agureev_sa_efiopiia_v_otrazhenii_rossiiskogo_obshchestvennog
.pdfв проявлении особого повышенного внимания русских к истории и культуре Востока и африканских обществ.
Усиление же интереса к красноморскому региону и событиям в СевероВосточной Африке, спровоцированного публикациями российской прессы, в свою очередь, выразилось и в организации первых успешных российских экспедиций в Абиссинию. Так, летом 1887 г. поручик 155 пехотного полка В. Ф. Машков обратился к военному министру России генерал-адъютанту П. С. Ванновскому с запиской, в которой изложил свои соображения относительно Эфиопии. Подчеркнув стратегическое значение Абиссинии и Суэцкого канала «для колониальных государств Европы», а также особое расположение абиссинцев к русским, В. Ф. Машков обратил внимание министра и на растущее торговое значение Эфиопии: «…когда Абиссиния пробьется к морю, это вызовет в ее населении массу новых потребностей, удовлетворение которых могла бы взять на себя наша промышленность, …а усиление нашей заводской и фабричной деятельности должно было бы отозваться на благосостоянии населения и ценности кредитного рубля»81.
В. Ф. Машков указывал на необходимость установления прочных отношений России с Абиссинией и в той связи, что Эфиопия, проявляя заинтересованность в налаживании связей с Россией, предпринимала неоднократные попытки к этому. Кроме того, усиление российского влияния в зоне Красного моря, по мнению В. Ф. Машкова, явилось бы и важнейшим средством давления на Англию, крайне опасавшуюся за сохранность своих владений в Египте, а также заставило бы «просвещенных мореходов значительно понизить враждебный нам (России – С. А.) тон в делах европейской и азиатской политики»82. «Если же благоприятная минута будет сейчас упущена, -предостерегал В. Ф. Машков, - то может статься, что Абиссиния и связанные с ней выгоды будут навсегда потеряны для России». Не найдя союзника в лице российского правительства, Эфиопия, по мнению В. Ф.
61
61
Машкова, будет вынуждена искать помощи европейских держав, и «Англия первая явится на зов Абиссинии и протя-
нет ей не одну, а обе руки, из которых после ее уж и не выпустит»83.
Изложенные в записке В. Ф. Машкова сведения вызвали усиление интереса к Эфиопии в правительственных кругах, став предметом пристального изучения российского внешнеполитического ведомства. Осенью 1887 г. в письме военному министру России генерал-адъютанту П. С. Ванновскому министр иностранных дел страны Н. К. Гирс сообщал, что он с большим интересом прочел записку В. Ф. Машкова и вполне сочувствует его смелому желанию оправиться в Эфиопию для изучения страны, хотя и не знает, «до какой степени оно осуществимо»84. В декабре военный министр вновь вернулся к этому вопросу, препроводив записку В. Ф. Машкова в МИД для более тщательного рассмотрения. Однако отзыв директора Азиатского Департамента И. А. Зиновьева по поводу целесообразности и своевременности подобного путешествия был отрицательным. И. А. Зиновьев констатировал, что проект «смелого и трудного предприятия основывается исключительно на предположениях гадательного свойства», и счел преждевременной речь о возможных выгодах подобной поездки85.
И все же благодаря собственной настойчивости и в целом удачному стечению обстоятельств, В. Ф. Машков сумел получить состоявшуюся 19 декабря 1888 г. аудиенцию у военного министра России П. С. Ванновского, в результате чего на имя царя поступило письмо генерал-адьютанта, оправдывающее целесообразность отправки поручика В. Ф. Машкова в Эфиопию. «При недостаточном знакомстве нашем с Абиссинией, -говорилось в докладной, – и ввиду той роли, какую это государство может играть в будущих событиях на берегах Красного моря, представляется весьма желательным собрать по возможности точные данные о составе и достоинстве абиссинских вооруженных сил»86. Министр
62
62
также испрашивал соизволения царя на зачисление поручика В. Ф. Машкова в запас и выделения двух тысяч рублей для нужд экспедиции. Высочайшее соизволение на командировку В. Ф. Машкова в Эфиопию последовало 24 декабря 1888 г., а уже через несколько дней офицер в качестве частного лица и корреспондента газеты «Новое время» отправился в Абиссинию.
В середине февраля, преодолев множество трудностей и противодействие итальянских властей, стремившихся под любым предлогом не допустить русского офицера в страну, В. Ф. Машков, добрался до границ Эфиопии, но не имея дипломатического поручительства российского правительства, был вынужден надолго задержаться в Харрэре, ожидая письменного разрешения негуса на въезд в Энтото. Положение не имевшего официальных полномочий, оказавшегося в чужой стране поручика также осложнялось явной недостаточностью выделенных военным министерством средств для продолжения путешествия. Не дождавшись обещанной военным министерством предназначенной для содержания, состоявшего из нескольких человек отряда финансовой помощи, задолжавший 4 тысячи франков православным грекам, В. Ф. Машков лишь благодаря собственной решимости и твердости духа отправился вглубь страны к Анкоберу и в Энтото.
Приезд В. Ф. Машкова, совпавший с важными событиями в стране, приведшими к императорской власти шоанского негуса Менелика, как нельзя лучше отвечал интересам нового правителя Эфиопии, нуждавшегося в установлении дипломатических отношений с крупнейшими европейскими державами, в том числе и с Россией. Русский офицер удостоился торжественной аудиенции у негуса, в ходе которой Менелик интересовался сведениями о России, царской семье, обсуждал стоявшие перед Эфиопией внешнеполитические проблемы и возможность развития торговли с Россией для
63
63
удовлетворения нужд развивающейся эфиопской промышленности.
Важным свидетельством особого расположения негуса к русскому офицеру можно считать оказание поручику почестей во время нескольких аудиенций у Менелика, радушный прием симпатизировавшего путешественнику императора и даже разрешение сидеть в присутствии эфиопского монарха, дозволявшееся ранее лишь итальянскому послу в Абиссинии графу К. Антонелли. Лишь в середине сентября, после месячного пребывания в резиденции негуса, В. Ф. Машков отправился в Россию, увозя с собой дружеское письмо императора Менелика к русскому царю Александру III и дары эфиопского правителя царской семье.
По возвращению в Россию результаты экспедиции В. Машкова были высоко оценены российским внешнеполитическим ведомством и получили всестороннее освещение в российской периодической печати87. Так, отзываясь о результатах деятельности В. Машкова в Абиссинии, русский посол в Константинополе А. И. Нелидов в письме министру иностранных дел России Н. К. Гирсу отметил важность установления контактов с Абиссинией, указав на необходимость всестороннего изучения Эфиопии и невозможность для России стоять в стороне от африканских дел. «Дружеские сношения с Абиссинией, -говорилось в письме, - и некоторое правительственное над ней покровительство и содействие ей могут вполне отвечать этим требованиям, доставляя нам возможность безопасного воздействия на соперничество в этих отдаленных странах других европейских держав»88. А. И. Нелидов также настоятельно просил Н. К. Гирса не упустить благоприятную для России возможность и немедленно установить отношения с Эфиопией , послав в ответ на письмо негуса экспедицию по случаю недавней торжественной коронации эфиопского императора89.
Стремясь придать экспедиции не только официальноделовой, но и духовный, а также научно-исследовательский
64
64
характер, МИД обратился за помощью к Святейшему Синоду и Русскому Географическому Обществу, членом которого был избран В. Ф. Машков.
«Действительный член Общества В. Ф. Машков, - говорилось в протоколе заседания РГО от 5 января 1896 г., - прекрасно зарекомендовавший себя как путешественник, желал бы предпринять новую экспедицию в Абиссинию с научной целью и обращается к Обществу с просьбою помочь ему осуществить эту поездку»90. На заседании общества было принято постановление: «вполне одобряя намеченный им (Машковым В. Ф. –С. А.) план работ, озаботиться объяснением возможности осуществить предприятие, которое принять под покровительство Общества, снабдить г. Машкова инструкциями и всеми инструментами и научными пособиями, какие будет признано полезным дать ему по мнению Ви- це-председателя Общества»91.
Всостав предстоящей экспедиции также вошли несколько духовных и светских лиц. Экспедиция должна была переправить Менелику дары русского царя, коллекцию ценных вещей и оружия для эфиопской армии при желании на то абиссинского негуса.
Вянваре 1890 г. после встречи с царем и по получении необходимых дипломатических инструкций В. Ф. Маш-
ков отбыл с экспедицией в Абиссинию, достигнув в начале июня Таджурского залива и Обока92, являвшегося важным административным центром Французского Сомали93, где был встречен французским консулом Ф. Лагардом, явно не желавшим успеха российской экспедиции. Втайне опасаясь усиления духовного и политического влияния России на эфиопского негуса, Лагард с присущей ему настойчивостью сумел убедить эмиссаров Святейшего Синода Тихона и Григория в опасности подобного путешествия и покинуть экспедицию. С отбытием священников на родину экспедиция, несомненно, потеряла свое духовное значение, однако
65
65
главная цель ее – установление контакта с эфиопской стороной была достигнута.
По случаю приезда русской делегации в Гильдессу в городе был устроен оружейный салют, дома абиссинцев были нарядно украшены пестрыми флагами. «Я был поражен предупредительностью этих чернокожих, которых мы в Европе привыкли называть дикарями»94, -вспоминал впоследствии В. Ф. Машков, находясь под впечатлением торжественности оказанного приема.
18 октября 1891 г. караван экспедиции Русского Географического Общества торжественно въехал в АддисАбебу, где состоялась аудиенция у эфиопского императора и вручение поразивших императорских сановников своей роскошью царских подарков. Письмо императора Александра III негус принял стоя в знак особого уважения к русскому царю. Когда же речь зашла о якобы признанном Эфиопией итальянском протекторате, Менелик с негодованием отверг саму возможность подобного подчинения Италии и заявил о своем самом искреннем расположении к России, в помощи которой его страна так нуждалась.
Эфиопский правитель вручил русскому офицеру письмо для российского императора, в котором просил царя Александра III о содействии в разрешении конфликта с Италией: «Умоляю помочь нам или хотя бы дать совет, что мы должны делать, дабы избежать напрасного кровопролития, уже и так много веков бесполезно истощающего нашу страну»95. В ходе последовавшей после аудиенции частной беседы Менелик обратился к В. Ф. Машкову с просьбой выяснить вопрос о возможности отправки в Абиссинию русских военных инструкторов, столь необходимых для молодой эфиопской армии: «Я прошу у государя императора. Я об этом напишу подробно в письме, с которым буду просить Вас отправиться скорее в Россию»96. Когда все необходимые приготовления к отъезду были закончены, В. Ф. Машков без промедления с большим почетом отправился в Россию.
66
66
По возвращении на родину посредническая деятельность В. Ф. Машкова в Эфиопии получила высокую оценку МИД и лично императора Александра III. Так, в начале декабря 1892 г. статс-секретарь Министерства Иностранных Дел Н. П. Шишкин свидетельствовал в своем докладе царю: «Машков исполнил возложенное на него поручение с совершенным успехом, не причинив притом никаких политических затруднений императорскому правительству. Он завязал впервые сношения России с Абиссинией, где был принят, по-видимому, с большим почетом»97.
Таким образом, результатом деятельности блестяще выполнившего возложенную на него миссию В. Ф. Машкова стало установление политических контактов с Эфиопией. Добытые В. Ф. Машковым в двух его поездках в Абиссинию сведения о политическом развитии страны, верная и глубокая оценка дипломатической деятельности европейских держав в Северо-Восточной Африке оказали неоценимую услугу российскому МИД, послужив своего рода основой для формирования российской политической доктрины в отношении этой страны, одновременно способствуя усилению интереса российских правящих кругов и общественности к Эфиопии.
Развернутый анализ внешнеполитической деятельности российских правящих кругов и развития, связанных с восточноафриканским регионом общественных настроений в последние десятилетия XIX в., объективно показывает, что важнейшим фактором проявления повышенного внимания к Северо-Восточной Африке со стороны российского внешнеполитического ведомства стало наиболее ожесточенное колониальное соперничество ведущих европейских держав в красноморском регионе, нарастание англо-русской конкуренции в Средней Азии и на Ближнем Востоке и в связи с этим стремление российского правительства использовать своеобразный политический рычаг давления на Великобри-
67
67
танию, путем оказания поддержки ослабевающей Османской империи и отстаивающей независимость Эфиопии.
Экономическая заинтересованность России в эфиопском рынке, освоении богатого природными ресурсами Се- веро-Восточной Африки, создании морских портов на берегах Красного моря, эксплуатации Суэцкого канала, ставшего основной торговой артерией для большинства крупнейших европейских держав при осуществлении транзитной торговли между Азией и Европой, способствовала усилению внимания к Эфиопии в среде российских промышленных кругов.
Повышенное внимание российской общественности и правящих кругов к проблемам восточноафриканского региона явилось важнейшим подготовительным этапом на пути к установлению русско-эфиопских отношений. Возникновению стойкого интереса российской общественности к событиям в Эфиопии и истории африканского континента с середины 80-х гг. XIX в. способствовала развернутая российской прессой кампания, имеющая своей целью знакомство читателя с политическим и экономическим развитием Абиссинии, историей, религией и культурой этой африканской страны, бытом и традициями ее народа.
Результатом деятельности русских дипломатов, ученых, представителей духовенства и организации успешных научно-исследовательских и официально-деловых экспедиций в Абиссинию в конце XIX в. явилось не только расширение представлений российских политических кругов и общественности об Эфиопии, но и установление первых политических, религиозных и культурных контактов России с Эфиопией, ставших своего рода основой для последующего научно-исследовательского изучения Абиссинии и способствовавших дальнейшему развитию дипломатических и общественных отношений двух стран.
68
68
Глава II. Итало-эфиопская война 1895-1896 гг. и Россия.
§1. Эфиопия в стратегических планах Италии и позиция России в данном вопросе.
Середина 1880-х -начало 1890 -х гг. -период идеологического оформления теории и практики итальянского колониализмахарактеризовались серьезным обострением внутриполитического положения в стране и ростом социальной напряженности в Италии.
Несмотря на первоначальные успехи итальянской промышленности в 70-х гг. XIX в., рост численности новых предприятий и капиталистических хозяйств на севере страны, Италия, по-прежнему, оставалась аграрной и не имела внешних сырьевых рынков. С одной стороны, развитие итальянского капитализма наталкивалось на узость внутреннего рынка, слабость промышленного производства и неравномерность экономического развития различных регионов, с другой – на недостаток отечественных капиталов, обезземеливание крестьян и рост социальной напряженности в обществе.
Перерастание промышленного капитализма в империалистическую стадию привело к еще большему усилению внутренних противоречий в стране. В подобных политических условиях в среде правящих классов Италии утвердилось мнение о необходимости смягчения социальных противоречий путем активизации колониальной экспансии в Африке. И, как писал выражавший интересы крупной итальянской буржуазии журнал «Новая антология», колонии являлись своего рода «предохранительным клапаном против внутренних волнений, которые наносят ущерб, главным образом, социальным порядкам, собственности и капиталам»1. «Если не немедленно, то через несколько лет… мы почувствуем необ-
69
69
ходимость открыть для нашей торговли и для нашей промышленности новые рынки и вступить в конкуренцию на этом поприще с другими народами»2, -следовал вывод итальянского журналиста.
В стремлении смягчить назревающие социальные противоречия, способные привести к росту революционного движения в стране, и приобрести новые рынки сбыта и источники сырья представители крупной итальянской промышленной буржуазии и правящих кругов выступили в качестве главных идеологов агрессивного колониализма и захватнических войн за пределами Италии.
Так, образованная по инициативе возглавившего итальянское правительство маркиза Ф. Рудини для решения эритрейского вопроса парламентская комиссия пришла к заключению о необходимости скорейшего занятия Кассалы и сохранения за Италией всех суверенных прав на территории, простиравшиеся на юге по рекам Мэреб, Белес и Муна до границ английской сферы влияния на Западе Африки. «Взятие Кассалы, -отмечал в своем исследовании британский историк Г. Глэнвилл, - и приобретение итальянцами вытекающего из этого факта положения в Судане могли бы дать действительную базу для осуществления в… будущем прекрасной мечты о большой итальянской колонии в Африке, которая, начинаясь от Киренаики, простиралась бы до Судана и через Эфиопию распространялась бы до создавшейся в то время нашей (британской- С. А.) колонии в Бенадире на Индийском океане»3.
Вновь рассчитывая на дипломатическую поддержку Англии в осуществлении своих колониальных планов, правительство сменившего Джолитти Франческо Криспи в 1894 г. заключило соглашение с британским кабинетом, дополнившее протоколы 1891 г., важнейшим условием которого стало установление западной границы британского Сомали, причем Харэр признавался сферой итальянского влияния.
70
70