Гл а в а 4. ОТ ДЕМОКРАТИИ
КДИКТАТУРЕ: ТОЧКА ЗРЕНИЯ «ПРАВЫХ» (А. ДЕ ТОКВИЛЬ, Ж. ДЕ МЕСТР, Д. КОРТЕС)
1. Равенство против свободы
Юридически определение «равенства» может быть выра жено как в категориях равенства субъективных прав и обязанностей, так и в понятии объективного закона — оно может быть как «распределительным», так и «оценоч ным», будучи приближено тем самым к классической ари стотелевской категории справедливости. Со «свободой», другим демократическим символом, дело обстоит сложнее: наряду со свободой «негативной», отрицающей право третьих лиц, в том числе и властей, вторгаться в сферу част ного существования и очерчивающей эту сферу преимуще ственно в терминах частноправовых, существует другая, «позитивная» свобода, побуждающая субъекта, будь то частное лицо или корпорация (в том числе и государство), навязывать собственные принципы, представления, цен ности и нормы другим субъектам. В этом волеизъявлении, несомненно, присутствует некий властный, т. е. публично правовой, элемент, который становится предпосылкой для превращения свободы принуждать в откровенное господ ство, становящееся ее последним пределом.
«Справедливость» как оценочное суждение ближе располагается в семантическом ряду к равенству, в отно
1. Равенство против свободы |
143 |
шении же «свободы» выполняя лишь специфическую роль побудительного мотива: призыв к свободе связывается с необходимым восстановлением исконной справедливости. Справедливым представляется именно состояние свободы, а не зависимости, рабское состояние — это вынужденное и вторичное состояние, первичным и естественным всегда остается состояние свободы.
Что касается отношений свободы и равенства, они наиболее обстоятельно были затронуты и рассмотрены в контексте преимущественно демократических институций и в рамках демократических идеологий. По мнению Ари стотеля, на основании справедливости, как она понимается с демократической точки зрения, т. е. при наличии у всех равной доли власти, и возникает демократический строй: равенство при этом будет состоять в том, чтобы не позво лить более многочисленному классу неимущих не давать большей власти, чем классу состоятельных граждан, и чтобы «верховная власть принадлежала не одним, но всем в равной степени (по количеству). Таким способом... в го сударстве осуществляются равенство и свобода» (Ари9 стотель. Политика. VI. 10. 1318 а).
Свобода и равенство представляют здесь два парал лельных, взаимосвязанных и одновременно противоречи вых начала: так, свобода требует, чтобы народом, этим субъектом демократического правления, как можно мень ше действий осуществлялось по приказанию, а власть пра вительства тем самым сводилась бы к некоему минимуму; демократия внимательно следит за тем, чтобы никакое ли цо не располагало бы правом и возможностью приказы вать, поскольку это доставляет ему явное превосходство над всеми другими субъектами, но чтобы распоряжались и
144 Глава 4. От демократии к диктатуре: точка зрения «правых»
приказывали сразу все вместе, как это может делать толь ко коллективный субъект. Тем самым демократия не жела ет не только усиления личной власти, но и расширения личной свободы, и в этом есть своя логика: поначалу сво бода не представляет собой какой либо привилегии, по скольку она дана всем и каждому Богом и природой, одна ко очень скоро она становится такой привилегией: реали зуясь на деле, свобода присоединяет к себе все новые и новые вольности, создавая вместе с ними целую группу других преимуществ, соединяющихся в некую независи мую и уже социальную по характеру силу, и с этого мо мента перестает быть только свободой, превращаясь тем самым в ощутимую силу и авторитет (чего демократия ни как не желает допустить).
Неожиданно преобразившись, свобода становится си лой отрицательной, и ее «негативность» явно оказывается следствием причины, столь же важной и для процессов рождения политического и правового равенства, а именно индивидуализмом; оба исторических факта (появление по литической свободы и политического равенства) порожде ны общей причиной, но оказываются в противоречии друг другу, как и перспективные результаты их развития, — «дойдя до конца и до крайности, один из них разрушил бы государство, другой установил бы чистейший деспотизм»1. Каким образом это оказывается возможным?
Раймон Арон заметил, что в понятие демократии, ко торое использовал Алексис де Токвиль вслед за Аристоте лем, входит прежде всего уравнивание условий жизни, и в этой идее одновременно заключены как идеальное соци
1 Фогэ Э. Моралисты первой трети XIX века. СПб., 1900. С. 3. (Опубликовано в Интернете.)
1. Равенство против свободы |
145 |
альное равенство, так и реальная тенденция к одинаковому образу и уровню жизни — тем самым, полагал Р. Арон, позиция А. де Токвиля здесь вступает в явное противоре чие с убеждением Ш. Монтескьё (которому он до этого момента постоянно следовал в своих политических по строениях) в том, что именно неравенство является движу щей силой и гарантией политической свободы. Основную цель интеллектуального поиска, который осуществлял Ток виль, Арон определяет как попытку осмыслить принципи альную возможность сосуществования равенства и свобо ды, именно это и составляло основную диалектику, которой придерживались как Монтескьё, так и Токвиль, правда, приходя при этом к различным выводам. Различие как принцип характерно для монархической формы правления, демократия же сосредоточена на идее равенства, поэтому и представления о свободе в обоих случаях существенным образом отличаются друг от друга. Свобода как производ ная (не)равенства складывается тем самым из первичных установок, господствующих в обществе и имеющих непо средственное отношение к проблемам равенства прав: мо тивации к равенству не только предшествуют ощущению свободы, но и определяют его. Свобода в монархиях осно вывалась на качественном различении статусов и заслуг от дельных сословий и чувстве чести. Равенство деспотизма прежде всего есть равенство закабалений, что касается де мократических обществ, то в них преобладающим чувством всегда является необоримое желание добиться равенства любой ценой, что в перспективе и с большой вероятностью может привести к аналогичному с монархическим закаба лению, хотя при этом вовсе не подразумевается сохранения каких либо форм классического рабства.
146 Глава 4. От демократии к диктатуре: точка зрения «правых»
Следующим логическим шагом развития демократии становится устранение качественных различий, издавна существовавших между благородными и неблагородными видами деятельности (различий, столь тщательно подчер киваемых в античных и средневековых обществах), дви жение в сторону общества «всеобщего наемного труда». А. де Токвиль подчеркивал, что, хотя главным принципом демократии (в том смысле, какой этому слову придавал Ш. Монтескьё) является интерес, а отнюдь не доброде тель, однако при обеих формах закабаления (монархиче ской и демократической) граждане одинаково послушно подчиняются определенной дисциплине морали, да и сама устойчивость государственности (в монархиях и демокра тиях) также основывается прежде всего на преобладаю щем влиянии нравов и верований на индивидов1. Ощуще ние равенства или неравенства всегда остается внутренним ощущением, не знающим точной меры, и несмотря на фор мально определенное различение статусов, сословий, раз рядов и т. п., это ощущение никогда не может стать адек ватным этой внешней дифференциации, ведь слишком множественными и субъективными являются критерии та кого различения.
Следовательно, мотивация к равенству выступает как трудно улавливаемая и вполне иррациональная характери стика, присущая людям по природе, однако стремление это рационально не обосновано и, как кажется, вовсе не связа но со свободой и стремлением к ней. Таким образом, ра венство оказывается результатом и целью эгоистического отторжения стремящегося к нему человека от своего ближ
1См.: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.
С.228—229, 240, 260.
1. Равенство против свободы |
147 |
него; желание не отстать от него, но и не особенно прибли жаться к нему — это самое яркое проявление индивидуа лизма в мыслях и действиях; трезвое размышление и на блюдения показывают нам, что люди отнюдь не равны между собой ни по природе, ни по своему положению в об ществе, но при этом мы самоуверенно полагаем, что к нам это никак не относится, и мы, недостаточно оценивая себя (или переоценивая), тщательно оцениваем соседа. Из об ласти межличностных отношений эта мотивация перено сится в область социальных и политических связей.
А.де Токвиль заметил, что человек эпохи демократии
сявной неохотой подчиняется своему соседу по социуму, которого он считает равным себе, он не хочет слепо верить в его справедливость и ревниво относится к его установ ленной власти, вместо этого ему нравится напоминать со седу об их общей подчиненности одному и тому же высше му господину. Учитывая эту психологическую особенность своих граждан, центральное правительство всячески по ощряет политическое и правовое единообразие, именно оно избавляет правительство от необходимости издавать бесконечное количество законов, и вместо того чтобы «создавать законы для всех людей, правительство подго няет всех людей без разбора под единый закон». В этом проявляется то единство чувств, которое выражается в сходстве помыслов каждого индивидуума и правительст ва, в этом же заключается и скрытый мотив демократиче ского единения1.
Неожиданным образом стремление к равенству порож дает стремление к единству, интерпретируемому как цен
1 См.: Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 485.
148 Глава 4. От демократии к диктатуре: точка зрения «правых»
трализация; и тогда в частноправовые отношения вмеши вается публичная власть, администрация, к которой убеж денные в собственном равноправии субъекты обращаются как к своему арбитру. Однако сама власть уже не удовле творяется только этой ролью: устраняя из политической сферы различного рода промежуточные властные инстан ции, через посредство которых центральная власть и на род могли бы общаться, она хочет остаться единственным властным центром, открыто позиционируя себя в качестве такового в политической практике и идеологии. А. де Ток виль констатирует: различные права, которые в настоящее время изъяты у целых классов, корпораций и отдельных граждан, отнюдь не были положены в основу создания более демократических органов местной власти, а скон центрировались в руках верховных правителей. «Могу щество правителя распространяется сегодня не только на всю сферу прежних органов власти, границы этой сферы уже не могут сдерживать его власть, и она начи нает распространяться на те области, которые всегда ра нее были сферой индивидуальных свобод», становится очевидным, что правители не только хотят управлять всем народом, но и считают себя ответственными за де ла и судьбы каждого своего подданного и готовы вести каждого из них за руку, чтобы сделать его счастливым даже против его воли1.
В ситуации «политической энтропии», когда пред ставление о власти выражается в вере в некий безликий принцип и верховенство, реальной власти легче всего справиться с сопротивлением и местных властей, и отдель
1 См.: Токвиль А. де. Демократия в Америке. С. 489—490.
1. Равенство против свободы |
149 |
ных фрондирующих индивидов: бесформенная масса легко отдается во власть неперсонифицированной и квазитранс цендентной силы, опасаясь только одного, — чтобы ею не управлял выдающийся во всех отношениях и привилегиро ванный субъект. Масса не терпит персон и личностей, че ловек массы не выносит качественных различий, он ассо циирует, отождествляет себя с массой, со всеми или, на ху дой конец, с большинством.
Поскольку в основе демократии лежит «отрицатель ное» равенство, устанавливаемое между несхожими людь ми, которые при своей разобщенности и разнообразии уже не различают того, кто стоит выше, а кто ниже, кто лучше и кто хуже, кто вождь от рождения и кто создан для под чинения, то все они подчиняются если не вере во всеобщее равенство, то хотя бы провозглашению этого принципа. Если ранее во избежание вечной борьбы они отказыва лись от подчинения одних другим, теперь же во избежание борьбы они «начинают подсчитывать голоса» — так рож дается арифметическая и абсурдная власть большинства.
Конечно же, легче сносить неравенство, когда оно яв ляется результатом действия безличных сил. И оно же значительно сильнее ранит достоинство человека, когда является частью какого то персонифицированного и ра ционального замысла: невзгоды, вызванные постановле ниями властей, значительно труднее воспринимать, чем страдания, выпадающие естественным путем на долю каж дого, «плохо быть винтиком в безликой машине, но несо измеримо хуже быть навсегда привязанным к своему мес ту и к начальству, которого ты не выбирал... Кошмар, предсказанный английскими политическими мыслителями XIX в., — государство, в котором «путь к преуспеянию и
150 Глава 4. От демократии к диктатуре: точка зрения «правых»
почету пролегает только через коридоры власти», — бу дет воплощен тогда с такой полнотой, какая им и не сни лась»1.
Разрушив старые иерархии и закон, народы (сами по ходу этого процесса превращающиеся в массы) анархиче ским образом рушат саму государственность, не замечая того, что внутри этого хаоса и разрушения вызревает не кая неведомая им новая и еще более мощная власть. По ставив своей целью добиться равенства, этой политиче ской утопии, революционеры сознательно или бессозна тельно создают еще более могущественный механизм для его достижения и организации, и тогда принцип организа ции побеждает свободу, состояние, которое, как показыва ет история, свойственно только коротким моментам безвла стия или перехода власти. Следующим образом А. де Ток виль рисовал картину послереволюционного общества: мощные династии в нем подорваны или разрушены, наро ды ведут активную борьбу с установленными ими закона ми и институтами. И в это же анархическое время у этих непокорных народов государство постоянно расширяет свои прерогативы, становясь все более централизованным, предприимчивым, абсолютным и всемогущим; создается впечатление, что происходят сразу две разнонаправленные революции — одна постоянно ослабляет власть, другая ее неустанно усиливает; «никогда ранее власть не представ лялась нам ни столь слабой, ни столь сильной».
Очевидно, что здесь наличествуют истоки двух проти воположных революционных традиций: пока демократи ческая революция была в разгаре, люди, занятые разруше
1 Хайек Ф. А. Дорога к рабству. М., 1992. С. 85.