из электронной библиотеки / 482555095804855.pdf

осуществления в настоящем, когда оно воплощается в положении вещей, в индивидуальности или личности – момент, который мы обозначаем, говоря: «И вот наступил момент, когда…». Будущее и прошлое события разворачиваются именно по отношению к этому определенному настоящему и с точки зрения того, что его воплощает… У такого события нет иного настоящего, кроме настоящего того подвижного момента, который его представляет,

который всегда разделен на прошлое-будущее и формирует то, что мы назвали контр-осуществлением»1.

Такое понимание события как двойственного кажется довольно странным, если первое вполне обычно – событие как граница разделяющая прошлое и будущее; то второе событие смещает фокус рассмотрения на уровень сингулярностей. За сериациями вещей и слов, а также за действующим субъектом возникают номадические сингулярности, своим сплетением образующие особые события вне настоящего. Также события сравнимы с действием виртуальных частиц в физике, действие которых настолько быстротечно, что оно или уже свершилось, или еще свершиться. Действительно «контр-осуществление», такое осуществление, которое не предполагает длительности. Что также для нас важно, в таком событии не фигурирует личность, это до личный уровень существования: «события – это провал настоящего, время без настоящего, с которым у меня нет связи, и в направлении которого я неспособен проецировать себя»2. Всегда

1Там же. С. 200-201.

2Делѐз Ж. Логика смысла:Пер. с фр. – Фуко М. Theatrum philosophicum: Пер. с фр. М.,

1998. – С.201.

131

есть двое: осуществление и контр-осуществление; равные событию,

происходящему в глубине, и событию поверхности. Между ними есть определенное противоречие – противоборство, одно отменяет другое.

Субъект находит себя в событии, но также сопровождает это языковым выражением. Язык порождается событием. В тоже время, язык указывает на субъекта. Произнесение «Я» есть акт говорения, который указывает на присутствие субъекта. Язык в схеме Делѐза противопоставлен телам или вещам, и его задача провозгласить это отличие: «язык делается возможным благодаря тому, что он сам различает. То, что отделяет звуки от тел, то и превращает звуки в элементы тела. То, что отделяет говорение от поедания, делает речь возможной»1. И разделителем предложений и вещей выступает событие. В событии звук-слово отделяется от производящего его тела и становится самостоятельным, возникают две серии. Делѐз связывает это отделение с «означиванием», только наделение вещей значениями позволяет слову утвердиться на поверхности в качестве равноправной оппозиции телу. Это важно,

так как тело также производит звуки: крик, дыхание и т.д. – их следует отличать от речи.

Язык один из основных элементов организующих поверхность наряду с телом. Метастабильность поверхности основана на схождении и расхождении серий, на притяжении и отталкивании глубины и высоты, получающий у Делѐза психоаналитическую трактовку Бессознательного и соответственно Сверх-Я. При этом

1 Там же. С. 244.

132

сохраняется опасность нарушения хрупкого равновесия, что выглядит теоретическим наследием фрейдизма, одержимого опрокидывание Эго в хаос бессознательного. Структура Делѐза также подвержена этой угрозе, постулируя схождение серий,

возникает угроза их слияния, - хаосмос содержит возможность превращения в хаос.

Интенсификация схождений и различий достигается в фантазме – чистом событии, резонансе сторон поверхности,

фантазм содержит угрозу схождения в хаосе: «если верно, что фантазм надстраивается по крайней мере над двумя расходящимися сексуальными сериями и что он сливается с из резонансом, то не менее верно и то, что две базовые серии…задают только внешнее начало фантазма…Фантазмы развиваются в той степени, в какой резонанс индуцирует форсированное движение, выходящее за пределы серий и сметающее их… Мы знаем, что самая большая опасность, связанная с этим форсированным движением, - это слияние крайностей или, вернее, утрата всего в бездонной глубине ценой всеобщего крушения поверхностей»1. Однако, Делѐз преодолевает односторонность Фрейда, так как не только тело-

инстинкт может поглотить речь-мышление но и тело может быть

«спроецировано» на мышление; рискуя, тем самым, быть

«съеденной» интеллектуально. И второй вариант не ведет к низвержению поверхности, но, наоборот, к ее утверждению.

Таким образом, мы приходим к той же самой дуальной структуре возвышающейся над хаосмосом сингулярностей, но

1 Делѐз Ж. Логика смысла:Пер. с фр. – Фуко М. Theatrum philosophicum: Пер. с фр. М.,

1998. – С. 312.

133

только теперь структура переосмыслена в психоаналитическом духе. Эрос и Танатос с пробегающей между ними энергией-

влечением, выполняющем роль «пассажира без места», медиатора-

трикстера: «сексуальность находится между едой и говорением…Сексуальная организация уже наделяет нас всей точечно-линейно-поверхностной системой; а фаллос как объект =х

и слово =х играют роль нонсенса, распределяющего смысл по двум базовым сексуальным сериям – прегенитальной и эдиповой»1. На самом деле, говоря о поверхности, следует понимать под ней множество поверхностей. Каждая сингулярность образует свой космос и подобно ей выстраивается «тысяча поверхностей», как то:

поверхность образуемая влечением, говорением-языком и т.д. Но,

накладывая фрейдистскую схему на структуру Делѐза, не следует отождествлять сознание с поверхностью.

Таков в целом мир субъекта поверхности или отождествляемого с ним виртуального субъекта. Сложно судить о его реальности, так как он находится на ее грани, скорее его возможно себе представить, как это сделал Делѐз: «…нужно вообразить кого-то, кто на одну треть был бы Стоиком, на одну треть Дзеном и на одну треть – Кэрролом…»2. Впрочем,

онтологические основания виртуального субъекта представлены, то есть ответ на вопрос о его сущности, мы получили.

Подводя итог сравнению трактовок субъекта у Делеза и Фуко,

мы можем сказать, что искомый нами виртуальный субъект

1Там же. С. 316.

2Делѐз Ж. Логика смысла:Пер. с фр. – Фуко М. Theatrum philosophicum: Пер. с фр. М.,

1998. – С. 325.

134

отождествим с делезовским «субъектом поверхности». Его онтологический статус раскрывается в категориях становления,

сингулярности, структуры, смысла и ряда других. Субъект у Фуко конституируется, преимущественно, с помощью категории практики, что не позволяет прийти к базовому для нас противопоставлению актуальное – виртуальное и, соответственно,

определить его как виртуального.

Онтологические основания виртуального субъекта определены нами следующим образом:

Это элемент системы-структуры, под которой понимается как сущее, так и слово о сущем, то есть теория.

Виртуальный субъект децентрирован, что соответствует ускользанию от определенности, в том числе и самоопределенности.

В качестве элемента структуры субъект осуществляет коммуникации серий структуры, их разделения и соединения, а также «ветвления».

Виртуальный субъект (субъект поверхности) обеспечивает распределение сингулярностей между сериями.

Также наделяет смыслом (сообщает смысл) каждой из серий. Означающая становится, в результате, означающей;

означаемая означаемой (артикуляция различий).

135

2.2. «Тюрьма» аксиоматизации для (виртуального) субъекта

Попытка выяснить местоположение виртуального субъекта и обосновать возможность его существования привела нас к необходимости прояснить онтологию виртуального субъекта. Что,

по сути, было ответом на вопрос: «возможен ли виртуальный субъект?» - а также, в рамках какого философского дискурса есть возможность его обнаружения. Очевидно того, который мыслит бытие множественным, та установка на полионтичность о которой говорил Носов. И эта философская традиция довольно обширна,

несмотря на то, что все-таки, в определенной мере маргинальна. К

ней могут быть отнесены плюралистические учения древнегреческой натурфилософии, философия стоиков и эпикурейцев, Лейбница и Спинозы, «философия жизни» в лице Бергсона и Ницше, Жиля Делеза, на которого мы преимущественно опираемся. Оказалось, что множественное бытие предполагает присутствие субъекта, но довольно специфичного. Специфичного настолько, что возникает вопрос, как возможен такой субъект?

Реален ли он, или же только мыслим. Это проект, требующий своей реализации и реализующийся, или все же следствие теоретических построений и не более. Ведь как мы выяснили, бытие может предполагать актуализацию, а может и не предполагать. Странным образом необходимо выяснить, насколько виртуален виртуальный субъект.

Провозгласив существование виртуального субъекта, и

определив его как децентрированного, «пассажира без места»,

номадического субъекта и т.п., мы «невольно» вывели особую

136

генерацию субъекта, существующего особым образом; тем самым подспудно утверждая, что есть и другой субъект – не виртуальный.

И сейчас мы должны разграничить этих двух и тем самым выяснить, что представляет собой субъект виртуальный.

Прежде чем говорить о субъекте, следует сказать о языке,

инструменте которому доступен виртуальный субъект. Для его определения мы исходим из объекта (виртуального субъекта).

Субъекта-объекта который располагается на поверхности, то есть является пересечением сингулярностей, «точкой сборки» миров,

виртуальных вселенных, которые могут «высвечиваться» -

актуализироваться посредством воли (Бергсон) или желания

(Делез). Волю и желание мы отождествляем. И если для описания онтологии виртуального субъекта более уместным был язык Бергсона и Делеза, то для описания самого виртуального субъекта язык Делеза и Гваттари. Более того, такая методологическая позиция дополняется нами аспектом сравнения, который, по нашему мнению, позволит более точно определить виртуального субъекта. По-прежнему, как и в предыдущем параграфе, мы попытаемся сравнить шизофренического (виртуального) субъекта у Делеза (децентрированного онтологически) и фукианского субъекта (децентрированного дискурсивными практиками).

Субъект Делеза и Гваттари оказывается не только точкой случайного пересечения сингулярностей, но еще и субъектом желающим. Именно через эту характеристику мы попробуем определить виртуального субъекта и разграничить его с субъектом не виртуальным. С одной стороны фигура виртуального субъекта

137

лишается целостности. Субъект, это совокупность сингулярностей на самом «элементарном» уровне, но на более высоком совокупность органов, тканей, мыслей и иных фрагментов. Так же как на уровне онтологии сингулярности объединяются в серии,

образуют дуальности; так же на уровне общества и человека дуальность воспроизводится. Дуальности любого рода поддерживают циркуляцию желания, организуют ее. Желание пронизывает все, как индивидуальное, так и социальность: «…нет никаких сфер или относительно независимых схем: производство непосредственно является потреблением и регистрацией,

регистрация и потребление напрямую определяют производство, но определяют его в лоне самого производства. Так что все является производством… - производством желания, которое стремится к растворению и поглощению. В этом производстве человек сливается с природой: «…не существует также и различия человек

– природа: человеческая сущность природы и природная сущность человека отождествляются в природе как производстве…»1.

Природный процесс производства человека и социальный производства вещей сущностным образом уравнивается в желании как основе производства.

Человек оказывается «желающей машиной» включенной в оборот желания, циркулирующего по бинарным структурам.

Машиной, состоящей из других машин, состыкованных между собой. Сингулярность, которая сама будучи вселенной соприкасается с другими вселенными сингулярностей. Важен

1 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-

Фактория, 2007. – С.17.

138

кругооборот, беспрерывное перемещение желания и наполнение им. Машина-человек, наполненная желанием, передает его другой машине-сингулярности, присоединяясь к ней. Избыток – недостача

- вот логика функционирования желающего субъекта: «желающие машины – это бинарные машины с бинарным правилом или ассоциированным режимом; одна машина всегда состыкована с другой. Продуктивный синтез, производство производства, имеет коннективную форму: «и», «и еще»…Дело в том, что всегда есть машина, производящая поток, и другая, присоединенная к ней,

производящая срез, выборку из потока (грудь – рот). А поскольку первая машина, в свою очередь, подключена к другой, по отношению к которой она действует как срез или выборка,

бинарная серия оказывается линейной во всех направлениях.

Желание постоянно осуществляет стыковку непрерывных потоков и частичных объектов, по существу своему фрагментарных и фрагментированных»1. То есть, желание является скрепой фрагментов человека. Субъект это конструкция, произведенная желанием, и не только в онтологическом смысле, но ив других. По словам Делеза, каждый «объект» уже предполагает пульсирующее в нем желание, а желание обуславливает фрагментарность и собранность субъекта. Все, что дано субъекту – это поток желания входящий в него и выходящий: «…каждая машина-орган интерпретирует весь мир согласно своему собственному потоку,

согласно энергии, которая истекает из нее: глаз интерпретирует все

1 Там же. С.18.

139

в терминах видение – говорение…»1. В этой связи можно говорить об идеальном субъекте, безупречной машине или некоем

«perpetuum mobile», который бесконечно способен как к производству, так и потреблению. Желание протекает, не встречая никаких помех. У Делеза такой фигурой выступает шизофреник.

Вместе с тем, равно возможным является и обратное – прекращение производства и закупоривание потоков желания.

Производящая машина сломалась: «в какой-то момент все останавливается, все замирает (затем все запустится снова). В

каком-то смысле было бы лучше, если бы ничего не работало,

ничто не функционировало. Не быть рожденным, выйти из колеса рождений, без рта для сосания, без ануса для испражнения.

Окажутся ли машины настолько разболтанными, а их детали настолько разъединенными, чтобы вернуть нас в ничто?»2.

Ситуация обрушения дуальности и смешения «глубины» и «высоты» поверхности. Желание свободное от избытка и недостатка, от накопления и расточения. То, что нельзя назвать

«обычным». Чистая негация, стремление к ничто, в котором не может быть существования производящего субъекта. Но, тем не менее, об этой ситуации возможно знание, что позволяет поставить вопрос о возможности другого субъекта – не производящего.

Субъект обратный первому – желающему, тоже наполнен желанием и представляет его порождение. Однако, он свободен от его избытка и недостатка. Он свободен от порождающейся желанием фрагментарности. Не машина производства, а анти-

1Там же. С. 19.

2Там же. С. 21.

140