38. Творчество Виктора Астафьева. Цикл новелл "Царь-рыба". Обязательны к прочтению "Царь-рыба" и "Сон о белых горах".

39. Проблема авторства романа «Тихий Дон» 40. Основные трактовки романа "Тихий Дон". 41. Категория трагического в романе "Тихий Дон". 42. "Тихий Дон". Проблематика жанра, сюжет и композиция. 43. Своеобразие психологизма Михаила Шолохова. 44. Категория комического в шолоховском эпосе.

Первая книга «Тихого Дона» была опубликована в 1928 г., последняя — в 1940 г. яркий пример романа-эпопеи, он посвящен крупным историческим событиям (первой мировой и гражданской войны в России), в нем действует большое количество персонажей, представляю­щих самые разные социальные группы, политические и нравст­венные позиций. Лейтмотивом эпопеи становится трагедия «тихого Дона». Символично название романа. Содержание романа драматически контрастируете фольклорно-поэтическим названием, превращая его в оксюморон (Дон отнюдь не тих и не спокоен). Композиционным принципом построения романа становится антитеза: мирная трудовая жизнь, круговорот природы, лю­бовь, с одной стороны, — война, смерть, ненависть и жестокость враждующих между собой людей, с другой. Трагедия, изображенная и романе «Тихий Дон », — это траге­дия отторжения от земли, разочарования в воинском долге, рас­пада семьи, разрушения традиционных устоев жизни донских хуторов. Именно хутор становится в романе зеркалом, в котором отражаются события большой истории. Композиционно шолоховская эпопея строится вокруг трагического жизненного пути одного чело­века — Григория Мелехова. Это путь, в котором недвусмысленно прочитывается судьба всего донского казачества. Любовь, отношение Григория к Аксинье и Наталье характеризуют героя, с одной стороны, как казака до мозга костей, верного традициям и семей­ному долгу, а с другой — как человека способного в порыве бурной страсти нарушить любую норму. Дон, земля, хутор, семья — к этим незыблемым ценностям добавляется не менее священное для казака понятие воинского долга. в образах центральных героинь воплощено представление автора о судьбе русской женщины. В финале «Тихого Дона» Григорий, с сынишкой на руках, стоит у ворот собственного дома.

В этой книге автор не предполагал обсуждать вопрос о так называемом авторстве «Тихого Дона». Все, что было связано с возникновением сплетни о плагиате, все аргументы «за» и «против» сопровождавшей всю творческую жизнь Шолохова черной версии о литературном воровстве, «двойном авторстве» и.т.д., выдвигавшиеся за 70 лет (с 1928 до 1998 г.) были изложены в моей книге «Споры об авторстве «Тихого Дона», опубликованной в 1999 г.¹ Там же был дан анализ методологии антишолоховедческих «исследований».

Но за прошедшие с тех пор годы случились события, которые требуют хотя бы вкратце вернуться к этой «версии» и ее нынешней судьбе.

Дело в том, что рукописи первых двух томов романа со всеми их вариантами, считавшиеся утраченными, потом якобы найденными и никому, кроме нашедшего их журналиста Льва Колодного, в течение почти полутора десятилетий не предъявленные, наконец, действительно найдены, выкуплены у остававшихся до тех пор неизвестными анонимных владельцев и находятся в собственности государства. Они хранятся теперь в Институте мировой литературы Российской Академии Наук.

Случившиеся за эти годы события позволяют, во-первых, окончательно прояснить обстоятельства «пропажи» и «находки» рукописей, а во-вторых, подтвердить уже новыми, современными фактами высказанную в конце моей книги «Споры об авторстве «Тихого Дона» мысль о том, что дискуссии на эту тему будут возникать вновь и вновь, несмотря ни на какие самые точные и самые веские доказательства авторства Шолохова.

Обстоятельства пропажи и находки рукописей

«Тихого Дона»

Как известно, сплетня о плагиате «выползла» из «рапповских» кругов вскоре после выхода первых двух томов «Тихого Дона». Тогда, в 1929 г., была создана специальная комиссия под председательством сестры Ленина М.И.Ульяновой, состоявшая, за исключением А.С.Серафимовича, исключительно из литературных противников Шолохова. Шолохов привез в Москву и предоставил в распоряжение этой комиссии все имевшиеся у него к тому времени материалы: черновые и беловые варианты 1 и 2 томов романа со всей имевшейся в них авторской правкой, первый вариант (тот, что назывался первоначально «Донщина» – о корниловском мятеже и событиях в Петрограде), планы, наброски материалов 3 и 4 томов.

После изучения комиссией представленных Шолоховым материалов весной 1929 г. в «Правде» был опубликован вердикт комиссии, полностью снимавший с Шолохова какие-либо подозрения в плагиате. Он был подписан всеми членами комиссии, в том числе и яростными врагами Шолохова. А материалы были возвращены автору, Шолохову.

Приезжая в Москву, Шолохов часто останавливался у своего друга, тоже писателя с Дона Василия Кудашева, который жил в небольшой комнате в коммунальной квартире. У него и оставил Шолохов рукописи и все возвращенные комиссией материалы, где они и находились с тех пор.

Юмору и комическому началу вообще в романе М. Шолохова отводится особая роль. Несомненно остроумный и как человек, и как писатель, автор не жалеет комических черт, описывая героев, которые ему симпатичны. Смешные сцены романа не только развлекают читателя, делая сам процесс чтения более интересным и занимательным, но и позволяют глубже проникнуть во внутренний мир его персонажей. Можно сказать, что ключевым словом к пониманию характеров героев является то самое слово «чудинка», которое прозвучало в разговоре Давыдова с возницей Иваном Аржановым. Иван тогда показал Давыдову кнутовище, которое он вырезал из ветви вишневого деревца. Росло деревце, стройное и красивое, пришел человек и сделал из него кнутовище — то есть палку, прямую, голую и негнущуюся. Так и сам человек: если есть в нем чудинка — тогда он живое деревце, а нет чудинки — тогда и не человек это вовсе, а мертвая палка. Разумеется, наибольшую долю комического содержит в себе образ деда Щукаря. Он то и дело попадает в забавные ситуации, о которых потом с удовольствием рассказывает; при случае (а случай для деда находится почти всегда) Щукарь пускается в очень умные, по его мнению, рассуждения на самые разнообразные темы. Все это вызывает улыбку и смех не только у других действующих лиц романа, но, разумеется, и у читателя. Сама жизнь деда Щукаря началась с досадного недоразумения: повитуха предсказала, что он станет генералом. Ждал-ждал Щукарь своего «генеральства» долгие годы, да так и не дождался. Он не только в генералы не попал, но даже и на военную службу простым казаком его не взяли. А все потому, что здоровье свое он подорвал еще в младенчестве: после того как пьяные поп с дьяком окрестили младенца в крутом кипятке, тот так кричал, что нажил «грызь», то есть грыжу. Прозвище свое Щукарь получил в детстве. Вместе с другими мальчишками он повадился откусывать под водой зубами крючки у старого, глухого, как пень, рыболова. Однажды он и попался на крючок, словно щука, после чего и стал на всю оставшуюся жизнь Щукарем. Дальше - больше. За что - неизвестно, но невзлюбили Щукаря все окрестные собаки, да и другие животные. И быки на него нападали, и свиньи, и хорьки, и змеи его кусали... — в общем, с животным миром родного края Щукарь познакомился основательно. Не было в Гремячем Логе человека, от мала до велика, который не смеялся бы над дедом Щукарем, - благо, повод всегда или почти всегда находился. Да, люди смеются над ним, но в то же время они испытывают к нему несомненную симпатию. Когда Щукарь вольно или невольно начинает «развлекать» казаков, собравшихся, например, на колхозном собрании, пожалуй, один лишь Макар Нагульнов предпринимает попытки остановить потоки красноречия, которые дед обрушивает на головы своих благодарных слушателей. Можно сказать, что практически в каждом человеческом коллективе есть такой дед Щукарь, который немного нелеп, смешон, но все-таки всем симпатичен. Во времена коллективизации, когда в жизни простых людей вообще не было особых поводов для веселья, тоску гремяченских казаков гнали прочь незлобивые россказни неунывающего деда. Особенно интересны и примечательны отношения деда Щукаря с «рыцарем мировой революции» Макаром Нагульновым. На людях Нагульнов всегда старался сохранить серьезность и покрикивал на деда Щукаря по поводу, а зачастую и без повода. Действительно, какие уж тут смешки, когда не сегодня-завтра должна грянуть мировая революция. Но тот же мрачный и неулыбчивый Макар ночами слушает вместе с дедом Щукарем стройный хор гремяченских петухов. Нагульнов изучает английский язык, а рядом с ним примостился дед Щукарь и читает словарь «по догадке» — видит без очков лишь слова, напечатанные крупным шрифтом, а о том, что напечатано шрифтом помельче, он лишь «догадывается». Такое «мирное сосуществование» в ночные часы Нагульнова и Щукаря не только комично, но и трогательно. Примечательно также, что один и тот же петушиный хор они слышат и воспринимают по-разному: набожный дед Щукарь при этом вспоминает пение в архиерейском соборе, а лихой рубака Нагульнов мечтательно вздыхает: «Как в конном строю!» Несмотря на то что Нагульнов при каждом удобном случае «шпыняет» деда Щукаря, старик, тем не менее, называет его не иначе как «Макарушка». Похоже, что Щукарь, которого Бог обделил детьми, любит Нагульнова как, родного сына. Интересно, что при более внимательном и вдумчивом чтении романа обнаруживается следующая деталь: под маской балагура и «пустомели», которую всю жизнь носит на своем лице дед Щукарь, скрывается человек мудрый, трезвомыслящий и, главное, не боящийся высказывать крамольные мысли. Именно дед Щукарь как бы между прочим говорит, что при Советской власти дураки, конечно, «вымерли», но... новые народились и притом в огромном количестве! И этих, новых, как и старых, «не сеют, не жнут», а они сами растут. А чего стоит замечание Щукаря, которое он адресует Нагульнову, когда тот в очередной раз прерывает его во время собрания. Дед напоминает Макару, что когда тот на первомайские праздники полдня разглагольствовал о мировой революции, то говорил все одно и то же, и скучно до невозможности. Щукарь даже признается, что во время выступления Нагульнова он не стал его слушать, а нашел место на лавке поудобнее, свернулся калачиком, да и заснул. Любому другому, кроме деда Щукаря, такие высказывания скорее всего не сошли бы с рук. За такие речи в те времена вполне можно было угодить под статью о «контрре- волюционной агитации». Так что не так прост дед Щукарь, как это принято считать... И вот однажды старик навсегда перестал шутить и балагурить. Случилось это после того, как были убиты Давыдов и Нагульнов. Именно их смерть повлияла таким образом на неунывающего прежде Щукаря. Это означает, что чужое горе способно ранить его куда сильнее, чем свое собственное. А ведь несмотря на то что сам Щукарь столько раз за свою долгую жизнь оказывался на краю гибели, ни разу опасность и беда, угрожавшие лично ему, не могли поколебать его жизнеутверждающего оптимизма. Без всякого преувеличения и излишнего пафоса мы с полным основанием можем утверждать, что дед Щукарь — это истинно народный образ, оттого-то и стало его имя нарицательным. Разумеется, комическое в романе связано не только с образом деда Щукаря. Свою «чудинку» имеет большинство действующих лиц произведения. Тот же Семен Давыдов, человек непростой судьбы, которого партия послала в казачий край отнюдь не для того, чтобы «шутки шутить», достаточно часто обнаруживает любовь к шутке, к острому словцу, да и собственное умение шутить. Уже на первых страницах романа, когда казаки шутят над щербатыми зубами приезжего, Давыдов не стесняется поиронизировать над самим собой, чем сразу же завоевывает симпатию местных жителей. Когда в хуторе вспыхивает бунт и женщины, требуя у Давыдова ключи от колхозных амбаров, начинают его по-настоящему избивать, Семен выбирает для себя одно-единственное средство защиты — шутку. Он не переставал шутить даже тогда, когда у него от боли перехватывало дыхание. Думается, что если бы не природное чувство юмора, то Давыдову не удалось бы сплотить вокруг себя и своих товарищей-коммунистов, остальных казаков и организовать колхоз, что называется, «малой кровью». Особенно трогательным и человечным выглядит природное чувство юмора Давыдова, когда он общается с детьми — например, с мальчиком Федоткой. Давыдов обладает особым талантом: он умеет общаться с детьми на равных, а ведь большинство взрослых со временем утрачивают эту способность. Достаточно вспомнить, как Давыдов и Федот-ка смеются над щербатыми зубами друг друга и выясняют, у кого зубы в конце концов вырастут, а. у кого — нет. И тогда становится понятно: ведь Давыдов по сути своей — «большой ребенок». Оттого-то, возможно, он так робок в общении с женщинами — что с Лушкой, что с Варюхой-горюхой... Давыдов чувствует себя своим среди детишек, Нагульнов, затаив дыхание, слушает петухов, Разметов буквально влюбляется в голубей... Вот она, та самая «чудинка», которая делает их настоящими людьми.

46. Проблематика и художественное своеобразие романа Александра Солженицына "В круге первом". 47. Проблематика и художественное своеобразие рассказов Солженицына "Матрёнин двор" и "Один день Ивана Денисовича".

1 Сухих С.И. Споры об авторстве «Тихого Дона». – Нижний Новгород, 1999