160	ЛЮБОВЬ В ИСТОРИИ

бые с серым ободком вокруг зрачка — о распущенности. В сочинении «Мо­ ральные недуги и глаза» Коттон Матер, пуританский министр, зашел так далеко, что напрямую стал соотносить добродетели со здоровым состоянием глаз. Тот, у кого воспаленные глаза, провозглашался «нечестивым»; действи­ тельно, во времена года, провоцирующие аллерши, многим было не до идеа­ лов. Вы щуритесь? Значит, вы по натуре низки и страдаете душевной близо­ рукостью. Из практики чтения по лицам выросла френология — искусство анализировать форму головы и так называемых шишек. Со временем это занятие стало таким популярным, что вместо того, чтобы сказать: «Вы долж­ ны разобраться в своих чувствах», говорили примерно следующее: «Вам необ­ ходимо подвергнуть осмотру вашу голову». Хотя с точки зрения разума мы должны признать, что суждения, являющиеся итогом такого анализа, всего лишь болтовня, все же по лицу человека мы можем составить о нем некоторое представление. Неудивительно, что косметическая хирургия насчитывает много веков: в древней Риг Веде, написанной на санскрите, говорится об операциях носа, а в египетских папирусах есть описания того, как справляться с повреж­ дениями лица, полученными на войне или в результате несчастного случая. И, конечно же, красивое лицо — аргумент достаточный, чтобы разжечь огонь любви.

ВОЛОСЫ

Когда влюбленные описывают предмет своей страсти, они непременно упоминают цвет волос и их длину. Волосы могут стать фетишем, хотя любовь заставляет принимать возлюбленного целиком — и его душуи его тело. Пышные

имягкие, роскошные, насыщенные цветом, уоранные и дразнящие, они ма­ нят. Ими можно играть. Их приятно ласкать, приводить в беспорядок. Нару­ шая прическу, мы совершаем символический акт, равнозначный высвобожде­ нию тела от одежды. Женщины должны знать, что обрезать волосы, не пред­ упредив заранее любовника о предстоящем изменении во внешности, — боль­ шая ошибка, которая может отразиться на сексуальной жизни. Даже незначи­ тельное изменение прически порой производит шокирующее действие и бы­ вает губительно для любви.

Как-то человек, с которым мы находились на грани разрыва, взглянул на меня и, поморщившись, сказал: «Твои волосы!» «Что такое с моими волоса­ ми?» — поинтересовалась я, внезапно почувствовав себя глубоко уязвленной. «Ну, их просто слишком много...» — ответил он. И тогда я поняла, что между нами все кончено. Волосы — это оперение любви, ждущее ласки. Они столь же неповторимы, как очертания подбородка или форма пальцев. Если бы он сказал: «Мне разонравились твои губы», это было бы менее значимо. Однаж­ ды я срезала роскошный завиток со своей головы, перехватила его ленточкой

ивложила в книгу, которую должна была вернуть ему. Таким образом я отметила стихотворение, понравившееся мне больше других. Мне казалось,

СЛАГАЕМЫЕ СТРАСТИ: ЧУВСТВЕННАЯ СТОРОНА ЛЮБВИ

161

что книга должна пропитаться силой моей любви. Я верила, что вручаю ему талисман. Волосы сакральны как для любящих, так и для всего общества в целом.

Во второй половине шестидесятых годов для белой женщины непрямые волосы были трагедией. Прямые волосы говорили о принадлежности к вы­ сшему классу, о крови без языческой примеси. Все клакеры красовались пря­ мыми светлыми волосами. Бунтовщики, тосковавшие по облику Джуди Кол­ линз, искренне презирали общество, дешевые ценности и идеалы «поколения причесанных». Я вступила в мир в шапке черных кудрявых волос — смоля­ ных, пружинистых завитков, — их нельзя было распрямить никакими сила­ ми, их непокорность выдерживала сравнение с морской стихией. Но я стара­ лась укротить их, всячески распрямляла, — нечеловеческими усилиями — я даже привязывала волосы к банкам с апельсиновым соком — мне удавалось на недолгое время лишить их естественности. Все свое отрочество я спала на каких-то инквизиторских приспособлениях. «Спящая красавица» — вот уж оксюморон. Я была тираном сама себе. Короче говоря, мои волосы стали выглядеть «прирученными», «приведенными в порядок», «приличными». Об­ щество неслось к своему краху, но мои волосы имели пристойный вид. Когда мне было шестнадцать, отсутствие контроля пугало, — оно связывалось с беззаконием, убийствами, налетами на банки и другими ужасами, от которых содрогалась душа «благовоспитанной девушки».

Много лет спустя я зашла в салон Ричарда Штайна на Лексингтон авеню. Передо мной мелькали женщины, причесанные естественно и мило. Он со­ чувственно посмотрел на мою укладку, потребовавшую двухчасового пребы­ вания под феном, и с негодованием воскликнул: «Что это вы с собой сдела­ ли?» Он распустил мои волосы, и кудри, по которым я уже так давно тоскова­ ла, устремились вниз свободным каскадом. Впервые в жизни моя прическа не потребовала особых ухищрений. С часами укладки, сушки и прочих тщетных усилий было покончено. Я сбросила оковы рабства, надетые на меня суровым идеалом красоты. Вернув волосам естественность, увидев в их эксцентричнос­ ти изюминку, отказавшись от попыток «перевоспитать» их, я ощутила свобо­ ду. С тех пор каждые три месяца, когда я начинала походить на обросшего пуделя, Ричард укрощал мои волосы, достойные, по его словам, «королевы амазонок». Частенько он был последним, кого я видела, отправляясь в экспе­ дицию, и первым, с кем я встречалась по возвращении. Это не удивляло его. Проницательный мудрец, вооруженный ножницами, он прекрасно знал, ка­ кое значение продается волосам, особенно женщинами.

И в частности мной. Порой мне кажется, что они живут своей собствен­ ной жизнью. «Чтобы отыскать меня, — иногда говорю я, — следует высмот­ реть тайфун черных волос». Один мой студент (профессиональный карикату­ рист) как-то сделал серию рисунков, где изображалась женщина с таким ти­ пом волос, как у меня. Так, ее волосы кавалер представлял своим родителям, именно они выбирали блюда в ресторане, они ползли по окнам автомобиля,

162 ЛЮБОВЬ В ИСТОРИИ

наподобие испанского мха. Недавно, когда я расширяла дом, устраивая в нем особое помещение (нечто среднее между ванной и обсерваторией — на один телескоп), дама с горящим взором, которой предстояло сделать чертежи этого чуда, сказала: «Я не ,знаю ваших вкусов... но думаю, они гармонируют с вашими волосами». Вероятно, она имела в виду опахала, подрагивающие в руках евнухов, выстроенных в строгом порядке. Как-то раз, впав в отчаяние, я позвонила своей подруге и, успокоившись достаточно, чтобы объясняться членораздельно, излила ей свое горе. «А, личные проблемы! — произнесла она TifkHM тоном, будто хотела сказать: «Всего-то навсего!» Должно быть, тебя просто неудачно постригли». Когда у нее родилась дочь, она взяла малышку на руки и поклялась: «Обещаю: я никогда не стану тебе досаждать советами, какую именно прическу тебе делать!»

В этом состоит загадочный «пунктик» матерей. Они ведут постоянную борьбу с дочерями из-за того, как укладывать волосы. Я знаю многих жен­ щин, матери которых вместо утреннего приветствия первым делом отводят волосы с лица дочери, сопровождая свой жест восклицанием: «Тебе гораздо больше идет, когда твой лоб открыт, дорогая!» Они повторяют эту процедуру каждый день из года в год, не обращая внимания на изменения моды, с такой страстью, будто речь вдет о главной козырной карте.

Матери воспринимают своихдочерей как улучшенное собственное вопло­ щение. В какой-то момент, обычно когда дочь уже достигает зрелости, мать вдруг начинает хвалить ее прическу. Это очень важный сигнал: он говорит о перемирии по всему фронту. В непослушной копне волос, падающих налицо, чудится что-то слишком сексуальное, даже вызывающее. Вспомним Гленн Клоз из фильма «Фатальное тяготение» — ее полные безумия голубые глаза под белыми прядями волос. Часто женщины, у которых длинные волосы, после рождения ребенка делают стрижку. Обычно они объясняют свой посту­ пок чисто практическими соображениями. Но мне кажется, речь идет о чемто, скорее, символическом. Во многих культурах и религиях (упомянем хотя бы монашенок или еврейские семейные традиции) считается, что, отрезав волосы, женщина становится менее привлекательной для мужчин. Отказав­ шись от длинных волос, молодая мать хочет тем самым сказать: «Отныне вся моя жизнь посвящена семье, я сожгла мосты — мне больше не до кокетства». В конце второй мировой войны коллаборационистам в знак позора и бесполости отстригали волосы, совершая акт социального обрезания. Матери часто советуют дочерям, достигшим половой зрелости, носить короткую прическу, тогда как отцы горой стоят за длинные волосы. Приятельница рассказывала мне, что ей было четырнадцать, когда ее мать завела разговор о том, что было бы хорошо остричь ее роскошные длинные волосы. Отец же пришел в ужас от этой идеи и, словно герой мелодрамы, настаивал, что этот символический ритуал позволено привести в исполнение только ему.

История дает много примеров тому, что прическа воспринималась не как нечто орнаментальное, но магическое. ВДревнем Египте вдова клала прядь

СЛАГАЕМЫЕ СТРАСТИ: ЧУВСТВЕННАЯ СТОРОНА ЛЮБВИ

163

волос в гробницу мужа как фетиш, а также, возможно, как знак того, что она предпочла бы уйти вместе с ним. Богиня Исида при помощи волос возродила к жизни своего умершего возлюбленного, Осириса. Даже тень волос Исвды, словно крыло орла, оберегала ее сына. Созвездие Волосы Береники — каскад звезд, расположенный между созвездиями Волопаса и Льва, — названо в честь египетской царицы, жившей в III в. до н.э. Она вышла замуж за своего брата, Птоломея III Эвергета. Вскоре после свадьбы Птоломей III отправился во­ евать в Азию, и тогда Береника поклялась, что, если он вернется живым и с победой, она принесет в дар богам свои волосы. Не думаю, что, давая такой обет, она исходила из мысли, будто боги нуждаются в шиньоне. Она, как и все люди, верила, что благо требует искупления, жертвы. По возвращении Птоломея она принесла свои волосы в храм богини Афродиты. Но на следую­ щий день ее дар таинственным образом исчез. Вскоре после этого алексан­ дрийский математик и астроном Конон Самосский заметил скопление звезд близ хвоста созвездия Льва. Он был убежден, что это волосы Береники, пере­ несенные в небесадля прославления победы Птоломея. Что же в действитель­ ности произошло с даром Береники, мы не знаем. (Возможно, Конон неравно дышал к Беренике и завладел ее волосами.) Во всяком случае, открытие ас­ тронома оказалось вполне своевременным.

Хотя волосы всегда доставляли мне массу хлопот, я никогда не прозрева­ ла в них демонического начала. Я всегда надеялась перехитрить их, но вовсе не предполагала, что они есть воплощение зла, дьявольское орудие, извергну­ тое из глубин ада. Однако во времена суеверий люди связывали зло с женски­ ми волосами. В средние века полагали, что растрепанные волосы ведьм имеют власть над погодой. Град, ураган, ветер — стихии, способные погубить мир, — обрушивались, по мнению людей, по мановению не знающих узды волос. Конечно, всегда и повсюду были женщины, не придававшие никакого значе­ ния дурной репутации волос и распускавшие косы, чтобы хорошенько вы­ мыть их. Поскольку всем было известно, что гроза является следствием того, что некая женщина решила расчесать свои волосы, общество не одобряло подобных процедур. В послании к коринфянам апостол Павел учит, что хрис­ тианки должны покрывать голову, посколькудемоны сыплются с их волос и разбегаются по миру, сея зло. Представление о том, что женщине следует покрыть голову, входя в церковь, основано на убеждении, что одна неблаго­ воспитанная особа способна наводнить ее демонами, словно вшами.

Языческие суеверия, касающиеся волос, также были распространены в средние века. Взять хотя бы следующее поверье: если положить в землю волос, срезанный с головы ведьмы в период менструации, то он превратится в змею. Это, конечно, реминисценция мифа о Медузе Горгоне, порождающая и ряд других образов и представлений — от искушения Евы до «нечистоты» менструирующихженщин и власти, происходящей от тайного обладания прядью чьих бы то ни было волос. Но с волосами связывалась и добрая магия. Так, сплетенные пряди служили амулетом. Возлюбленные часто обменивались ло­

164 ЛЮБОВЬ В ИСТОРИИ

конами, а рыцари, отправляясь на битву, уносили драгоценный завиток волос своей дамы как залог храбрости.

Но волосы переплетаются не только с любовными обрядами. Они также служат и политике. Каждое поколение, нуждаясь в символе единства, проти­ вопоставляет себя обществу стилистикой причесок. Поскольку существует не так уж много шокирующих причесок, эпатирующие стили исчезают с арены ненадолго, возрождаясь через каждые несколько десятков лет. Те, кто жили в годы антивоенных митингов, возможно, также как я, удивляются, видя стро­ ителей, разгуливающих с «конскими хвостами» и лентами, или же полицейс­ ких с длинными баками. Не говоря уже об акционере, чей строгий костюм дополнен «конским хвостом». Я понимаю это явление так: внешний вид мо­ жет быть идентичен стилю хиппи, но философия и политика перешли в иное качество. История, мифология, литература знают множество драм, в которых волосам принадлежит центральная роль. Иногда они символизируют силу, как в истории о Самсоне и Далиле, иногда — сексуальность, как в волшебной сказке о Рапунцеле, или же самоотверженность любви, как в знаменитой новелле ОТенри, или магический фетиш, как в традиции американских ин­ дейцев, или религиозную мощь, как в мифах ацтеков, согласно которым Бога, явившегося людям, легко узнать по светлым волосам (этой-то верой и воспользовался Кортес). Не стану утверждать, что из-за волос во Франции XVIII века пала монархия, однако в них сфокусировалась общественная нена­ висть. При дворе Марии Антуанетты и мужчины и женщины использовали запасы муки для побелки изысканных париков. Эта расточительность приве­ ла в такое неистовство простолюдинов, нуждавшихся в куске хлеба, что они в знак протеста стали коротко стричься и приговорили не только королевские волосы, но и головы к гильотине.

Стоит мне подумать о XVIII веке, о величественных париках и спутанных грязных волосах — и сразу же моя кожа начинает зудеть. Если вода под рукой, я мою голову каждый день. Одно время я ездила в экспедиции в довольно дикие места. Там я заплетала волосы, оставляя пушистую челку. Мои волосы не оставляли равнодушными исследователей, принадлежавших к мужскому полу, и они редко удерживались от комментариев. Например, ког­ да я была занята последними приготовлениями перед путешествием в бра­ зильский лес дождей, будущий глава экспедиции, окинув меня суровым взгля­ дом, произнес: «Выдолжны сделать что-нибудь с вашими волосами». «Я собе­ ру их в пучок», — пообещала я, стараясь не расхохотаться. Многие понимают всю концептуальность длинных волос, которые могут быть заплетены в косу, собраны в хвост или еще как-нибудь убраны в зависимости от климата — жары или наличия густых растений. Мой начальник инстинктивно обратил ра меня внимание, как сделал бы любой другой на его месте, потому что длинные волосы — это своего рода провокация. Они навевают мысли об экстравагантности, излишествах, ползучей сексуальности, — иначе говоря, об отсутствии руля и ветрил. Экспедиционная работа подразумевает безразлич­