3. Символическое делегирование (репрезентация) власти 309

Властная асимметрия превращалась здесь в асимметрию поведенческую, тем самым еще глубже закрепляя всю ус тановившуюся систему дифференциаций и различий, соз дающую столь необходимую почву для функционирова ния господства.

3. Символическое делегирование (репрезентация) власти

Историки права часто описывали складывающуюся ситуа цию символического властвования как «мистерию мини стерства» (mysterium ministerium), или, в русской транс крипции, как «таинство служения», как некий процесс пресуществления, который совершается посредством пре вращения или отождествления официального представите ля с группой, чье мнение он выражает, принимая на себя все ее права, обязанности и представления. «Тайна пред ставительства», или репрезентации, не могла быть разга дана иначе, как в ходе исторического анализа генезиса и функционирования статуса и символизма представитель ства, когда «с помощью магии слова приказа представи тель замещает собой группу», более того, когда существо вание самой этой группы возможно только в силу доверен ности и когда ее символическое бытие персонифицируется в этом условном мире (в персоне «короля», «президен та»), а сам представитель своими актами и действиями «выхватывает» из социального пространства только тех, кого он намерен представлять, выбирая их как изолиро

2 См.: Бочаров В. В. Символы власти или власть символов // Антропология власти. СПб., 2006. Т. 1. С. 286—292.

310 Глава 6. Символическая власть и господство символов

ванных индивидов и позволяя им при этом действовать и говорить только через его посредство, «как говорит один человек».

П. Бурдье полагает, что «тайна министерства» и есть как раз такой случай социальной магии, когда вещь или персона вдруг становится отличной от того, чем она явля ется на самом деле в действительности; человек получает возможность идентифицировать себя в собственных гла зах и глазах других сразу с целой совокупностью других людей — «народом», «партией», «государством» и т. п., при этом логический круг замыкается: группа теперь опре деляется и воспринимается извне через того, кто говорит от ее имени и выступает как источник власти, осуществ ляемой ею над теми, кто, по сути, все еще остается истин ным источником этой власти1. В «теле» власти тем самым сливаются «тело» правителя и «тела» управляемых, одна ко чудесным образом власть оказывается всегда и везде именно в руках этого первого, предпочитая найти в нем за вершающую и высшую точку всей символической пирами ды властвования.

Агентами символической власти могут быть как от дельные лица, так и целые группы; процесс, связанный с возникновением, рождением социальной группы, всегда и в значительной мере представляет собой типичную симво лическую борьбу, в результате которой из неопределенно го множества борющихся индивидуальных воль появляет ся некое единое социальное образование и тем самым в социальном пространстве начинает существовать и дейст

1 См.: Бурдье П. Символическое пространство и генезис клас сов // Социология социального пространства. С. 41—43.

3. Символическое делегирование (репрезентация) власти

311

вовать новый субъект. Соответственно, меняется и соот ношение борющихся социальных сил в этом пространстве, меняется и «объективная» картина мира, которая в свою очередь становится новым побуждающим мотивом к про должению символической борьбы, и так без конца; так, чтобы принять мир, нужно изменить видение этого мира и те способы, которыми формируются социальные группы; символическая власть, образцовой формой которой явля ется власть образовывать такие группы, должна распола гать для этого необходимым символическим капиталом, включающим такие ценности, как доверие и признание.

Власть конструирования, власть формирования новой социальной группы, для которой, уже будучи персонифи цированной, она сама в лице делигента становится дове ренным лицом, может появиться лишь в результате дли тельного процесса институционализации, вследствие кото рого рождается и учреждается такое доверенное лицо, получающее от группы власть формировать саму эту груп пу. Власть навязывать определенное видение необходимо го деления или делать видимыми, эксплицитными импли цитные социальные деления выражается прежде всего как политическая власть, т. е. власть создавать группы и ма нипулировать объективными структурами общества. Такая созидательная власть описывать, называть, производить на свет в учрежденном, «конституированном состоянии сформировавшегося корпуса и корпорации» то, что до это го момента существовало лишь как собрание многих лиц, и есть власть символическая1.

1 См.: Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть. С. 84—85.

312 Глава 6. Символическая власть и господство символов

Формируя некое единство, корпус (corpus), социаль ное «тело», власть сразу же определяет и устанавливает его идентичность, особый статус и особое место, которое оно занимает в социальном пространстве. В символиче ском плане образованное актом номинации политическое «тело» есть не что иное, как означающее для самой власти как означаемого. Жан Люк Нанси уверен в том, что «по литическое тело» — это только тавтология или же очевид ный факт для всей политической традиции в целом, какие бы разнообразные формы оно ни принимало: само полити ческое основание покоится на круговращении значений. Сообщество, группа располагает «телом» в качестве оп равдывающего ее существование смысла, тогда как «тело» также располагает самим этим сообществом, и тоже в ка честве своего собственного смысла. «Тело» располагает сообществом, его учреждением, в качестве знака, сообще ство же располагает «телом» («короля» или «ассамблеи», собрания) также в качестве знака — означающее и озна чаемое здесь постоянно меняются местами, — таким об разом, бесконечным «предположением» оказывается «те ло сообщество», имеющее уже двоякое значение. Созда ваемое актом номинации или символического обозначения означающее «тело» предельно «юридизировано»: моде лью corpus является Corpus Juris, не будучи ни хаосом и ни организмом, он как бы расположен не столько между ни ми, сколько в стороне, таково пространство самого права: его основание прячется от отведенного ему же места, — «право самого права всегда бесправно, право возвышается над всеми частными случаями, но само оно есть случай своего установления, посторонний как природе, так и Бо

3. Символическое делегирование (репрезентация) власти 313

гу». Сorpus подчиняется некоему правилу, обращающему ся от одного конкретного случая к другому, этой прерыв ной непрерывности принципа и исключения, требования и нарушения. Юрисдикция заключается не столько в про возглашении «абсолютного характера права и его разъяс нении, сколько в оговаривании того, чем право может быть здесь, вот тут, сейчас, в этом конкретном случае, в этом конкретном месте»1.

Номинация, или поименование, которой пользуется и с которой ассоциируется символическая власть, есть власть творить вещи при помощи слов, т. е. сугубо челове ческий инструментариий, и именно в этом смысле она яв ляется властью утверждения, проявления того, что уже су ществует в действительности. Так, группа начинает свое существование для всех, кто ее воспринимает, лишь с того момента, когда она становится способной открыто прояв лять свое существенное отличие, отделяющее ее от всех других групп, т. е. становится узнаваемой и признанной. И хотя символическая власть предполагает для нее нали чие обязательного признания со стороны внешнего соци ального мира, все же реальность самого существования та кой социальной группы есть в значительной мере реаль ность магическая; поэтому и окружающие ее социальные и политические институты сама эта группа воспринимает как фантазмы.

Как настоящая мистическая корпорация, любая соци альная группа существует только в лице и посредством ее официальных представителей, которые «дают ей слово и наглядное присутствие, она существует в вере в собствен

1 Нанси Ж.9Л. Сorpus. М., 1999. С. 81, 102.

314 Глава 6. Символическая власть и господство символов

ное существование, которую корпусу уполномоченных удается внушить посредством одного только факта своего существования и собственных представлений»1, — таким же образом формируется и вся система статусов и значе ний, приписываемых символической властью отдельным субъектам и звеньям этой системы «представляемые— представитель».

Формирование иерархий и разделений в социальном пространстве, несомненно, является объективным процес сом, как и всякое иное институирование, формирующее жесткие и более или менее устойчивые структуры. Разу меется, «телесно» эти институты не сводятся только к символическому, однако само их существование оказыва ется возможным именно в рамках символического. Так, система права и институт власти могут социально сущест вовать только как «санкционированная система симво лов», поскольку их роль заключается в том, чтобы связы вать означаемое (распоряжения, предписания, приказы и т. п.) с символами (означающее) и узаконивать эту сформированную ими зависимость, т. е. в принудительном порядке навязывать ее целому обществу или отдельной группе2.

Символическое насилие, которое здесь, несомненно, имеет место, само выводится из особой логики символиче ского. (Ж. Бодрийяр подчеркивал особую значимость та ких актов, как «непрестанная обратимость отдариваний»

1 Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть. С. 44.

2 См.: Касториадис К. Воображаемое установление общества. М., 2003. С. 134.

3. Символическое делегирование (репрезентация) власти 315

или, напротив, захват власти путем одностороннего отда ривания — первобытный символический процесс не знал бескорыстного дара, ему были известны только «дар вы зов» и взаимное обращение обменов. Когда же эта обра тимость нарушается и заменяется накоплением и односто ронним перемещением ценностей, символическое отноше ние также гибнет, и тогда возникает власть, которая позже будет формализована в экономическом механизме договора1.) Символическое претендует на разрешение проблемы, связанной с неопределенностью отношений меж ду отдельным индивидом и группой, в которую тот оказы вается включенным, а также отношений, складывающихся между этой группой и ее делегированным представителем, принимающим за нее решения и говорящим от ее имени. Указывается на то, что политическому в целом присуща некая устойчивая антиномия, заключающаяся в том, что сами индивиды не могут быть эффективно конституиро ваны в группу — силу, которая в состоянии заставить считаться с собой и себя слушать, — иначе, как только отказавшись от собственных прав в пользу своего офици ального представителя.

П. Бурдье объясняет эту парадоксальную ситуацию «доисторическим» фактом изначальной предноминацион ной дифференциации группы: дело в том, что «господ ствующие» как таковые существовали и существуют все гда, тогда как «подчиненные» и подвластные появляются несколько позже, лишь мобилизовавшись и получив в свое распоряжение таинственные инструменты представитель

1См.: Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.

С.96.

316 Глава 6. Символическая власть и господство символов

ства, поэтому именно акт делегирования с этой точки зре ния и является основным началом всяческого политическо го отчуждения (здесь следует вспомнить Т. Гоббса).

Все политические фетиши, такие, как сами люди, ве щи и сущности, кажутся обязанными своим существова нием самим себе, однако в символической интерпретации они представляются только как результаты действия соб ственных агентов представителей — вообще, «доверите ли обожают собственные творения», а политическое идо лопоклонство и заключается как раз в том, что ценность, придаваемая политическому персонажу, этому виртуаль ному «продукту человеческого мозга», с этой точки зре ния кажется чудесным и объективным свойством самой личности, ее шармом или харизмой1, — символическое мышление всегда само творит, творило и будет творить своих кумиров. (Лучшим примером такой ментальной на правленности и логических обоснований может служить форма идеологического сознания, оправдывающего или отвергающего, с равной степенью пафоса и лицемерия, существующий порядок вещей, здесь символическая борьба, как кажется, достигает своей крайней точки, а власть максимально полно использует свой администра тивный ресурс, и политический капитал, почерпнутый из него, кладется в основание этой борьбы. Господствующий класс всегда есть место и пространство борьбы за «иерар хию принципов иерархии»: доминирующие фракции стремятся здесь внушить идею легитимности своего гос подства либо с помощью «собственного символического

1 См.: Бурдье П. Делегирование и политический фетишизм // Социология социального пространства. С. 159.

3. Символическое делегирование (репрезентация) власти 317

производства, либо при посредстве консервативных идеологов, которые при этом всегда угрожают обернуть к своей пользе саму власть определять картину и ценности социального мира, предоставленную им через механизм делегирования»1.)

К. Шмитт, подчеркивая свойственную Средневеко вью способность к образованию многообразных и весьма ярких репрезентативных фигур (папа, император, монах, рыцарь, купец), с ностальгической горечью заметил, что их число резко сокращается в процессе развития совре менного общества. (В правовой сфере утрата символиче ского формализма точно так же привела к кардинальному пересмотру принципов легитимации; в свою очередь, вспо миная о средневековом «формализме», Й. Хейзинга заме чает, что свойственное той эпохе «правовое чувство было непоколебимым, словно стена; оно ни на мгновенье не ис пытывало сомнения: преступника судило само его преступ ление... При вынесении судебного решения формальному составу преступления все еще придавали особое значение, этот формализм был настолько силен, что для вынесения приговора не имело значения наличие или отсутствие пре ступного умысла: преступлением было лишь само преступ ление и как таковое оно влекло за собой наказание, тогда как преступление, не доведенное до конца, и попытка пре ступления оставались безнаказанными»2.)

С исчезновением сословий исчезает и сама форма ре презентации, поскольку репрезентировать можно только лицо и, в отличие от простого «представительства», толь

1 Бурдье П. О символической власти. С. 92—93.

2 Хейзинга Й. Указ. соч. С. 261.

318 Глава 6. Символическая власть и господство символов

ко авторитетное лицо или столь же авторитетную идею, которая, коль скоро она репрезентируется, заодно и пер сонифицируется. «Бог, или — в демократической идеоло гии — народ, или абстрактные идеи, каковы «свобода» и «равенство», мыслимы как содержание репрезентации, но это невозможно применительно к производству и потреб лению. Репрезентация сообщает лицу репрезентанта соб ственное достоинство, ибо репрезентант высокой ценности не может быть неценным»1. Процессы унифицирования и уравнивания, сопровождающие рождение современных демократических и индустриальных обществ, делают не актуальной саму проблему репрезентации, вместе с кото рой утрачивается ощущение стабильности и способность к «узнаванию», т. е. выявлению истинного означаемого, без которого репрезентация немыслима. Персонификация ре презентанта — такая же символическая процедура, как и сама номинация, или поименование, той или иной социаль ной сущности. В пространстве властвования выделение конкретного лица в качестве представителя всей социаль ной группы является не просто актом формирования власт ного центра и передачи ему полномочий, это есть акт соз дания специфической формы власти.

А. Кожев выводит само понятие власти из первичной антропогенной потребности в признании и борьбы за это признание; при этом онтологические силы и качества, ко торые ведут такую борьбу, персонифицируются в глубин ных архетипических символах Отца, Вождя, Господина и Судьи. (В области существования (бытия) преобладает

1 Шмитт К. Римский католицизм и политическая форма // По литическая теология. М., 2000. С. 128.

3. Символическое делегирование (репрезентация) власти 319

власть Отца (творца, первопричины, традиции), в поли тической области — власть действия (актуальности), вы раженная во власти Господина и Вождя. Власть Судьи ас социирована с вечностью и беспристрастностью, Вождь предвидит и руководит, Господин принимает решения и действует. В государстве как особом социальном образо вании приоритет переходит к власти Господина и Вождя, а власть Отца и Судьи выступает как производная, здесь с особенной ясностью происходит разделение сфер публич ного и частного, организация семьи строится иначе, чем политическая организация государства: одни родственни ки подчиняются другим в зависимости от того «прароди теля, который определяет их существование, но они не управляют друг другом». Свою типологию властей А. Ко жев связывает с определенными историческими концеп циями власти: власть Судьи — с «республикой» Платона, власть Вождя — с «политикой» Аристотеля, власть От ца — со схоластикой и власть Господина — с гегелевской диалектикой1.)

П. Бурдье предупреждал, что отношения делегирова ния рискуют скрыть в себе реальные отношения представи тельства и замаскировать тот странный парадокс ситуации, в которой некая группа может существовать, только по средством делегирования всех своих прав и обязанностей частному лицу, которое может действовать в качестве «юридического лица», замещая собой всю группу; мистиче ская связь социума с представляющим его индивидуумом,

1 См.: Быстров В. Ю. Политическая философия Клода Лефор та // Лефорт К. Формы истории. СПб., 2007. С. 332—333; Ко жев А. Понятие власти. М., 2007. С. 26—27.

320 Глава 6. Символическая власть и господство символов

власть репрезентации, которой он оказывается наделен, представленность множества в единстве, — все это так и остается чудесной загадкой, порожденной символическим сознанием и социальными практиками. Если рассматривать эту ситуацию представительства, описывая ее в терминах обычного делегирования, то кажется очевидным, что имен но сама группа порождает личность, «говорящую вместо нее». Однако с такой же уверенностью можно утверждать, что именно персонифицированный и наделенный массой полномочий представитель создает свою группу, высту пающую в установившейся символической связи как его оз начающее, ведь представляемая и символизируемая им группа, как кажется, и существует то именно потому, что существует он сам, ее представитель; и лишний раз стано вится также очевидным, что в символическом мире озна чающее и означаемое всегда готовы поменяться друг с дру гом местами. «В этом круговом отношении можно видеть основание иллюзии, когда до определенного предела пред ставитель может казаться... causa sui, поскольку он являет ся причиной того, что порождает его власть, поскольку группа, сотворившая его как уполномоченное лицо, не су ществовала бы... если бы не было лица, ее воплощающего»1.

Признание и узнавание группы зависят не только от найденной ею самою специфики, проявляющейся как в ее структуре, так и в ее функционировании, но и от статуса и персонифицированности ее представителя: в символиче ском отношении оба полюса (означаемое и означающее) «равноправны», однако направленность процесса созда ния символов, однолинейно выраженная, побуждает все

1 Бурдье П. Делегирование и политический фетишизм. С. 158.

3. Символическое делегирование (репрезентация) власти 321

же приоритетно воспринимать в качестве символа, или оз начающего, прежде всего саму фигуру представителя, агента и создателя социальной группы. (По замечанию Корнелиуса Касториадиса, сам факт размещения всего то го, что составляет ритуал и символ, только на одном с точ ки зрения важности уровне оценивания указывает прежде всего на нерациональный характер их содержания; что ка сается правового символизма как наиболее формализован ной и приближенной к «объективности» системы, то он служит содержанию и отходит от него лишь постольку, поскольку его принуждает к этому сама рациональность1.)

Принципы построения и функционирования как самой символической пары «группа—представитель», так и символической власти как таковой мало изменились со временем: как некогда архаический правитель наделялся властью прокладывать и устанавливать границы между социальными группами и тем самым создавать, формиро вать их как таковые (власть этого типа обозначалась тер мином «nomos»), так же и современные политические функционеры, наделенные государственными полномо чиями, являются в равной мере «персонификациями соци альной фантастики», которую они же сами и произвели на свет в недрах и посредством своего существования и «фан тастическую» власть которой они получили взамен. Офи циальный представитель группы становится ее субститу том и существует лишь благодаря делегированию, однако же и сама группа начинает существовать только тогда, ко гда находятся люди, способные отождествить себя с нею, и только благодаря тому, что делают они это публично и

1 См.: Касториадис К. Указ. соч. С. 135—136.