Г л а в а 2. ЛЕГАЛИСТСКАЯ ДИАЛЕКТИКА ОТНОШЕНИЯ «ГОСПОДИН—РАБ»

УГ. В. Ф. ГЕГЕЛЯ

1.Господство и разум

Персоналистический аспект господства наиболее рельеф но проявляется во взаимоотношении пары статусов, кото рые могут быть определены как «господин» и «раб». С юридической точки зрения рабство является предельной степенью подвластного состояния, дальше идет только смерть, наступающая как результат волеизъявления гос подина. Описывая отношения господства в этих терминах, мы получаем возможность приблизиться к двум крайним точкам его семантической границы, допуская при этом су ществование в установленных пределах также множества иных, в этой связи становящихся промежуточными, стату сов и категорий, которыми определяются все переходные стадии властвования и господства.

Социальная и правовая дифференциация, в результате которой «господин» отделяется от «раба» и между ними сохраняется непреодолимая дистанция, тем не менее не только не исключает, но и, более того, подчеркивает не разрывную связь между двумя этими статусами, в которой один без другого не может существовать. Способ установ ления такого различия не имеет при этом особого значе ния — будет ли это захват, рождение или какие либо иные исторические конкретные обстоятельства (разделе ние на «господ» и «рабов» оказывается явлением более глубоким), — такое противоположение выявляется не

1. Господство и разум

47

только на экономическом, политическом и правовом уров нях, но и на уровнях психологическом и метафизическом. «Господство—рабство» может быть установлено как от ношение коллективное и групповое или сугубо индивиду альное, сам тип господства от этого существенно не меня ется (хотя его юридические характеристики и подвергают ся изменениям); Аристотель, пожалуй, одним из первых обратил на это внимание, связав отношения господства как с фактом обладания определенным «знанием», так и с некоторыми естественными обстоятельствами; проводя различие между властью государственного мужа и вла стью господина, он подчеркивал, что власть второго — это власть над рабами, и обеспечивается она отнюдь не знанием, а только природными свойствами самого госпо дина. Такая форма властвования естественна в смысле ее природного, а не конвенциального характера: как душа отличается от тела, над которым она властвует, так и гос подин по природе своей отличается от раба; природный характер обоих статусов смягчает существующую между ними напряженность: для рабов «по природе» быть в под чинении у господ — лучший удел, «ведь раб по приро де — тот, кто может принадлежать другому (потому он и принадлежит другому) и кто причастен к рассудку в такой мере, что способен понимать его приказания, но сам рас судком не обладает». (Вместе с тем возможно и рабство по закону, здесь выступающему своего рода соглашением, в силу которого все захваченное на войне называют собст венностью завладевшего им.)

Таким образом, «по природе» полезно и справедливо одному быть и оставаться в рабстве, а другому господство вать, отсюда следует норма, согласно которой один должен

48 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

подчиняться, а другой — властвовать и осуществлять вло женную в него самой природой власть так, чтобы быть и ос таваться господином; однако, оговаривается Аристотель, «дурное применение власти не приносит пользы ни тому, ни другому: ведь, что полезно для части, то полезно и для це лого, что полезно для тела, то полезно и для души, раб же является некоей частью господина, как бы одушевленной, хотя и отделенной частью его тела»1. (Эту диалектику «гос подство—рабство» Г. В. Ф. Гегель позже разовьет в кон тексте взаимодействия «всеобщего—единичного».)

Платон в системе отношений «господство—подчине ние» приоритетно выделял ее функциональные аспекты, связывая статусы «господина» и «раба» с возможностями каждого из них соотноситься с определенным видом дея тельности, прежде всего с использованием «знания» (ду ховной деятельности) или применением физического тру да. Во всяком случае, оба статуса оказывались обременен ными тем или иным видом деятельности, и труд в самом широком смысле этого слова становился определяющим признаком существования полисного человека, такая фор ма существования могла приобретать вид мудрости, спо койного размышления или эстетического переживания, но могла также выражаться в тяжелых и принудительных фи зических усилиях.

Разнообразные формы труда составляли бытийную часть жизни полиса, т. е. часть самой политики, вклю чающей наряду с трудовыми усилиями и размышлениями на политические темы также административно управлен ческую деятельность и властные акции; способ деятель

1 Аристотель. Соч. М., 1984. Т. 4. Политика. С. 386.

1. Господство и разум

49

ности, которую лицо осуществляло в пределах полисного континиума (выстраивавшегося в собственном простран стве и времени), определял его положение и статус внут ри самой системы властвования, в соотношении с пози циями господства или подчинения. Весь политический процесс складывался из этих элементов, и для Платона было очевидным, что даже «начинание» и продолжающее «действие» как отдельные стадии политического процесса превращаются в этой перспективе в отличные друг от друга по качеству и существу занятия, начавший его, этот процесс, становится «властителем», который не исполня ет чего либо, не осуществляет «рутинной» деятельности сам, а только властвует над теми, кому исполнение пору чено и вменено в обязанность. В этой ситуации собствен но «политическое» редуцируется к искусству (Платон показывает это на примере искусства ткачества), люди делятся здесь на тех, кто «знает и не делает», и тех, кто «делает и не знает, что делает», тем самым разрыв между «знанием» и «деланием» начинает отождествляться с символической и правовой дистанцией, отделяющей вла стителей от подвластных; для греческого понимания «по литии» отношения «господства и подчинения» были так же заведомо тождественными отношениям господина и раба.

По мнению Х. Арендт, требование Платона выводить правила поведения в публичных делах из отношений госпо дина и раба сводилось прежде всего к тому, чтобы априори исключить сам поступок как таковой, как «внешний» факт и свободное действование, из всего хода дел человеческих; более того, платоновские категории «господства» касались аспектов и многих вещей, заимствованных из нравствен

50 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

ной сферы; всякое упорядочение и обсуждение всех без ис ключения человеческих дел и отношений у Платона было подчинено неизменным законам властвования и подвласт ности. Так, когда он толкует о том, что «буквы», из кото рых складывается государство и закон, «прочерчивают не что иное, как расширенную проекцию устройства челове ческой души», в точности по своей архитектонике совпа дающей с публичным устройством его утопической рес публики, становится совершенно очевидным, что он тем самым возводит категорию господства в фундаментальный принцип обращения человека с самим собой, поэтому овла дение собой как раз и становится главной предпосылкой для господства над другими и над целым миром1.

Политическое разделение «знания» и деяния, с одной стороны, и отождествление «знания» с господством, а действия — с повиновением — с другой, оставалось весь ма долгое время основой для различных теорий господства и вновь было переформулировано уже в гегелевской диа лектике взаимоотношений господина и раба. Слоганы «знание — власть» или «знание — сила» станут лозунга ми нововременной политической философии, окончатель но связавшей монополию на «знание» с правом на господ ство и перенесшей умозрительный центр властвования с политических механизмов и регуляторов на собственно технические институции. В утрате политического, состав лявшего сущность полисного существования, современные исследователи увидели главную опасность, угрожающую социуму со стороны феномена господства, его персонифи цированная форма, тирания, активно прокладывала путь

1 См.: Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. С. 296—

298.

1. Господство и разум

51

для еще более жесткой и безапелляционной формы власт вования; и захват тиранией под свой контроль публичной сферы (что представляется Х. Арендт определяющей тен денцией в этом процессе) еще не был в состоянии привес ти к установлению окончательного режима господства. Напротив, пока сохранялись отдельные сферы частной компетенции, процесс тотализации еще не являлся закон ченным, и лишь после воцарения тотальной публичности и слияния воедино всех отдельных сфер регулирования мож но было говорить о его завершении. Символом такого пол ного господства становилась тем самым не единоличная власть персоны — настоящее господство может осущест влять только безликая и анонимная, но беспредельно мо гущественная власть, приобретающая некие черты транс цендентности и располагающаяся где то за пределами земного и человеческого бытия.

Х. Арендт полагала, что весьма характерным для ти рании является отнюдь не жестокость (может существо вать и «мягкая» тирания), а уничтожение ею публичной политической сферы, тиран, рассчитывая на собственную политическую мудрость и из жажды власти, монополизи рует ее для себя, предоставляя гражданам только заботу о своих частных интересах, сам же принимая на себя заботу о публичных делах. Тирания всегда выдвигает одно очень соблазнительное предложение: стабилизировать человече ские обстоятельства путем установления неполитического порядка вещей; уже роль традиционного понятия господ ства, соответствующего представления о том, что «вся по литика есть форма господства и к существу правового го сударства принадлежит упорядочение господства и подчи нения, повелевания и повиновения на основе позитивных

52 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

законов», весьма характерна для всей постплатоновской политической философии.

И у Платона, и у Аристотеля постоянно проводится мысль о том, что всякая политическая общность необходи мо состоит из властителей и подчиненных, и именно на ней и основываются все дефиниции государственных форм, будь то господство одного, или монархия, господство мно гих, или олигархия, господство множества, или демокра тия; и, как представляется, эта традиция была основана «даже не на презрении к людям, а на вполне обоснованном недоверии к человеческому действию и на вытекающем отсюда стремлении сделать это действие излишним»1. Х. Арендт тем самым связывает политическое действие с самой сущностью политического, а исчезновение того и другого — с давлением господства, базирующегося ис ключительно на «знании»; у Платона именно господство «знающих» («философов») определяет весь внутренний строй политического существования его государства, при ближая его к идеалу и справедливости. Разделение на гос подствующих и подвластных у него не было непосредст венно связано ни с формой правления, ни с политическим режимом его «республики», но вырастало из самой поли тической антропологии философа: господин и раб появи лись одновременно и от этого не могут существовать друг без друга, точно так же «знание» беспочвенно без дейст вия и деятельности, а производство и производительность бесцельны без «знания»; душа и тело, разум и воля так же неразрывны и синхроничны в своем существовании, как «властитель» и «подвластный».

1 Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. С. 293—294.

1. Господство и разум

53

Первичность духа и воли по отношению к косной ма терии естественным образом соотносилась со статусом «господина», повелевающего «рабом». «Знание» как неиз менное и стабильное состояние превосходства возвыша лось над спонтанной, суетливой, находящейся в постоян ной динамике деятельностью, статус «господина» соответ ственно выступал здесь как нечто уже достигнутое, завое ванное и абсолютное, при этом «рабу» снисходительно предоставлялась возможность дальнейшей деятельности и работы. Более того, именно непрерывность «рабской» деятельности позволяла «господину» сохранять уже дос тигнутые им невозмутимое спокойствие, статичность и да же гедонистское бездействие. Труд, рабский, малоинте ресный для господина, обеспечивал ему возможность пре даваться удовольствиям, честолюбивым мечтаниям и героическим забавам.

Ведь «знание» или «мудрость» могут формироваться только в таких условиях, в которых их носители освобож дены от принудительного труда, и в политической антропо логии уже давно сложилось представление о том, что край не малой является вероятность того, что человек сам добро вольно склонится к труду как к правильному, длительному и неприятному усилию. Всегда оказывалось необходимым некое внешнее давление на него, суровое и часто жестокое принуждение, чтобы путем большого ряда поколений по степенно привить ему побуждение к труду и сделать труд естественной потребностью. Социальное разделение труда означает в своей основе «разъединение господ и рабов. Пе редача низших и более суровых жизненных усилий подчи ненной расе путем принуждения и господства, посредством которых раб делается личной и вещественной собственно

54 Глава 2. Легалистская диалектика отношения «господин—раб»

стью своего господина, была необходимым условием для создания высшей политической и духовной жизни господ ствующей аристократии». Свобода, которую в этой ситуа ции получали господствующие классы, покоилась прежде всего на «воле к власти», которую они выражали, этим же были созданы и условия для существования индивидуаль ной личности, способной возвыситься над массой и создать для себя право признания; психическое различие между физической и духовной работой могло возникнуть только в результате установления таких социальных дистанций и ог раничений в условиях существования, так как «господство над природой возможно только посредством общественно го господства над человеком и его рабочей силой». С этим был связан и правовой дуализм, имевший место в самом статусе раба: с формально юридической точки зрения раб ство признавалось юридическим фактом, тогда как с точки зрения «естественного права», на чем особо настаивали со фисты и стоики, а вслед за ними — и римские юристы, та кие как Флорентин и Ульпиан, рабство рассматривалось как противоестественное состояние1.

Разум, воспаривший над природой, демонстрировал здесь свой неизбывный дуализм: отношения «господ ства — рабства», с одной стороны, носили межчеловече ский, межперсональный характер и были обусловлены лич ными качествами обоих субъектов отношений (знание, сила против невежества и слабости), с другой же — объективи ровались, превращаясь по сути в отношения между «веща ми», статусами, точками «размытого множества», состав лявшего социальное пространство. Разум, главное дейст

1См.: Вольтман Л. Политическая антропология. М., 2000.

С.292—293.