григория, обагрившего свои руки кровью таких же тружеников, как и он сам, воинов Красной

Армии, "огонек бессмысленной жестокости в глазах", – пишет

1Якименко Л. Филос. истории и методол. литературоведч. исследов. // Вопр. лит. 1968. № 7.С. 17

2Бирюков Ф. Если опираться на принцип историзма… // Русская литература. 1971. № 2. С. 88

33

Л.Якименко1 и приводит примеры, доказывающие это наблюдение. Григорий приказывает расстреливать, рубить пленных. Как последний мародер, раздевает пленного: "Снимай полушубок, комиссар! – приказал Григорий. – Ты – гладкий. Отъелся на казачьих хлебах, небось не замерзнешь!" В угаре жестокой рубки убивает четырех матросов. Мать и сестра, узнав об этом, называют его волком, бирюком: «Гришенька, опамятуйся! – умоляет его Ильинична.– У тебя и то, вон, гля, какие детки растут, а у энтих, загубленных тобой, тоже небось детки поостались. Ну как же так можно? В измальстве такой ты был ласковый да желанный, а зараз так и живешь со сдвинутыми бровями. Сердце как волчиное исделалось!»

Л.Якименко комментирует: «В этом уподоблении Григория волку со страшной силой выразилась глубина его нравственного опустошения. Григорий Мелехов как бы отбивается от людей, становится не человеком. В этом «волчьем» выразил писатель все собственническое, злое, что уродовало, искажало облик трагически запутавшегося человека из народа» [100]. "В волчьем наш народ видел всегда недоброе и злое, нечто противное самой человеческой природе", – с нажимом добавляет критик позже, в другой работе, к сказанному ранее, полемизируя с оппонентами2.

Сближение с Чубатым. По мнению Л.Якименко, автор уподобляет своего героя казаку Чубатому, в которого Григорий когда-то стрелял из-за его бессмысленной жестокости. Чему учил Чубатый молодого казака Мелехова? «Человека руби смело. Мягкий он, человек, как тесто. Ты не думай – как и что, твое дело – рубить, не спрашивая. Животное без потребы нельзя губить – телка, скажем или ишо что,– а человека унистожай. Поганый он, человек… Нечисть, смердит на земле, живет вроде гриба поганки». Когда Чубатый без причины убил пленного австрийца, Григорий бросился на него с оружием, а потом говорил: «Убил бы тебя, одним грехом было бы меньше». А теперь он сам, подобно Чубатому, «с холодным презрением играл своей и чужой жизнью».

Л.Якименко пишет об этом так: «Влияние Чубатого сказалось на психике и характере Григория. Семья Мелеховых, обстоятельства их жизни и Чубатый чем-то весьма существенным соприкоснулись в читательском восприятии» [78]3.

Григорий теряет веру в жизнь, испытывает удушающее чувство собственной ненужности и равнодушие к своей судьбе: «Григорий трезво и равнодушно, как о постороннем, думал: «Жил и все испытал я за прожитое время. Баб и девок перелюбил, на хороших конях – ух!

– потоптал степя, отцовством радовался и людей убивал, сам на

1Якименко Л. О трагическом в "Тихом Доне" // Вопросы литературы. 1958. № 12. С.47

2Якименко Л. О трагическом в "Тихом Доне" // Вопросы литературы. 1958. № 12. С. 48

3В.Литвинов по признаку жестокости сближает Григория Мелехова с Половцевым – персонажем «Поднятой целины». См.: Литвинов В. Силовое поле романа // Новый мир. 1974. № 12

34

смерть ходил, на синее небо красовался. Что же новое покажет мне жизнь? Нету нового. Можно и помереть. Не страшно. И в войну можно играть без риску, как богатому. Невелик проигрыш!»

В ответ на упрек Натальи в том, что у него "совести нет", Григорий отвечает: «Ха! Совесть… Я об ней и думать забыл. Какая уж там совесть, когда вся жизнь похитнулась. Людей убиваешь… Я так об чужую кровь измазался, что у меня уж и жали ни к кому не осталось. Детву – и эту почти не жалею, а об себе и думки нету. Война все из меня вычерпала. Я сам себе страшный стал. В душу ко мне глянь – а там чернота, как в пустом колодезе».

С точки зрения концепции «отщепенства», Григорий отчуждается не только от мира людей, он теряет ощущение прекрасного в при-

роде. Л.Якименко пишет о нем: «Буйство красок расцветающей под солнцем весны с большой силой трагического контраста противопоставлено однокрасочности, опустошенности Григория Мелехова. Все идет как-то мимо него…Григорий как бы выключился из мира природы, лишился чувства понимания и связи с окружающим» [141].

Портретные характеристики свидетельствуют о том же. Черты нравственной деградации проникают в описания внешности Григория. Он катастрофически стареет (а каков, подумайте, кстати, его возраст?). Меняется внешний облик: «Он заметно обрюзг, ссутулился; под глазами засинели мешковатые складки, во взгляде все чаще стал просвечивать бессмысленный огонек жестокости». Это уже деградация не только нравственная, но и физическая. Мелехов бросается в загул, «пьяным кружалом пуская жизнь. Запахом дымки пропитался даже потник на седле. Бабы и потерявшие девичий цвет девки шли через руки Григория, деля с ним короткую любовь». "Мешковатые складки под глазами", "огонек бессмысленной жестокости в глазах", "мерт- венно-бледное лицо с невидящими открытыми глазами", на которое "с отвращением и жалостью смотрит молодая казачка", "усталый прижмур глаз", "преждевременная седина на висках" – все это возникшие в борьбе против народа (выделено мною – С.С.) новые черты внешнего облика Григория" [Яким., 102]. А еще до Якименко об этом без обиняков писал И.Лежнев: "Это – облик убийцы"1.

И вот Л.Якименко подводит итог: "К концу книги Григорий Мелехов лишается всяких характерных черт. Бородатый и страшный на вид человек стал перед нами на развалинах старого мира. И в этой бедности его внешнего облика выразилась вся глубина духовного опустошения, того краха, которым завершилась его жизнь"2. «С последних страниц романа глядит на нас трагический облик морально сломленного, нравственно опустошенного человека, жалкое и страшное подобие человека» [Яким., 143].

1Лежнев И. Михаил Шолохов. – М., 1948. С. 160

2Якименко Л. О трагическом в "Тихом Доне" // Вопросы литературы. 1958. № 12. С. 48

35

7. Сущность авторской позиции

По мнению авторов концепции «отщепенства», «в романе вершится суд истории над Григорием Мелеховым»1. Авторская позиция сводится к беспощадному осуждению и развенчанию Григория. Чего стоит, например, такой пассаж: "Шолохов беспощадно казнил (выделено мою – С.С.) в образе Григория Мелехова социальную неустойчивость этих слоев народа, показал на примере трагической судьбы Мелехова, к какой катастрофе эта неустойчивость может привести" [Яким., 150].

Вэтом видят особое достоинство произведения, большую заслугу Шолохова, мужество писателя:

«В трагическом завершении судьбы Григория Мелехова Шолохов показал себя мужественным художником, коммунистом, писателем главной исторической правды» [Яким., 148].

Авторский суд видят приверженцы этой трактовки романа и в сцене смерти Аксиньи, погибающей по вине Григория, и в сцене последней встречи Григория с сыном: Мишатка осуждает отцабандита: «Мишатка испуганно взглянул на него и опустил глаза. Он узнал в этом бородатом и страшном на вид человеке отца…».

"Суровый приговор писателя звучит как приговор народа" [Яким., 63].

8.Специфика трагического в романе. Безысходность трагедии Григория Мелехова

Сточки зрения концепции «отщепенства», в «Тихом Доне» трагизм имеет особый характер по сравнению с другими произведениями Шолохова и всей «советской» литературой.

В«Поднятой целине» и «Судьбе человека» трагизм имеет «оптимистический характер». Герои гибнут, но ради великой цели. Они уходят из жизни, но торжествует их дело. В трагедии Григория Мелехова нет никакого «но». Это просто гибель – полнейшее уничтожение человека и отрицание всего того, ради чего он страдал и мучился: «Все отняла, все порушила безжалостная смерть».

Трагическое разрешение конфликта проникнуто верой в будущее – но не для Григория Мелехова, а для народа. Ему, отщепенцу, светит холодное солнце, черное солнце. И ему не будет места в новой жизни.

В«Тихом Доне» ТРАГЕДИЯ БЕЗЫСХОДНА.

В судьбе Григория – урок другим, "суровое и грозное предостережение" [Яким., 144]. Его же самого ждет позорный, бесславный и

1 Якименко Л. Философия истории и методология литературоведческого исследования // Вопросы литературы. 1968. № 7. С. 18

36

страшный конец. Позитивного, "очищающего" (по Аристотелю) содержания в его трагедии нет.

Это трагедия «пессимистическая»

9. Проблема типичности образа Григория Мелехова

Герой «Тихого Дона» – образ типический. Но, с точки зрения Л.Якименко и его сторонников, это не типическое в обычном смысле

– как олицетворение распространенного, массового или часто повторяющегося. Это, так сказать, «типическое исключительное» [Яким., 147], тем более что "ряд индивидуальных качеств характера Григория Мелехова создает отклонение от исторической нормы" [Яким., 149]. Судьба Григория типизирует трагедию небольшой кучки отщепенцев.

Основание для такой трактовки типического в «Тихом Доне» якименковцы видят также в словах Шолохова, который однажды высказал следующее суждение: «У Мелехова очень индивидуальная

судьба, и я никак не пытаюсь олицетворять в нем середняцкое казачество»1.

Есть ли в литературе «родственники» Григория Мелехова? Сторонники концепции отщепенства их охотно подыскивают и

находят.

Например, В.Литвинов нашел параллель герою «Тихого Дона» в одном из персонажей «Поднятой целины» – есауле Половцеве2.

В.Васильев, акцентируя мелеховский индивидуализм, проводит параллели между героем «Тихого Дона» и героями Горького и Фадеева: если Клим Самгин – олицетворение индивидуализма буржуазной интеллигенции, Мечик – индивидуализма интеллигентского мещан-

ства, то Григорий Мелехов олицетворяет крестьянский индивидуализм3.

Ну, и какова, на ваш взгляд, эта "боевая компания"?

10.Выводы. Оценка концепции «отщепенства»

Сточки зрения методологической, это социологический подход к анализу романа. Можно сказать, узкосоциологический, абстрактно-

социологический, даже вульгарно-социологический.

В социологическом плане здесь вскрывается социальноисторическая основа колебаний, которая была одной из объективных предпосылок трагедии Григория Мелехова. Подчеркнем: не сама тра-

1Известия. 10. 03. 1935 г.

2Литвинов В. Силовое поле романа // Новый мир. 1974. № 12

3Васильев В. О «Тихом Доне» М.Шолохова. – М., 1963. С Мечиком соотносил Григория Мелехова также В.Борщуков в статье "Факты. История. Методология" // Вопросы литературы. 1971. № 7. С. 50. Ф.Бирюков заметил по этому поводу: "Мечик похож на Мелехова, если использовать слова А.Чехова, как орех на броненосец" (Бирюков Ф. Прояснение истин // Русск. лит. 1971.№ 4. С.219).

37

гедия раскрывается, а некоторые особенности той объективной почвы, на которой она возникла.

И в то же время в мистифицированной, искаженной, вульгаризированной форме, но все же концепция «отщепенства» обратила внимание на исключительность, незаурядность, индивидуальность характера и судьбы Григория Мелехова.

Однако с этим связан и крупнейший просчет: утверждение всецело личной, субъективной причины трагедии Григория, отрицание в ней какой-либо закономерности и трактовка трагической вины исключительно как личной вины героя.

Социологический и философский аспекты этой концепции не согласуются между собою: социологический анализ направлен на выявление объективного начала в трагическом содержании романа, философская же трактовка строится на понимании трагического лишь как

субъективного и случайного.

Безусловно ошибочна, хотя и вытекает из логики концепции (что свидетельствует о ложности, недостаточной обоснованности самой исходной идеи, самого подхода к роману) мысль о разрушении личности, деградации характера Григория Мелехова – мысль, которая на долгие годы определила неверный подход к шолоховскому герою: выискивание в нем все новых и новых отрицательных качеств.

Эта концепция ставит в странное, ложное, двусмысленное положение автора романа: он имеет цель раскрыть «очарование человека» в Григории Мелехове, авторская симпатия по отношению к герою очевидна, и потому выводы концепции «отщепенства» находятся в вопиющем противоречии с авторским замыслом и авторской позицией. В 1983 г. на Ученом Совете МГУ при обсуждении одной диссертации профессор П.А.Николаев защищал концепцию Якименко, ссылаясь при этом на то, что ее якобы поддерживал сам Шолохов. Его точку зрения оспорил на Совете проф. С.И.Шешуков. Узнав об этом (С.И.Шешуков во время заседания Совета позвонил в Вешенскую), М.А.Шолохов нарушил свое правило: никогда не реагировать ни на какую критику (правило, которого он неукоснительно придерживался всю жизнь) и прислал следующую телеграмму на имя С.И.Шешукова: «Несомненно, Вы правы, концепция Льва Якименко об «отщепенстве» Григория Мелехова построена на антиисторизме, незнании правды жизни, и потому она потерпела крах. Потуги якименковцев, вроде проф. МГУ П.Николаева, реабилитировать концепцию, траченную молью, при его лживой версии, будто я выражал благодарность Льву Якименко за его ошибочные исследования, показывают нам, насколько живучи еще кое-где отрыжки рапповщины. Михаил Шолохов».

Не думайте, что "отрыжки рапповщины" и вульгарносоциологическая методология ушли в прошлое. Никуда они не делись! Меняются только идеологические парадигмы и соответствующие им конкретные оценки.

38

"Антишолоховедение", «упёрто» настаивающее на версии о плагиате, по существу, реанимирует "концепцию отщепенства". Только в качестве "отщепенства" рассматривается не служение белому лагерю, а, наоборот, служба в Красной армии. А все выводы относительно "нравственного падения" и т.п. – точно такие же.

В работах Медведевой-Томашевской, Солженицына, Макаровых и др. "антишолоховедов" вы найдете столь же идеологизированные, социологизированные оценки1.

Только, в отличие от Лежнева и Якименко, их авторы – за "белых", а не за "красных", вот и вся разница.

1 О методологии "антишолоховедения" см. в кн.: Сухих С.И. Споры об авторстве "Тихого Дона". – Нижний Новгород, 1999

39

Глава IV

КОНЦЕПЦИЯ «ИСТОРИЧЕСКОГО ЗАБЛУЖДЕНИЯ»

1. Возникновение и история концепции. 2. Проблема главного героя «Тихого Дона». 3. Социально-историческая почва трагедии заблуждения. 4. Суть трагической коллизии. 5. Проблема взаимоотношений героя и массы. 6. Философское содержание концепции. 7. Проблема трагической вины. 8. Разрешение трагической коллизии и проблема исторического оптимизма в романе. 9. О характере эволюции образа Григория Мелехова. 10. Проблема типичности образа Григория Мелехова. 11. Выводы. "Плюсы" и "минусы" концепции "исторического заблуждения".

1. Возникновение и история концепции

Впервые основная идея концепции "исторического заблуждения" была высказана критиком Борисом Емельяновым в ходе дискуссии, вспыхнувшей после выхода 4-го тома романа Шолохова, в статье «О «Тихом Доне» и его критиках»1. Затем возобладала – без серьезного обсуждения – концепция «отщепенства», и, в сущности, она была основной трактовкой романа вплоть до середины 50-х годов.

В1957 году была опубликована статья молодого литературоведа

А.Ф.Бритикова «Образ Григория Мелехова в идейно-художественной концепции «Тихого Дона»2. В ней концепция "исторического заблуждения" была не только вновь сформулирована в основных своих положениях, но и подробно развита и аргументирована. Сразу же нача-

лась ожесточенная дискуссия в журнале «Вопросы литературы». Против Бритикова выступили сторонники концепции «отщепенства»3, но

иу новой теории сразу появились свои приверженцы: в поддержку Бритикова решительно выступили Н.Маслин4, Н.Драгомирецкая5 и др.

В1964 г. в издании АН СССР вышла монография А.Ф.Бритикова «Мастерство М.Шолохова»6, в которой концепция "исторического заблуждения" получила дальнейшее развитие и основательную ар-

гументацию; потом в ходе непрекращающейся полемики с оппонентами он публиковал и другие свои работы7. Пик популярности этой

концепции пришелся на конец 50-х – первую половину 60-х гг.

1Емельянов Б. О «Тихом Доне» и его критиках // Литературный критик. 1940. №№ 11-12

2Бритиков А.Ф. Образ Григория Мелехова в идейно-художественной концепции «Тихого Дона» // Историко-литературный сборник. – М.-Л.,1957

3См.: Якименко Л. О трагическом в «Тихом Доне» Шолохова // Вопросы литературы. 1958. № 12

4Маслин Н. Трагедия или эпос? // Вопросы литературы.1958. № 12; Маслин Н. Роман Шолохова. – М.,1963

5Драгомирецкая Н. Концепция исторического заблуждения и социалистический реализм // Вопросы литературы. 1958. № 12

6Бритиков А. Мастерство Михаила Шолохова. – М.-Л., 1964

7Бритиков А. Старое и новое в трактовке трагедии Григория Мелехова // Русская литература. 1968. № 4

40