5. Освобождение от господства, освобождение от труда?

81

господства, доведение его до крайнего, предельного со стояния.

В гегелевской диалектике «господство—рабство» труд и смерть являются соответствующими атрибутами каждого из этих статусов, и только их перемена в состоя нии изменить судьбу субъектов: смерть, под угрозой кото рой находился раб и которая составляла привилегию гос подина, становится освобождением для раба, когда он преодолевает свой страх перед нею. И напротив, труд пе рестанет быть монопольным бременем рабства и «отло женной смертью», когда он продемонстрирует свой сози дательный и творческий характер, перестанет быть подне вольным или просто рутинным: труд должен отделиться от рабского статуса и перестать быть «вещью», отчуждаемой у творца и присваиваемой эксплуататором, — только в та ком случае неразрывная связка «господин—раб» будет в итоге разорвана.

5. Освобождение от господства, освобождение от труда?

Проблема освобождения труда, понимаемая в гегелевском смысле, оказалась в центре внимания марксистских вос приемников политической диалектики философа. И Карл Каутский, и Георг Лукач в контексте марксистских социо экономических построений с готовностью подчеркивали всеобщий характер труда, своим ритмом объединяющего различные социальные группы и классы в некую тоталь ность; только капитализм с его единой для всего общества экономической структурой породил формально единую для всех структуру сознания, которая и «проявляет себя как раз в том, что характерные для наемного труда пробле

82 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

мы сознания повторяются в господствующем классе — правда, в более тонком, одухотворенном, но именно по этому и более углубленном виде», «овеществление» и «опредмечивание» касается всех без исключения членов индустриального общества1. К. Каутский, соглашаясь с Людвигом Гумпловичем, также подчеркивает превалирую щий в государственно политической истории дух экономи ческой унификации, в котором он как раз видит побуж дающий мотив для использования государственного на силия: объединяющим фактором становится «вечное стремление к эксплуатации и господству со стороны силь ных и обладающих большим превосходством. Борьба рас за господство во всех его формах, как в открытых и на сильственных, так в скрытых и мирных, является... настоя щим движущим началом и активной силой истории» (Л. Гумплович); К. Каутский, в целом не отвергая имев ших место в истории побуждений к эксплуатации и наси лию, стремился лишь акцентировать особое внимание на их экономической составляющей, особенно настаивая на оп ределяющем влиянии этого фактора в деле формирования государственной власти2.

Гегелевский дуализм «господина—раба» с этой точки зрения может быть преодолен только превращением само го труда, «прыжком из царства необходимости в царство свободы» и полным преобразованием общества, где экс плуатация человека человеком будет уничтожена полно стью, и, в отличие от христианского преосуществления, это произойдет не в сфере духа, а в сфере материальной, здесь,

1 См.: Лукач Г. История и классовое сознание. М., 2003. С. 194. 2 См.: Каутский К. Материалистическое понимание истории. М.;

Л., 1931. Т. 2. С. 82.

5. Освобождение от господства, освобождение от труда?

83

на земле; всякое господство, включая религиозное, будет уничтожено, и господином мира станет свободный человек (правда, господствовать он будет не над людьми, а над ве щами и природой, т. е. само отношение господства как та ковое не исчезнет даже в этих условиях «рая на земле»).

Процесс «овеществления» трудового сознания начи нается уже в тот момент, когда труженик (раб) осознает сам себя как «производительную силу» общества: работ ник поднимается, сначала в сознании, а затем и в истории, над своим господином эксплуататором. Герберт Маркузе

всвоей интерпретации гегелевской социальной теории также отмечал высокую степень привязанности человека к своему труду, который в конечном счете определяет все его существование; некие «другие» присваивают себе этот труд, обладают им и в силу самого факта этого присвоения и обладания становятся господами трудящихся; раб же — это не просто человек, которому выпал случайный жребий трудиться, а труженик по самому своему существу, все его бытие — это труд. Следуя за К. Марксом, Г. Маркузе уточняет: зависимость одного человека от другого не явля ется только личной и не коренится в условиях личного или природного порядка, но опосредуется вещами и представ ляет результат отношения человека к своему труду. Труд настолько «приковывает работника к предметам, что само его сознание существует только «в виде вещности». Он становится вещью, само существование которой заключа ется в том, чтобы быть использованной». Однако и сам труд, и его результаты меняют сознание работника, он на чинает понимать, что только благодаря его труду этот мир увековечивается, и теперь его сознание «овеществляется»

вего работе и тем самым «вступает в стихию постоянст

84 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

ва», в стадию самостоятельного бытия, т. е. процесс труда приводит к рождению самосознания, и не только в самом работнике, но и в его господине; «господство в основном определяется тем, что господин располагает желанными ему предметами, не обрабатывая их. Он удовлетворяет свою потребность благодаря чьей то чужой, не своей ра боте. В основе его довольства лежит свобода от работы». Работник же своим существованием и трудом охраняет его от столкновения с негативной стороной вещей, посредст вом которой они становятся узами для человека. Господин получает вещи в виде продуктов труда, на них лежит отпе чаток субъекта, их обрабатывающего; располагая этими вещами, господин располагает также и самосознанием ра ботника, обнаруживая, однако, тем самым, что и он сам зависит от другого бытия1.

А. Кожев замечает, что для К. Маркса, как и для само го Г. В. Ф. Гегеля, самым главным в буржуазном мире яв ляется не порабощение рабочего или бедного буржуа бога тым буржуа, но порабощение их обоих капиталом: самоот речение, которое при этом проявляется, как раз и повторяет прежний христианский дуализм, но теперь в буржуазной «юридической» оппозиции собственника и «натурального» человека, а потусторонний мир здесь представлен теперь уже деньгами и капиталом. Перестав рисковать своей жиз нью, мирный буржуа вскоре перестает быть и гражданином (как только проходит эпоха войн и революций), который прежде мог обретать «удовлетворение» посредством поли тической деятельности, теперь он только пассивный под данный своего государства деспота.

1 См.: Маркузе Г. Указ. соч. С. 160—161.

5. Освобождение от господства, освобождение от труда?

85

Гегель называет «раба без господина» буржуа. Дела ясь частными собственниками, еще греческий господин и некогда гражданин города становились банальными мир ными римскими буржуа, подданными императора, кото рый также, в свою очередь, оказывался не кем иным, как тем же буржуа, собственником, владевшим Империей; в отличие от греческого полиса, Римская империя — типич ный буржуазный мир, и в этом качестве он превращался в мир христианский. Вот этот то буржуазный мир и выра батывает частное право — то единственное, что, согласно Гегелю, Рим вообще сумел произвести сам, основным по нятием римского юридического мышления стало понятие «юридическая личность», соответствующее стоическому философскому пониманию человеческой жизни, частное право наделяло абсолютной значимостью только чистое простое бытие человека вне зависимости от совершаемых им действий. Так же, как и у стоиков, значение «лично сти» здесь не зависело от конкретных условий ее сущест вования — везде и всегда человек представлял собой только юридическую личность, и каждый индивид оказы вался ею в равной степени по сравнению с другими инди видами. Так же обстояло дело и с нигилистическим скеп тицизмом, для которого понятие частной собственности составляло его реальную основу, раб солипсист считал, что только он сам действительно существует и что то зна чит. И это рабское мировоззрение воспроизводится теперь частным собственником, который подчиняет все, включая государство, только одной ценности — собственности, единственной реальности всех партикулярных идеологий.

Сам Г. В. Ф. Гегель полагал, что труд может быть на стоящим собственно человеческим действованием только

86 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

тогда, когда он является реализацией некоей идеи: раб тру дился, руководствуясь идеей господина, возможно также руководствоваться идеей социальной общности или госу дарства. Но буржуа не способен делать ни того, ни друго го, ведь уже нет господина, на которого следует работать, но еще нет Государства (буржуа желает видеть в нем толь ко «ночного сторожа», что претит духу истинного и суве ренного государства), ибо сам буржуазный мир есть не более чем скопление множества отдельных частных собст венников, между которыми нет и не может быть никакой подлинной общности.

Буржуа работает только на себя как на юридическое лицо, на идеального собственника как такового, на капи тал1. Поэтому в мире возникает новая оппозиция юриди ческой личности частного собственника, и человека из плоти и крови, рождается некий идеальный мир, пред ставленный в мире реальном деньгами и капиталом, и ра ди этого то мира человек и жертвует своими чувственны ми, биологическими влечениями (насколько для него бы ла велика эта потеря, можно судить по разному: так, Бенедикт Спиноза считал неспособность умерять спон танные, чисто человеческие аффекты собственно «рабст вом»). Теперь страсти, свободная воля, готовность к рис ку и импровизации, спонтанные и естественные порывы души, столь свойственные прежде психологии господина, воспринимаются как аффекты, противные разуму и по рядку, как законности, так и целесообразности. «Господ ство страстей» — это верный путь к рабству и смерти; смерть теперь означает конец, исчезновение жизни, ее

1 См.: Кожев А. Указ. соч. С. 240—241.

5. Освобождение от господства, освобождение от труда?

87

предел, за которым нет никакого существования и ника кой «потусторонности», там буржуа исчезает вместе со своим миром. Зато в этом, здешнем мире он полновласт ный господин, и «юридическое лицо» и «юридическая собственность» кажутся ему теми столпами, на которых этот мир держится.

В христианском мире смерть была тем самым порогом, за которым в соединении с трансцендентным исчезала также противоположность «господства—рабства» и про исходило «всеобщее признание значимости единичного», которое, согласно Гегелю, только и давало человеку истин ное «удовлетворение». Но антропологический аспект хри стианства, который полностью раскрывается в эпоху пре вращения труженика в буржуа, требует полного «снятия» самой христианской теологии, после чего человек христиа нин только и может стать тем, кем он и хотел стать, одна ко непременно сделавшись при этом безбожником или «человеко Богом». Но это уже тема Ф. Ницше...

Не Г. В. Ф. Гегель, но уже К. Маркс переключил внимание с проблем метафизического или антропологиче ского господства на его экономический аспект: труд как обмен и как «отложенная смерть» устранял идеалистиче ское ожидание свободы, и именно экономическое господ ство теперь делалось той превалирующей формой, которая закрывала и маскировала все остальные проявления и структуры господства. Жизненной основой экономики становились национальная калькуляция и контроль, устра няющие, как им казалось, из жизни риск, неопределен ность, стихию и эмоции. Власть, тем самым устанавливае мая над жизнью и смертью индивидуума, аннулировала все нравственные и этические нормы (а также такие аф

88 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

фекты, как честолюбие, месть, благодарность и т. п.), пе реводя их содержание в безликую сферу технических или обслуживающих их юридических регламентаций и норм. Однако «любое господство должно быть чем то искупле но. Раньше искуплением служила жертвенная смерть (ри туальное умерщвление царя или вождя) или же ритуаль ное обращение... На этой стадии власть еще раскрывается прямо и открыто. Эта социальная игра обратимости пре кращается с диалектикой господина и раба, где обрати мость власти уступает место диалектике воспроизводства власти». Но само искупление власти и здесь по прежнему симулируется уже в новых формах отношения труда, зара ботной платы и потребления, формах, которые теперь мо гут представляться значительно более измеримыми, каль кулируемыми и контролируемыми; подмена в новых усло виях усложнившегося общества символических форм обмена экономическими формами позволяет, как оказа лось, окончательно обеспечить господство политической власти над обществом. (Ж. Бодрийяр подчеркивает, что «дар есть сама сущность власти, власть упраздняется лишь отдариванием — это и есть обратимость символиче ского обмена, которая утрачивается в новых условиях».)

Именно экономике удалось скрыть истинную структу ру власти, поменяв местами составные части ее определе ния, «в то время как власть состоит в том, чтобы односто ронне одаривать (...жизнью), нам внушили как очевид ность нечто прямо противоположное: будто власть состоит в том, чтобы односторонне брать и присваивать себе. Под прикрытием этого фокуса может и впредь осуществляться действительное символическое господство», поэтому и все усилия угнетенных, направленные на отобрание у власти

5. Освобождение от господства, освобождение от труда?

89

взятого ею у них, оказываются бьющими мимо цели, по скольку тем самым они способствуют только своему даль нейшему угнетению1.

Тем самым дилемма «господство—рабство» оказыва ется замаскированной, но не разрешенной. Гегель надеялся решить ее, включив в более широкий контекст сопоставле ний всеобщего и единичного, которые должны были пред положительно слиться в ситуации превращения раба в труженика и нейтрализации статусного влияния господи на. Для этого Г. В. Ф. Гегель готов был пожертвовать да же христианской теологией, устранив из парадигмы боже ственные ценности и ориентиры, но и это не помогло: спустившись в земную сферу экономического, феномен господства не только не исчез, но и приобрел новые черты и новые качества. Что касается борьбы с господством как таковым, то она некоторое время еще продолжалась в об ласти марксистско социалистических утопий, но затем ти хо и незаметно затухла, предоставив господству в новых и все более жестких формах продолжать свое существова ние и деятельность, лишь изредка напоминая о своем слав ном прошлом легкими всплесками анархистского бунтар ства. Сам же факт вечного пребывания господства в мире поставил под сомнение и истинность гегелевской диалек тики одного из самых проблематичных отношений в чело веческой истории: расчет на то, что Труд и Экономика ос вободят человека от господства Власти, не подтвердился.

Вся диалектическая игра разума у Гегеля была направ лена на одну цель — обосновать, оправдать, легализовать уже, казалось бы, предрешенную ситуацию, в которой

1 См.: Бодрийяр Ж. Указ. соч. С. 106—107.

90 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

раб труженик, преодолевая свою изначально неразрыв ную привязанность к статусу господина, возвышается над ним, находя средства для этого в труде и производитель ности. Он изменяет характер труда, и труд изменяет его самого: если принудительный труд был обусловлен прежде всего страхом смерти, то производительный труд, изме няющий структуры жизни, стал необходимостью и по требностью. Гегель был убежден в том, что таковым труд становится именно в виде товара и что связанный с ним принцип эквивалентности позволит преодолеть гнетущую ситуацию асимметричного господства: слияние единичного со всеобщим и признание этого единичного всеобщим — только такая тотальность была призвана устранить опасный дуализм производства присвоения. Однако даже устране ние субъекта господства путем приравнивания и слияния его с объектом не устранило самого отношения господства, и даже перенос проблемы из нравственно этической (оформленной как юридическая) сферы в область организа ционно технических отношений этого положения не ме нял — государство по прежнему и даже с еще большей си лой давления давало и дает себя почувствовать, скрывая свое лицо и ловко замаскировавшись, теперь уже в новых и ставших привычными для современного человека условиях существования.