blokhina_n_a_metafizika_v_analiticheskoy_filosofii_ocherki_i

Метафизика в аналитической философии

И философия, и математическая логика могут выстраивать всесторонние конструкции. Но их объединяет не только это. Самым важным для философии является критика и прояснение понятий, которые имеют тенденцию рассматриваться как фундаментальные и усваиваться некритически. В качестве примеров таких понятий Рассел называет понятия разума, материи, сознания, познания, опыта, причинности, воли и времени 19.

Подобно математике, философия по Расселу будет успешна при приложении логической техники к интуитивно очевидным истинам рефлексии. «Процесс обоснованного философствования состоит главным образом в переходе от того, что очевидно, но нечётко и двусмысленно, и в чём мы чувствуем себя совершенно уверенными, к чему-то точному, ясному, определённому, что, как мы находим посредством рефлексии и анализа, включено в то нечёткое, с чего мы начинали, и, так сказать, представляет собой действительную истину, лишь тенью которой выступает нечёткое» 20.

Учёный с самого начала сближал философию с логикой и математикой. Он писал, что идея о том, «что всякая здравая философия должна начинаться с анализа суждений, является, пожалуй, настолько очевидной истиной, что не нуждается в доказательстве» 21.

Идея Рассела, что логический анализ играет для философии первостепенную роль, переходит в его убеждение, и что «всякая философская проблема, если подвергнуть её необходимому анализу и очищению, оказывается вовсе не философской, а логической, в нашем понимании этого слова» 22. Он продекларировал его в главе под симптоматичным названием «Логика как сущность философии» своей книги «Наше познание внешнего мира как область применения научного метода в философии» (1914) 23.

В статье «Логический атомизм» (1924) Рассел утверждал, что «логика является фундаментальной для философии и поэтому школы должны скорее характеризоваться своей логикой, чем метафизикой» 24. Доводы в пользу такой необычной для начала ХХ века точки зрения Рассел находит в анализе логики и философии Лейбница. Свои выводы он представил в книге «Критическое изложение философии Лейбница» (1900): «Именно логические произведения Лейбница предопределили его философию (но отнюдь не наоборот), и, в частности, именно вследствие анализа отношения антецедента (субъекта) к консеквенту (предикату) он выдвинул теорию о не имеющих «окон» монадах» 25. «Лейбниц твёрдо верил в значение логики не только в её собственной сфере, но и в смысле основания метафизики» 26. Рассел видел основной порок метафизики Лейбница, который присущ также Спинозе, Гегелю и Брэдли, в его учении о субстанции, которое было обусловлено, по мнению Рассела, чисто логической доктриной о том, что каждая пропозиция имеет субъект и предикат 27.

81

Неореализм Бертрана Рассела

Своё понимание метафизики как логики Рассел сохранил и на позднем этапе своего философского развития. В «Исследовании значения и истины» (1940) он вопрошал: «Может ли логика служить основой каких-либо метафизических учений? Несмотря на всё то, что было сказано логическими позитивистами, я склонен ответить на этот вопрос утвердительно» 28.

Расселовский путь в философию шёл через стремление постичь основания математики. В 1924 году он напишет, что его путь в философию через математику был желанием найти некоторую причину для своей убеждённости в истинности математики 29. Причину своей убеждённости в истинности математики Рассел находит в логике, ещё не зная о логицистских построениях Готлоба Фреге. В целом расселовское философское развитие сопровождалось влиянием на него идей таких математиков, логиков и философов, как Евклид, Милль, Кант, Гегель, Лейбниц, Брэдли, Пеано, Фреге, Дж. Мур и Витгенштейн 30. Математика, логика и философия в построениях Рассела настолько сближаются, что факт их взаимовлияния становится аксиоматичным и позже логически завершится в «Principia Mathematica» (1910, 1912, 1913), ставшей классическим трудом в области символической логики 31 и основанием его философии.

Логическая семантика:

на пути к онтологии

Становление символической логики вначале только в математике, а затем и при исследовании естественных языков привело к постановке проблем логической семантики, которая занимается отношениями языка к предметной области, истинностью формализованных языков, семантическими правилами перехода от формализованных синтаксических систем к интерпретированным семантическим системам. У истоков этой науки стояли Ч. Пирс, Г. Фреге, Б. Рассел и Л. Витгенштейн.

Логическая семантика опирается на важные философские предпосылки. Абстрактные построения математики, логики, физики, часто выраженные в искусственном формализованном языке, символизируют утрату связи науки с опытом, содержания знания с понятными представлениями, что актуализирует выяснение смысла научного аппарата, отношения знаков к обозначаемому, интерпретации знаковых систем, и, следовательно, ведут к актуализации проблем эпистемологии и онтологии.

Можно с уверенностью утверждать, что на всех этапах своего философского развития Бертран Рассел не отрицал возможности языка говорить нечто реальное о мире. Но реалистические представления философа не оставались неизменными. Начав с критического переосмысления неогегельянства Брэдли, он по-

82

Метафизика в аналитической философии

степенно перешёл на позиции неореализма, а позже «нейтрального монизма», остановившись в последние годы своей деятельности на позиции эмпиризма, подобного юмовскому. В Предисловии к «Исследованию значения и истины» (1940) Рассел писал: «…я больше симпатизирую логическому позитивизму, нежели любой другой из существующих философских школ. Однако в отличие от него я гораздо большее значение придаю работам Беркли и Юма». Настоящая книга явилась результатом попытки объединить позицию, восходящую к Юму, с методами, рождёнными современной логикой. Характеризуя свой метод в «Истории западной философии» как метод аналитического эмпиризма, Рассел отмечал: «…он способен достигнуть определённых ответов на некоторые вопросы, имеющие характер науки, а не философии. По сравнению с философами, которые создают системы, логический эмпиризм имеет то преимущество, что он в состоянии биться над каждой из своих проблем в отдельности, вместо того, чтобы изобретать одним махом общую теорию всей вселенной. Его методы в этом отношении сходны с методами науки» 32.

И, наконец, Рассел прямо формулирует вопрос: «…соответствуют ли и в какой мере логические категории языка элементам того внеязыкового мира, к которому относится язык?.. Несмотря на всё то, что сказано по этому поводу логическими позитивистами, я склонен ответить на этот вопрос утвердительно. Однако вопрос этот настолько сложен, что я не стал бы настаивать на своём решении» 33.

Доводом против агностицизма логических позитивистов является то, как Рассел понимал связь истины и знания. По его

мнению, попытки определить истину через	понятие знания
и принцип верификации с использованием	логики приводят

к парадоксам. Вот почему философ приходит к выводу, что понятие истины является фундаментальным и понятие знания нужно определять через понятие истины, а не наоборот. Отсюда следует, что «суждение может быть истинным, хотя мы не видим способа получить свидетельство «за» или «против» него. Это приводит… к частичному отказу от полного метафизического агностицизма, который поддерживается логическим позитивизмом» 34.

В главе «Язык и метафизика» книги «Исследования значения и истины» Рассел пишет уже вполне определённо: «Я полагаю, что между структурой предложений и структурой событий, о которых говорят предложения, существует вполне познаваемое отношение. Я не считаю целиком непознаваемой структуру неязыковых фактов и убеждён в том, что при надлежащей осмотрительности свойства языка помогут нам понять структуру мира» 35.

Относя язык физики к наполовину абстрактному («Анализ материи», 1927) и, следовательно, к достаточно общезначимому языку, сравнимому в этом отношении с языком математической

83

Неореализм Бертрана Рассела

логики 36, в «Человеческом познании» Рассел писал: «…физические события… не могут быть полностью непознаваемыми, подобно кантовским вещам в себе. <…> Они познаются (хотя, быть может, и не вполне) со стороны их пространственно-временной структуры, ибо эта их структура должна быть сходной с пространственновременной структурой тех действий, которые они оказывают на воспринимающих. Например, из того факта, что солнце выглядит круглым в перцептуальном пространстве, мы имеем право вывести, что оно является круглым и в физическом пространстве» 37.

В небольшой полемической статье «Логика и онтология» (1957) Рассел опять выражается очень осторожно: «Отношение логики и онтологии фактически очень комплексно. Мы можем в некоторой степени отделить лингвистические аспекты проблемы от аспектов, связанных с онтологией. Лингвистические проблемы, по крайней мере, в теории поддаются точному решению, но онтологические проблемы остаются гораздо более туманными» 38. Рассел только утверждает, что в обычном словоупотреблении существует уровень онтологических обязательств, позволяющий людям не вводить друг друга в заблуждение, произнося те или иные слова и предложения 39. Рассмотрим уровень онтологических обязательств в семантике Рассела на различных этапах его философского развития.

2		Теоретическое осмысление
		структуры мира

В 1951 году Рассел написал, что «с самого начала философия имела две разные цели, которые считались тесно связанными между собой. С одной стороны, философия стремилась к теоретическому осмыслению структуры мира; с другой — она пыталась найти и поведать лучший из возможных образов жизни» 40. Философия, сутью которой является логика, способна сказать нечто о мире, и это нечто является структурой мира. Как уже отмечалось, философское знание, по мнению Рассела, порождается несколькими источниками: наукой, здравым смыслом, существующим в форме обыденного языка, и спекулятивной свободой в выдвижении гипотез относительно универсума, которые наука на определённом этапе не может ни опровергнуть, ни подтвердить. Средством достижения такого знания будет логический анализ языка — языка обыденной речи с его «уровнем онтологических обязательств», языка науки и языка традиционной метафизики. В результате этого анализа должен появиться особый язык, логически непротиворечивый, имеющий доверие у науки и здравого смысла.

Рассел никогда не отрицал, что его философские воззрения менялись на всём протяжении его жизненного пути. В результате

84

Метафизика в аналитической философии

он нередко выступал оппонентом тех, кто считал себя его последователем. В 1940 году в «Философии Сантаяны» Рассел признался: «Разделение сущности и существования, в котором я был раньше так же твёрдо убеждён, как и Сантаяна, стало казаться мне проблематичным. Я перечитал недавно его критику в мой адрес в «Ветрах доктрины» (1913) и нашёл, что в принципе я согласен с ним везде, где он со мной не соглашается, но не там, где он со мной соглашается. Мои взгляды изменились так сильно, что я могу читать то, что он сказал, почти с такой же беспристрастностью, как если бы это относилось к кому-то другому» 41.

Аналитическая философия начиналась как призыв к трезвому анализу философских понятий, призванному освободить мышление от чар метафизического тумана. В «Моём философском развитии» (1959) Рассел вспоминал: «К концу 1898 года Мур и я восстали против Канта и Гегеля. Мур начал бунт, я верно за ним последовал… Впоследствии мы отказались от многих тогдашних идей, однако критическую часть — именно, что факт

вобщем и целом независим от опыта, — продолжаем считать правильной. Несмотря на общность позиции интересовало нас

вновой философии разное. Полагаю, что для Мура главным было опровержение идеализма, а для меня — опровержение монизма» 42.

Борьба за плюрализм

Восприятие эпистемологического реализма Мура и «восстание сразу против Канта и Гегеля» были результатом неудовлетворённости Рассела субъективностью трансцендентальной эстетики Канта, отсутствием строгого формально-логического обоснования монизма, допущением нереальных абстракций типа пространства, времени, материи, которые неизбежно приводят к противоречиям, теорией истины Фрэнсиса Г. Брэдли, представляющей собой учение о внутренних отношениях. В познании, согласно Брэдли, нам всегда дано нечто универсальное, поэтому простое описание изолированных фактов принципиально невозможно, а анализ как таковой не ведёт к истине. Любой факт связан «внутренним», существенным образом, в том числе каузально, со всеми другими фактами. Позиция Брэдли была построена на абсолютизации необходимых отношений и игнорировании тех отношений, которые выступают в качестве «внешних» и не определяют сущности вещей и процессов 43. Однако известно, что любые соотносящиеся сущности изменяются.

В «Природе истины» (1906) Рассел назвал принцип философии Брэдли «аксиомой внутренних отношений», эквивалентной монистической теории истины, где, по его словам, сущности различных частей вынуждены, как монады у Лейбница, выражать ту же самую систему отношений. Эта аксиома утверждает реаль-

85

Неореализм Бертрана Рассела

ность только одного духовного Абсолюта и отрицает числа, пространство, время, материю, то есть все те объекты, которые рассматриваются математикой и физикой. Рассел отвергает её, ибо она не даёт представления о сложности бытия.

Суть аргументации в пользу теории внешних отношений Рассел кратко изложил в пятой главе «Моего философского развития» (1959), названной «Борьба за плюрализм». «Согласно учению о внутренних отношениях, — пишет Рассел, — всякое отношение между двумя членами выражает прежде всего внутренне присущие им свойства, а в конечном счёте — свойство того целого, которое они образуют» 44. Тогда «аксиома внутренних отношений эквивалентна допущению онтологического монизма и отрицанию существования отношений. Когда мы сталкиваемся с отношением, то в действительности это — прилагательное, принадлежащее целому, состоящему из членов этого отношения» 45. «Аксиома внутренних отношений, таким образом, эквивалентна допущению, что каждое суждение имеет один субъект и один предикат. Ибо суждение, утверждающее некоторое отношение, всегда должно редуцироваться к субъектно-предикатному суждению о целом, состоящем из членов отношения. Продвигаясь ко всё более широким целым, мы постепенно исправляем наши первые и грубые абстрактные суждения и приближаемся к единой истине обо всём. Единственная, последняя и полная истина должна состоять из суждения с одним субъектом (т.е. с целым) и одним предикатом. Но поскольку это предполагает различение между субъектом и предикатом, как если бы они были различны, то даже это суждение не вполне истинно…» — поясняет Рассел 46.

Помимо логических доводов против аксиомы внутренних отношений, Рассел рассматривает довод о смысле слова «природа» термина. Если природа термина совпадает с самим членом отношения, то «член отношения» не есть нечто, отличное от «природы» термина. В этом случае каждое истинное суждение, атрибутирующее предикат субъекту, является аналитическим, поскольку субъект есть его собственная природа, а предикат — часть этой природы. Но что же тогда является связью, объединяющей предикаты и делающей их предикатами одного субъекта? Любая данная совокупность предикатов могла бы образовывать субъект, если субъекты не являются чем-то другим, нежели система их собственных предикатов…» 47.

Следующий аргумент против аксиомы внутренних отношений Рассел видит в её несовместимости с признанием какой-либо сложности структуры мира и утверждением жёсткого монизма. «Имеется только одна вещь и только одно суждение… «48. Но даже это суждение не может быть ни истинно, ни ложно, поскольку предполагает отличия предиката от субъекта. Многообразие реального мира можно объяснить «тождеством в различии», но

86

Метафизика в аналитической философии

строгий монизм такой возможности не предполагает, поскольку не существует многих частичных истин, а существует одна истина. Из всех вышеизложенных доводов Рассел заключает, что аксиома внутренних отношений ложна, а связанные с ней положения идеализма несостоятельны 49.

Впервые важность вопроса об отношениях Рассел осознал, изучая работы Лейбница. Он обнаружил, что лейбницевская метафизика открыто опирается на учение, согласно которому всякое суждение атрибутирует предикат субъекту и что всякий факт состоит из субстанции, обладающей некоторым свойством (что казалось ему почти тем же самым) 50. Фактически, толкуя лейбницевскую логику, Рассел проясняет метафизические импликации, вытекающие из анализа суждения в субъектно-предикатной форме, характеризующей отношения субстанции со своими атрибутами. При этом Рассел заметил у Лейбница противоречие между онтологическими допущениями и требованиями логики, на которое он указал в «Истории западной философии»: «Лейбниц повинен в особой непоследовательности: в соединении субъектнопредикатной логики с плюрализмом, так как суждение «существует много монад» не является суждением субъектно-предикатной формы» 51. По мнению Рассела, субъектно-предикатная форма суждения лежит и в основании систем Спинозы, Гегеля и Брэдли, которые разрабатывали его с большей логической строгостью 52.

В 1927 году Рассел написал: «Плюрализм — точка зрения науки и здравого смысла; поэтому его следует принять, если доводы против него неубедительны. Я, со своей стороны, не сомневаюсь в том, что плюрализм прав, и в том, что монизм основан на ошибочной логике, внушённой мистицизмом. Эта логика господствует в философии Гегеля и его последователей; она также составляет важное основание системы Бергсона, хотя и редко упоминается в его произведениях. Если отказаться от этой логики, претенциозные метафизические системы, доставшиеся нам из прошлого, оказываются невозможными» 53.

Понятие субстанции: «против» и «за»

Своё негативное отношение к монизму и идеализму Рассел распространяет и на понятие субстанции. Субстанция как предмет осмысления — субъект мысли, содержит в себе все свои предикаты, что по Расселу является логическим противоречием, поскольку уничтожает различие субъекта и предиката. По мнению А.С. Колесникова, Рассел солидаризируется в отрицании субстанции с Беркли (она внутренне противоречивое и бесполезное понятие), с Локком (она не обосновывается эмпирическим путём), с Юмом (понятие субстанции бессмысленно и бесполезно).

87

Неореализм Бертрана Рассела

Он считает понятие субстанции «метафизической ошибкой», «сомнительной метафизикой», неверным перенесением в область метафизики того, что является удобством словоупотребления; субстанция — это ядро чистой «вещественности», нечто неизменное, лежащее в основе всего и являющееся носителем качеств. В конечном счёте, выступая, по существу, против трактовки субстанции, господствовавшей в философии Нового времени, Рассел с позиций реализма предлагает рассматривать реальность не как проявления субстанции, а как комбинации качеств 54.

Таким образом, логическая противоречивость понятия субстанции и невозможность её эмпирического восприятия как целого позволили Расселу утверждать, что существование мира есть существование вещей, их свойств и внешних отношений. Онтология у Рассела принимает реалистический и плюралистический в духе Аристотеля характер. Но само понятие субстанции из философии Рассела не уходит, претерпевая изменения вместе с эволюцией взглядов самого философа 55. В «Анализе материи» (1927) он писал: «Из того, что было сказано о субстанции, я сделал вывод, что наука скорее имеет дело с группами «событий», чем с «вещами», отличающимися изменением «состояний». Это также естественным образом следует из замены пространства и времени пространством-временем. Старое понятие субстанции достаточно успешно применялось в течение столь длительного времени, чтобы мы смогли убедить себя в существовании единого космического времени и единого космического пространства; однако это понятие уже не подходит, если мы принимаем четырёхмерную пространственно-временную структуру» 56.

В этой же работе Рассел писал, что если он не ошибается, то физические объекты, которые математически примитивны, такие, как электроны, протоны и точки пространства-времени, представляют собой логически сложные структуры, состоящие из сущностей, метафизически более примитивных. «Эти сущности можно условно назвать «событиями». И то, что мы можем прежде всего вывести из результатов перцепции, предполагая справедливость физики, — это опять группы событий, а не субстанции. Считать группу событий состояниями «вещи», «субстанции» или «фрагмента материи» — это всего лишь лингвистическая условность. Это умозаключение было проведено вначале на основе логики, которую философы унаследовали у здравого смысла…» 57.

Ещё один этап «работы» с понятием субстанции связан у Рассела с разработкой новой теории обозначения — теории дескрипций. Об этом более подробно пойдёт речь ниже. С самого начала Рассел предполагал, что в нашем опыте имеются «конкретные единичные сущие». «Этот стол», «Юлий Цезарь» рассматривались им как имена собственные, каждое из которых указы-

88

Метафизика в аналитической философии

вает на уникальную сущность, с которой мы «знакомы» и которую можно описать с помощью универсалий.

Но позже Рассел перестал считать их собственными именами. Он стал доказывать, что каждое из них представляет собой замаскированную дескриптивную фразу, которую назвал «неполным символом» и которая не имеет конкретного денотата, то есть не обозначает конкретную сущность. Строгий экзамен выдержали лишь местоимения «это» и «то». В статьях, посвящённых логическому атомизму, философ пояснял, что «это» играет в его философии ту же роль, что и «субстанция» в традиционной философии, то есть является именем конкретных логических сущностей, которые самостоятельны и в своём логическом существовании совершенно самодостаточны 58. Джон Пассмор, однако, замечает, что лишь со временем Рассел понял, что классические возражения против субстанции можно отнести и к его «конкретным логическим сущностям» 59.

В «Человеческом познании» (1948) Рассел рассматривает новое по сравнению со средним этапом своей философской эволюции понимание элементарного в структуре мира. Он элиминирует понятие собственного имени, выражающего «ложную метафизику», заменяя его понятием «событие», обозначающим качества и комплексы сосуществующих качеств 60, и при этой замене вновь обращается к понятию субстанции. «Совершенно ясно, что собственные имена обязаны своим существованием в обычном языке понятию «субстанции» — первоначально

вэлементарной форме «лица» и «вещи». Сначала называется субстанция или нечто, самостоятельно существующее. А затем ей приписываются разные свойства. До тех пор, пока принималась такая метафизика, не было никакой трудности с собственными именами, обозначавшими такие субстанции… Но теперь большинство из нас не признаёт «субстанцию» полезным понятием. Должны ли мы в таком случае пользоваться в философии языком без собственных имён? Или, может быть, мы должны найти такое определение «собственного имени», которое бы не зависело от «субстанции»? Или, может быть, мы должны прийти к выводу, что понятие «субстанция» было отвергнуто слишком поспешно?» 61.

Рассуждения Рассела приводят его к выводу, что имена применяются к тому, что испытано в опыте. А если свести наш эмпирический словарь к минимуму и тем самым исключить все слова, определяемые вербально, то «мы всё-таки будем нуждаться

всловах для обозначения качеств, сосуществования, следования и наблюдаемых пространственных отношений… Ближайшим эквивалентом собственных имён в таком языке будут слова, обозначающие качества и комплексы сосуществующих качеств», которые Рассел называет «событием» 62. Таким образом, налицо уже юмовские мотивы онтологических допущений Рассела.

89

Неореализм Бертрана Рассела

От идеализма к неореализму

В«Истории западной философии» свою философскую позицию Рассел определяет как «философию логического анализа». Её можно отнести, считает он, к «современному аналитическому эмпиризму», стремящемуся «соединить эмпиризм с заинтересованностью в дедуктивных частях человеческого знания» 63. Эмпиризм расселовской философии можно проследить со времени его перехода с позиций схоластического реализма на позицию неореализма и введением в оборот понятия «знания — знакомства». В статье «О денотации» (1905) Рассел обосновал различие между «знанием — знакомством» и знанием, названным им позже «знанием по описанию». Непосредственное знание

омире даёт восприятие «знание — знакомство» — двуместное антирефлексивное отношение субъекта с объектом. Антирефлексивность субъектно-объектного отношения в «знании — знакомстве» означает, что никто не имеет непосредственного знания о себе самом. Непосредственное опытное знание направлено исключительно на внешние объекты, и это в корне отличает расселовское непосредственное знание от картезианской интроспекции 64.

В«Моём интеллектуальном развитии» (1944) философ признавался: «Когда-то я был реалистом в схоластическом, или платонистском, смысле этого слова» 65. Своё платонистское прошлое он связывал вначале с верой во вневременное существование кардинальных целых чисел 66, а затем, когда целые числа были редуцированы к классам классов, во вневременное существование классов. «Ранний» Рассел, борясь за онтологический плюрализм и истину соответствия (признание независимости «факта» от наших верований в него), перешёл на позиции неореализма 67. Он абсолютизировал внешние отношения, оторвав их от предметов (отношения не выводимы из свойств объектов) и превратив в универсалии, в особый род единичности, обладающей самостоятельным онтологическим статусом. В основе его онтологических допущений лежало убеждение, что между логическими терминами существует функциональная, или «внешняя» связь, которую можно выразить пропозициями.

Умножению сущностей способствовали и занятия Рассела математикой, попытками свести её к логике. Он утверждал, что математика имеет дело с «сущностями», а не с «существованиями» 68. Считая, что в основании математики лежат «логические константы», которые не определимы, Рассел сделал попытку их перечислить. Среди них: «импликация, отношение термина к классу, чьим термином он является; понятие такой, что; понятие отношения и другие такие понятия, которые могут входить в общее понятие о суждениях одной и той же формы». Эти другие поня-

90